Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine

сжав колени руками, слушая ночную тишь. Каждую минуту прошедшего дня она пыталась уговорить себя не надеяться на Александра, она пыталась думать о нём, как о человеке, который уже давно уехал, но отвратительное чувство ядовитой надежды не давало ей покоя.

«Если он уедет из Аннаба, Кабрии, так будет даже лучше… — горько думала Ишмерай, боясь своих слёз, своего отчаяния, своей пустоты одиночества. — Если с ни что-то случится, я не буду иметь к этому отношения…»

Дверь открылась, и девушка перестала дышать. Она обернулась и задрожала: в комнату вошёл Александр Сагдиард. Даже огонь в камине не мог разогнать тьму его лица, и даже тьма ночи не могла затемнить его бледность.

— Прости меня, — произнёс он мягко, горько, делая шаг вперёд. — Я не знаю, что заставило меня так разозлиться. Я всегда выплескиваю тебе всю правду в лицо, но правды о себе не выдержал и наговорил тебе столько… плохих…

Ишмерай молчала, сжимая колени, вжимаясь спиной к стене, грустно глядя на него, однако глаза уже начинали сиять.

— Ты пришёл только за этим?

— Не совсем, — он подошёл к ней ближе и сел на стул рядом с её кроватью.

На лице его отражались смешанные чувства: и горечь, и досада, и злоба, и тяжкое смирение, и негодование. И тут он взглянул на неё, пронзительно, жестко, и отчеканил:

— Я уезжаю.

Девушка застыла, сомневаясь, что он сказал это серьёзно, что он не шутит и не дразнит её. Комната эта тотчас стала у̀же, потолок — ниже, а темнота — чернее, будто два этих слова «Я уезжаю» обрушились на дом Вайнхольдов и начали рушить его. Под ней больше не было кровати — там была бездонная пропасть преисподней.

И тут, вопреки её желанию, душу её накрыл бешеный холод к этому человеку, который оставлял её, бросал на этой земле, которому было всё равно, что будет с ней, у которого, должно быть, воистину не билось сердце…

«Ты же сама уговаривала его уехать! Ты же сама винила себя во всех бедах и приняла его обвинения! Так пусть он едет!»

Но Ишмерай никак не могла принять это сердцем.

«Уезжай! — думала она, видя перед собой только пустоту. — И больше никогда не возвращайся!»

Александр решил прервать затянувшуюся тишину:

— Я еду за Бернхардом на север воевать. Мы уезжаем через неделю.

Ишмерай будто бы очнулась из своего мрачного забытья.

«Куда?»

— Воевать?! — выдохнула она. — Зачем тебе ехать на войну?!

— Меня никто не спрашивал, — усмехнулся тот.

— Адлар не смеет приказывать тебе! — Ишмерай не понимала того, что он говорит, она была не в силах уложить в своей голове всю глубину этого нелепого вздора.

— Я наёмник, забыла? — возразил тот с горькой усмешкой. — К тому же, правая рука твоего непогрешимого Бернхарда. Я не могу отказаться, пока он мой господин.

Ишмерай не верила ему. Александр Сагдиард мог отказать кому угодно, будь то король Карнеоласа, Полнхольда, Нергал или сам господь Бог. Почему он не может послать к чёрту какого-то графа? Он ведь сам граф!

Ишмерай, пытаясь осознать сказанное Александром, пытаясь представить, что такое война, будто наяву увидела вражеские армии, оружие, кровь и горы мёртвых тел, среди которых она увидела его, своего защитника, своего товарища… Ужас затопил её, и девушка, схватив его за руку, воскликнула:

— Там так опасно и страшно! Умоляю тебя, останься!

Он изумлённо поглядел на её руку, так цепко схватившую его, в её огромные изумрудные глаза, длинные пушистые дрожащие ресницы и спокойно сказал:

— Я не могу. Покровительство Бернхарда еще нужно тебе. Пока ты под его защитой, Хладвиг ничего не посмеет тебе сделать. А мне нужно его покровительство, чтобы следить за Бернхардом, Хладвигом и всем Аннабом.

— И ради этого ты пойдешь на войну?! — негодующе воскликнула Ишмерай. — Будешь рисковать своей жизнью?! Ради этого покровительства?! Александр, твоя жизнь слишком дорога для этого!

— Все мы — только прах.

— Ты не прах… — выдохнула Ишмерай, тряхнув головой. — Для меня ты не прах!

— Не беспокойся, — вдруг прохладно усмехнулся он. — Я уговорил Бернарда взять Хладвига с собой. Поэтому тебе нечего бояться — я позабочусь о том, чтобы он был далеко от тебя.

— Причем здесь Хладвиг?! — зло воскликнула девушка. — Я боюсь не за себя! А за тебя… Я боюсь, что тебя ранят или убьют, и ты больше не вернёшься ко мне…

Александр, наблюдая за ней, удивился и улыбнулся, лукаво, но искренне:

— Вот как? Стало быть, ты будешь ждать меня?

Ишмерай, взбесившись от его усмешки, фыркнула:

— Вот уж не знаю! Наверное, пусть тебя ждёт твоя Вильхельмина!

Мужчина засмеялся и уточнил:

— А ты кого будешь ждать? Бернхарда? Я единственный человек во всей Кабрии, который способен разделить твою тайну о твоей родине, твоём происхождении, твоём прошлом, воспоминания о которых ты так лелеешь.

Ишмерай промолчала, но знала, что он прав. Рука её снова протянулась к нему, нашла его руку и сжала. Как своё единственное спасение и единственную радость.

Узнав о том, что Адлар Бернхард увозит с собой на войну Элиаса Садегана, Марта Вайнхольд устроила настоящую истерику, называя Адлара жестоким зверем, не думающим о других. Господин Вайнхольд терпел её тираду из последних сил, Альжбета же сильно стиснула зубы, мечтая о том, чтобы мадам замолчала.

— Вам тоже жаль, что господин Садеган едет на войну, сударыня? — тихо спросила учительницу Мэйда.

— Почему ты так думаешь? — удивилась Альжбета, надеясь, что она не покраснела.

— Вы глядите на него так грустно и так тепло, — ответила бесхитростная девочка. — Вы же не выносите его.

— Верно, мне жаль, что он уезжает на войну. Война — это горе, страх, разрушения, столько смертей…

«Ты, Мэйда, даже представить не можешь, как мне горько… — подумала девушка, опустив голову. — Как страшно мне за него! Как больно мне, когда я думаю о том, что может с ним произойти, что могут сделать с ним враги… Враги… А кто такие враги? Какие они? Александр рассказывал, они говорят на том же языке, верят в