Пустошь, что зовется миром - Аркади Мартин

пребывал в ужасе еще до того, как состав сошел с рельсов. Даже если никто не пытался его убить, он может умереть сам по себе, если и дальше будет чувствовать себя столь унизительно ничтожным.

Но ему необходимо вернуться туда. Никто другой за него это не сделает. А он не знал, где еще, кроме как в космопорте Сокровенной области, можно найти «Осколок» или киоск министерства информации, чтобы отправить императорское послание по системе внутренних гиперврат. Возникло ощущение, будто его желудок ползет к горлу.

«Вот же гребаные звезды!» – чуть не криком вырвалось из него, впервые в жизни произнес он нецензурное слово, как взрослый. А потом его вырвало. Он отвернул голову от инфокарты, чтобы на нее не попало.

* * *

– Нет-нет, я жив, Мальва, – сказал Двадцать Цикада, его голос звучал едва различимо через хрипы и помехи. Три Саргасс подалась поближе к консоли связи, словно это могло что-то изменить, да она и сама понимала, что ничем не поможет. – Пока жив. Пытаюсь понять, что меня прикончит – жара или эти когти, – ты не волнуйся, охоту на меня никто не объявлял, я… гммм, я заложник, который говорит или рисует как минимум. Долго я с тобой говорить не могу. Их не особо интересуют наши немузыкальные ротовые звуки, а ты всех певцов забрала на корабль.

– Не говори со мной, – сказала Девять Гибискус. – Говори с ними. И не умирай. Эта линия открыта, я пошлю за тобой «Осколки»…

– Если бы мне были нужны «Осколки», то я ко времени их прибытия был бы уже мертв. Стой. Они, кажется, рисуют фракталы. Или… мицелий…

Снова помехи. И молчание.

В это молчание Три Саргасс со всей порочной шутливостью, которую сумела собрать в себе, сказала:

– Ну, видите? Все еще говорит. Лично я считаю, что мы должны дождаться официальной команды императора, прежде чем бить по ним кулаком. Вы же сами знаете, что, как только начнете атаку на планетарную систему, Двадцать Цикада умрет на Пелоа. Ради чего, яотлек? Какую жертву вы приносите?

Девять Гибискус медленно повернулась к ней – это движение было более угрожающим, чем было бы быстро катящееся на нее колесо. «Так вот почему грузик для колеса, – подумала Три Саргасс, – теперь понятно». Только бы никто не заметил, что она вот-вот впадет в истерику. Истерика должна была случиться после переговоров!

– Я уже послала запрос на подтверждение императору, уполномоченный. Нет смысла повторять этот аргумент.

– Конечно, – ответила Три Саргасс. «Легче, спокойно!» Затем она повернулась в своем треугольнике лицом к Дарцу Тарацу. – Скажите нам, советник, – проговорила она, роняя уровень официоза и придавая своему голосу злобно-скучающее выражение: поэт, которому при дворе приходится разговаривать с кем-то малограмотным. – Каким образом, по вашему мнению, посол Дзмаре может быть в ответе за ваше, скажем так, неожиданное явление? Насколько мне известно – а я была вместе с послом с того времени, как вы любезно позволили мне приостановить ее заслуженный отпуск, – она не сделала ничего иного, кроме соучастия во всеобщих попытках минимизировать потери и пролить свет на этот беспросветный конфликт. Что, вы там сказали, она не смогла сделать? Связаться с вами? Советник, да когда у нее было на это время?

Все эти переговоры напоминали старую-престарую голодраму по метафорическому сюжету с Девять Гибискус, заменяющей императора, и мостиком, заменяющим сверкающие своды Дворца-Земля… И да, она же упустила из виду Город, впервые за долгое время и подчеркнуто.

Это было мастерское небольшое представление, если только Три Саргасс могла оценивать собственные риторические способности. Ей понравилось «пролить свет на этот беспросветный конфликт» – хорошая перефразировка Одиннадцать Станка, и кто-нибудь наверняка оценит аллюзию. Впрочем, может быть, оценит только она сама.

Но на Дарца Тараца это, как ни грустно, не произвело впечатления. Он вообще никак не прореагировал на Три Саргасс, только посмотрел на нее взглядом, исполненным презрения, и повернулся, чтобы сказать Махит на языке станции еще одну отрывистую фразу, состоявшую из смеси согласных. Три Саргасс четко уловила несколько слов, одно из них – «Искандр», другое – «империя», которые на тейкскалаанском звучали совсем иначе. Махит, в чье горло все еще упирался пистолет, закрыла веки, вздрогнув ресницами. Когда она открыла их, ее глаза смотрели иначе. Она стала не совсем собой. Кривая ее рта широко раскрылась, жест руки был неторопливым и всеохватывающим. Как будто она была одержимой. Как будто она была… Искандром Агавном, наверно.

Кто из них двоих красивыми руками Махит обследовал тело Три Саргасс? Какой совершенно неуместный вопрос – зачем он возник в голове сейчас?! Особенно с учетом того, что ответ, скорее всего, шокирующий: оба. Ей никогда не будет нравиться сама идея имаго-машин. Впрочем, вряд ли это имело значение, если Махит вот-вот убьют…

Даже ее голос зазвучал иначе, когда она заговорила. Сначала на языке станции – она опять произнесла слово «империя» на станционном, и еще одно, знакомое Три Саргасс, – «партнерствовать», она встречала этот глагол в таможенных документах. А потом – слава всем мелким божествам, которым кто-нибудь приносил в жертву кровь! – Махит сказала по-тейкскалаански:

– Советник, вы поставили мне задачу – научиться понимать чужаков и повлиять на то, чтобы их поведение стало более благоприятным по отношению к станции. Разве не об этом вы всегда говорили мне?

Так тут есть история. Три Саргасс хотела ее узнать, почувствовать ее во рту, пережевать и выплюнуть. А что, если Дарц Тарац требовал от Махит диверсионной работы, как требовал от Искандра Агавна, который был любимым варваром императора Шесть Пути? Какое из этих указаний Агавн отказался выполнять, а какое выполнил?

Пять Чертополох сильнее упер пистолет в горло Махит. Молчание. Движение ее челюсти, когда она проглотила слюну, было скованным.

– Разве это не признание в шпионаже, яотлек? – спросил Пять Чертополох. – Воровать наши тайны и пытаться влиять на наше поведение!

Что было равносильно вопросу: «Мне пристрелить ее сейчас?», а потому Три Саргасс теперь было необходимо сказать правильные слова…

Но Девять Гибискус успела раньше:

– Никто, Пять Чертополох, не ждет, что варвар будет в первую очередь думать о ком-то, кроме своих собратьев-варваров.

Как это верно! Махит не понравится эта правота, но, может быть, Три Саргасс может уладит это позднее.

– И все же, – быстро прервала яотлека Три Саргасс, – посол Дзмаре выразила готовность поехать со мной, когда я ее попросила, приложить свои знания к нашим усилиям по первичному контакту, послужить не только своей станции, но всему Тейкскалаану. Ничто не бывает простым, яотлек, когда имеешь дело с варварами, особенно с Махит Дзмаре, которая возвела на трон нашего императора и предупредила о нашем враге. Она очень хорошо знает нас, но все равно приняла мое предложение.

Сказав это, она поняла, что извиняется. За глупость с жакетом Махит, за то, что не говорила с ней, за то, что, приехав забрать ее с собой на войну, исходила из уверенности, что Махит согласится. Конечно, согласится – ведь когда империя просит, пусть даже устами друга или вероятного любовника, у варвара нет ни малейшей возможности отказаться, и чтобы при этом его продолжали считать за человека.

Она с горечью