Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий

писала под ее диктовку письма… Ее зрение сильно ослабло, так что Еве приходилось читать ей вслух… переписку Гёте и Гумбольдта, новые рассказы Герхарта Гауптмана или сочинения мужа Евы англичанина Чемберлена, в которых речь шла главным образом о евреях, их „тлетворном“ влиянии или о превосходстве „арийской“ расы над „семитской“».

В то время овдовевший Франц Байдлер жил со своей домохозяйкой Вартбургой Расс, которая родила ему в 1915 году сына, а в 1917 году – дочь. Сын Изольды тяжело переживал отцовскую измену, из-за которой так страдала его мать, и полагал, что развод родителей был бы лучшим выходом из создавшегося положения, поскольку дал бы Изольде возможность получить прощение матери и брата. Впоследствии он писал своей тетке Бландине: «Я уже давно собирался что-то предпринять, чтобы добиться примирения матери с семьей, поскольку видел, как она страдает от этой размолвки, которую она и в самом деле не смогла пережить. Поставив себе эту задачу, я стал входить во все большее противоречие со своим отцом, который понимал и любил меня так же мало, как я его. А поскольку я считал единственным препятствием к примирению ее несчастный брак, то стремился любой ценой его разрушить и таким образом освободить мою мать от демонической власти. Дважды я был близок к цели – последний раз в 1915 году… но каждый раз приходили трогательные покаянные письма, и все мои усилия освободить мать от этого влияния оказывались бесполезными!! Потому что, оставаясь благосклонной и мягкой, моя мать его прощала, и все шло по-старому. Во всем этом есть что-то глубоко трагическое, чего я никогда не смогу преодолеть». К тому времени его отец уже давно утратил репутацию дирижера международного класса – в Германии и Австрии никто не хотел связываться с изгнанником из Байройта, в Испании его уже было неудобно именовать «маэстро Байройтского театра», а в других странах его почти не знали. В результате ему приходилось перебиваться частными уроками, доходов от которых явно не хватало для содержания новой семьи. Поэтому сразу после смерти жены он решил распродать оставшееся после нее наследство и поторопился сделать это до достижения его сыном совершеннолетия, воспользовавшись услугами известного мюнхенского аукционного дома Гуго Хельбинга. Был составлен каталог из четырехсот двадцати трех лотов, по которому можно судить об оставленном Изольдой наследстве. По большей части оно состояло из произведений искусства и антиквариата – мебели, изделий из серебра, бронзы, стекла, фарфора (в том числе голландского столового сервиза середины XVIII века на восемнадцать персон), а также множества статуэток. Из предметов живописи особую ценность представляли портреты Козимы Вагнер и Евы работы Франца фон Ленбаха, известный овальный портрет детей Листа 1843 года работы Амели де Ласепед и поясной портрет графини Мари д’Агу (маслом на фарфоре) работы Антуанетты Луизы Демарси. Все эти и многие другие ценности (в том числе восьмистраничная рукопись ранних песен Рихарда Вагнера) были проданы на аукционах в конце сентября 1919 года за 130 447 марок. Впоследствии сын Изольды сокрушался по поводу исчезновения принадлежавшего его матери изумруда с вырезанным на нем изображением деда Рихарда. В аукционном каталоге он не значился, а отец ему сообщил, что вернул его семье по ее требованию. По-видимому, так оно и было, потому что впоследствии этот драгоценный предмет неведомым образом оказался в собственности внучки Изольды (единственной дочери ее сына) Дагни Байдлер. По поводу других предметов Козима не очень беспокоилась – во всяком случае, из всего списка проданного на аукционе впоследствии в музее Вагнера в Байройте оказался только портрет Зигфрида Вагнера 1900 года (масло на дереве) работы франкфуртского художника Максимилиана Россмана. С продажей наследства жены Байдлер поспешил, поскольку разразившаяся вскоре инфляция превратила выручку в прах. В выигрыше оказались покупатели. Не желавший никоим образом зависеть от отца, который и сам не стремился поддерживать отношения с сыном, Франц Вильгельм Байдлер подал прошение о признании его дееспособности и после ее подтверждения властями Санкт-Галлена поселился в Кобурге, где завершил свое среднее образование в гимназии Казимирианум.

* * *

В июне 1919 года Зигфрид скромно отметил свое пятидесятилетие. Гастрольные поездки и фестиваль его музыки намечались только на осень, поэтому юбилей праздновался в семейном кругу с приглашением самых близких знакомых. Главным подарком друзей стал наконец-то изданный второй том сборника статей умершего еще в 1915 году Фридриха Глазенаппа Искусство Зигфрида Вагнера, украшенный рисунками Франца Штассена. По этому поводу Зигфрид писал своему другу: «Книга Глазенаппа с превосходным портретом дорогих мне людей на первой странице доставила мне истинную радость. Этот дар мне тем более дорог, что дает почувствовать, будто автор пребывает среди нас. А твои роскошные рисунки! – как жаль, что среди них нет твоего портрета. Все было так уютно, а у Винни обнаружился режиссерский талант, который еще заставит меня ревновать». В августе – еще одно радостное событие: у Зигфрида и Винифред родился второй сын, которого нарекли Вольфганг Манфред Мартин. В отличие от прочих детей в семействе Вагнер, его первое имя не связано с персонажами опер Рихарда и Зигфрида; оно было дано по созвучию с именами первых двух сыновей Зигфрида (Вальтер и Виланд). Кроме того, Зигфрид отдал должное боготворимому в семье Вагнеров Гёте. Второе имя – то же, что и у старшего сына Бландины: в обоих случаях оно связано с внебрачным сыном императора Священной Римской империи Фридриха II Манфредом Гогенштауфеном, который в 1258 году стал королем Сицилии. Мартином новорожденного назвали в честь Лютера. По-видимому, в составлении этого букета имен приняла активное участие Козима; во всяком случае, в сентябре того года она писала князю цу Гогенлоэ-Лангенбургу: «Мы назовем его Вольфганг Манфред Мартин, и таким образом его небесными покровителями будут Гёте, Гогенштауфен и Лютер; с волнением я рассматриваю это маленькое существо, чье развитие мне уже не суждено наблюдать, но которое – я в этом уверена! – в тяжкие часы своей жизни ощутит на себе мое благословение». Уже научившиеся ходить Виланд и Фриделинда больше всего любили проводить время в комнате Козимы, где их привлекала громоздкая плюшевая мебель и множество занятных предметов, принадлежавших еще их деду Вагнеру и прадеду Листу. Но самое большое удовольствие внукам доставляла сама восьмидесятилетняя Козима, позволявшая им расчесывать себе волосы и даже чистить зубы. Вскоре к первым двум внукам присоединился едва подросший Вольфганг.

Как и в декабре 1917 года, когда в Штутгарте готовили премьеру оперы Во всем виноват Наперсток, знавший о тяжелом материальном положении многих своих друзей Зигфрид настоятельно не советовал им принимать участие в его осенних гастрольных поездках. Вот что