Политические сочинения. Том II. Социальная статика - Герберт Спенсер

торговли случилось, однако же, то же самое, что и с более простыми явлениями жизни неорганической. Постоянство в их последовательном ходе разрушило постепенно учение о зависимости этих явлений от деятельности отдельных личностей. Неодолимая сила очевидности, наконец, установила веру в закон спроса и предложения точно так же, как тысячи лет тому назад она установила веру в закон тяготения. Развитие науки политической экономии есть новая победа веры в безличных деятелей над верой в личных. Ее следует рассматривать как звено в ряду перемен, начавшихся с первой победы философии естественных наук над предрассудком.

§ 4. По счастью, теперь уже не нужно подкреплять учение о свободной торговле соображениями здравой политики. Со времени Солона люди постоянно пытались вводить улучшения в естественные законы торговли и, наконец, начали убеждаться, что такие покушения более чем бесполезны. Политическая экономия исполнила свое главное призвание: она показала нам, что в этом случае самое лучшее – предоставить дела их собственному течению. Такое убеждение еще более укрепилось в нас возрастающим чувством справедливости. Мы узнали по опыту, что из несправедливых постановлений может происходить одно только зло – закон, неизменность которого отцы наши испытали во многих случаях, и самим нам придется испытать еще в очень и очень многих. Это был еще один урок, показавший нам всю необходимость уважать принципы отвлеченной справедливости. Если правильно смотреть на дело, то окажется, что лига против хлебных законов, с ее лекциями, газетами, чудовищными митингами и тоннами брошюр, учила народ правилу, которое и без того должно бы быть для него ясным, – правилу, что нарушение человеческих прав не может породить никакого добра. Чтобы мы хоть отчасти поняли это, нужен был для нас горький опыт и чудовищная масса толков и убеждений. Если мы еще себе не разъяснили, справедливо это или нет по отношению к другим предметам, по крайней мере, мы теперь вполне убеждены в справедливости сказанного правила по отношению к торговле. В этом случае мы наконец-таки заявили, что впредь будем следовать закону равной свободы.

XXIV

Религиозные учреждения

§ 1. По принятому обычаю нам необходимо заняться здесь положением, которое читатель мог уже вывести сам из главы XXII, именно: правительство поступает несправедливо, употребляя часть своих доходов или часть народного имущества на распространение христианской ли, другой ли какой религии. Если, подобно нашему, правительство насильно отнимает у граждан деньги для того, чтобы поддерживать национальную церковь, то оно виновно в нарушении тех прав, которые обязано охранять; оно совершает преступление против свободы деятельности способностей, защита которой составляет его назначение. Выше было показано, что если правительство уменьшает свободу деятельности подданного более, чем это нужно для охранения остальных, то оно нападает, вместо того чтобы защищать. Государство такими мерами понуждает граждан отказываться от его помощи, если право такого отказа за ними признано (а рассматривая вопрос с отвлеченной точки зрения, это так и должно быть); оно без нужды стесняет свободу тех, которые от него не отказываются, и в том же самом размере нарушает свои обязанности. Если мы применим к этому случаю общие принципы, установленные выше, то найдем, что государство не может принимать на себя религиозную проповедь, не мешая прямо своим настоящим отправлениям и не уменьшая отчасти своей способности к их выполнению.

§ 2. Поведение английского духовенства представляет нам интересный пример того, каким образом люди, раз отказавшись с негодованием от известных убеждений, принимают их снова, только в слегка замаскированном виде. Учения римской церкви, против которых наше духовенство так яростно проповедует, защищаются им же в применении к своей собственной вере. Всякая государственная церковь в существе своем – то же папство. У нас есть свой Ватикан – дом Св. Стефана[77]. Разница только в том, что наш первосвященник состоит из нескольких лиц. Наша тройная тиара разделена на части: одна приходится на долю монарха, другая достается пэрам, а третья – палате общин[78]. Это, однако, не составляет резкого различия. По существу своему папством будет всякая претензия на непогрешимость. С точки зрения принципа все равно, заявлено ли такое притязание одним или несколькими людьми. Если удивительное требование: «вы должны верить тому, что мы признаем за истину, а не тому, что сами считаете правдой» исходит от парламентского большинства, то оно, без сомнения, менее оскорбительно, чем когда исходит от одного лица. Но все-таки возникает вопрос: по какому праву люди эти делают такое провозглашение? Откуда они взяли свою непогрешимость?

Нет надобности доказывать, что правительство, устанавливающее религию, изъявляет этим претензию на непогрешимость. Прежде чем будет установлена церковная организация, необходимо составить себе ясное понятие о том, к чему она должна привести. Прежде чем назначены будут для проповеди священники с жалованьем от государства, необходимо решить, что они будут проповедовать. Кто же должен решать в этом случае? Ясно, что государство. Оно должно само выработать веру; если же не само выработать, то назначить для этой цели одного или нескольких людей. Оно должно каким-нибудь путем открыть истину и отделить ее ото лжи; стало быть, оно не может избегнуть и сопряженной с этим ответственности. Если государство станет само устанавливать учение, которое должно преподаваться, государство за него отвечает. Если оно препоручит избрание учения другим, опять-таки ответственность не уменьшается, так как, во-первых, от него изошло назначение тех, которые выбирают, и, во-вторых, оно одобрило их выбор. Сказать, что правительство должно установить и поддерживать систему религиозного воспитания, – это значит сказать, что из всех вероучений, которых придерживались и придерживаются люди, оно должно выбрать самое истинное. Оно должно решить, какая вера лучше – римско-католическая, греко-православная, лютеранская или сделать выбор между системой доктора Пюзея, высокой и евангелической церковью[79]; оно должно определить, когда следует нас крестить: в детстве или в совершенном возрасте? На чьей стороне истина: на стороне тринитариев или унитариев?[80]Как спасаются люди: верой или делами, попадут ли неверные в ад или нет? Должны ли священники проповедовать в белой или черной одежде? Основана ли конфирмация на Евангелии или нет?[81] Следует ли праздновать дни святых или не следует? Возрождает ли крещение или не возрождает (еще недавно были мы свидетелями дебатов по этому вопросу)? Когда государство разрешит все эти вопросы, раздробившие человечество на бесчисленное множество сект, тогда оно должно объявить, что его решение непогрешимо, что оно не подлежит спору, что оно безапелляционно. Тут нет выбора. Если государство не поступит таким образом, то оно само себя осудит на нелепейшую несообразность. Только на основании предположения о непогрешимости государства его церковная деятельность