Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К концу лета 1916 года Германия оказалась в военном и политическом тупике: после того как командование войсками было поручено Гинденбургу (формально император по-прежнему оставался главнокомандующим), кровопролитные сражения на Сомме и при Вердене не принесли ожидаемого перелома в ходе войны. Испытываемая обществом патриотическая эйфория давно сошла на нет и сменилась глубоким разочарованием. Одним из немногих мест, где по-прежнему верили в скорую победу в результате назначения Гинденбурга начальником штаба, а генерала Людендорфа – его заместителем, был Ванфрид. Восьмидесятилетняя Козима писала Чемберлену, не выходившему из своего дома, расположенного в двух шагах от семейной виллы: «Сообщение о том, что Гинденбург принял на себя верховное командование, наполняет меня таким ликованием, что я хотела бы услышать звон всех колоколов и вывесить флаги». Уставшему от войны населению подобное поведение могло бы показаться не вполне адекватным: так могли себя вести только изолированные в своих апартаментах люди байройтского круга. Между тем напуганные ростом забастовочного движения и усилением антивоенных настроений правые политики основали в сентябре 1917 года Немецкую отечественную партию, во главе которой встали гроссадмирал Альфред фон Тирпиц, оснастивший Германский рейх вторым в мире военно-морским флотом, но уже успевший потерпеть крупное поражение, и генеральный управляющий Восточной Пруссии Вольфганг Капп – два политика ярко выраженных националистических убеждений. Это была, собственно говоря, не столько партия, сколько движение, объединившее всех противников либерализма и социал-демократии и сторонников авантюрной милитаристской политики; как ни странно, меньше чем за год оно добилось огромных успехов. К лету 1918 года Отечественная партия насчитывала в своих рядах 1,25 миллиона членов, объединенных в 2500 местных организаций. Естественно, обитатели Ванфрида приветствовали создание этой партии и оказались в ее первых рядах. Не утратившая боевого настроя Козима писала князю цу Гогенлоэ-Лангенбургу: «Мы здесь с восторгом присоединились к Отечественной партии. Я нахожу великолепными оба призыва и замечательную речь Тирпица». Ей вторил Чемберлен: «Наконец-то мы снова слышим речь немецкого государственника!» Партия доверительно обращалась к населению: «Существует опасность, что навязанная нам война завершится миром, который нанесет нам самый большой вред. Тогда все жертвы будут бесцельны, все победы – напрасны. Этого не должно случиться». Поэтому многие с радостью поддержали призыв партии: «Мы с готовностью переносим нужду и лишения, чтобы ценой колоссальных жертв и неслыханного напряжения всех сил Гинденбург смог добиться мира, который принесет нашей родине победа». Любые сомнения в добросовестности намерений партии и ее старшего брата – созданного в 1891 году националистического Всегерманского союза – пресекались членами семьи безоговорочно. Когда жена дирижера Михаэля Баллинга Мари выразила подобное сомнение, Ева Чемберлен резко ее осадила, заявив, что та судит односторонне, поскольку начиталась лживых либеральных газет: «У тебя сложится совсем иное впечатление о Всегерманском союзе, если ты посмотришь на одни только имена участников этого истинно немецкого объединения. Грандиозное движение Отечественной партии многим ему обязано – и какие у тебя могут быть против него возражения?! Мама с восторгом присоединилась к нему одна из первых! Зигфрид и Винни ездили на собрание в Мюнхен и возвратились под впечатлением от речи Тирпица. Тебе следует ознакомится с его выступлением, но только не в искаженном представлении еврейской прессы, а с дословным текстом, который публикуют только наши славные немецкие газеты».
Байройтское семейство являло собой прекрасный пример того, какое мощное воздействие оказывала пропаганда Отечественной партии на население. Чемберлен посвятил ей несколько своих статей военного времени, и в октябре 1917 года местное отделение партии в Йене пригласило его выступить с докладами, однако к тому времени у байройтского идеолога уже не было на это сил. Помимо прославления войны Чемберлен выявлял и клеймил в своих публикациях врагов рейха, обвиняя их в пораженчестве и предательстве; одним из объектов своих нападок он сделал либеральную газету Frankfurter Zeitung. 9 ноября 1917 года он опубликовал в консервативно-шовинистической Deutsche Zeitung статью, в которой прославлял Отечественную партию, а по поводу Frankfurter Zeitung как бы вскользь заметил: «Любому посвященному известно, что в нашей среде действует враг. Еще много лет назад Бисмарк рассказывал, что ему не раз приходилось наблюдать, как едва что-то затевается против Германии, Frankfurter Zeitung тут же пытается этим воспользоваться, в результате чего между этой газетой и английским правительством устанавливается непосредственная связь. Теперь же утверждают (не знаю, по праву или нет), что это издание, пользующееся большим влиянием в Южной Германии, полностью принадлежит врагу». Оскорбленная газета тут же отреагировала, назвав Чемберлена ренегатом, поскольку он не настоящий немец. Кроме того, в начале 1918 года группа лиц, в том числе внук основателя газеты Генрих Симон, подали на Чемберлена в суд, обвинив его в публичном оскорблении. В качестве адвоката ответчика выступил председатель Всегерманского союза и один из основателей Отечественной партии советник юстиции Генрих Клас. Иск на суде поддерживал видный франкфуртский юрист доктор Мориц Филипп Герц. В своей речи Клас прежде всего поддержал своего подзащитного Чемберлена, обвинившего газету Frankfurter Zeitung в том, что она выражает интересы враждебной державы (нападение, как известно, лучший способ защиты!): «Она делала все возможное, чтобы нанести ущерб престижу Германии за рубежом в результате искажения внутреннего положения в стране». Вдобавок он обратил внимание суда на то, что речь идет не только о репутации его подзащитного, который, как известно, является видным «борцом национального движения», но и о репутации Отечественной партии. И суд поддался на
