Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ишмерай подняла на Александра, не боясь, что за е` взглядом проследят, и зарделась: Александр смотрел на неё пристально, неотрывно, и улыбался, темно, с еле заметной лукавинкой, которую девушка еще не знала — вероятно, этот неотразимый огонек появлялся на его лице именно тогда, когда что-то ему действительно нравилось. Он будто беззвучно посмеивался. И смех этот придавал ей смелости и сил.
Девушка запела громче, заулыбалась ярче, непринужденнее, запела со смелым вызовом, глаза её заискрились, щеки весело разрумянились. В ней просыпалась та Ишмерай, которую она едва не забыла: дерзкая, дразнящая Марка, ставившая на уши весь университет, непоседливая Ишмерай, сбегающая из дома, Ишмерай, которой море было по колено, у которой за спиной росли крылья, которая никогда и ничего не боялась, которая умела мечтать ярко, невероятно и несбыточно.
Именно эта Ишмерай сейчас проснулась в девушке, именно она сейчас пела с таким задором и огнём, именно она улыбалась своей прежней улыбкой, именно её румянец сейчас светил июльским солнцем. И эта Ишмерай была прекрасна.
Ей казалось, что Атанаис стоит рядом и подпевает ей своим невероятным голосом, мощь которого напоминала море, набирающее силы топить корабли в непогоду, бушевать, взрываться до небес, соприкасаясь с молниями и чёрным небом. Ишмерай отчетливо слышала её голос, несмотря на то что сестра сейчас не могла быть в Аннабе. Она чувствовала её присутствие и сплетала свой голос с её голосом. Их голоса врастали друг в друга, сплетались ветвями. Песня туманила разум, и девушка не видела никого — ни Хладвига, ни Адлара, ни Вильхельмину. Она пела, просто пела для себя, для сестры, для своего дома, для своего прошлого и зыбкого будущего.
Ишмерай проиграла последний аккорд и, сияя улыбкой, оглядела гостей, плавно убрав руки с клавесина. Несколько мгновений гостиная молчала, затем один из гостей Адлара изумлённо зааплодировал, и к нему присоединились остальные.
— Какая красота! — восхищенно восклицала Вильхельмина. — Я никогда подобного не слышала!
Девушка, молча улыбаясь, поднялась, сделала реверанс и села в темной уголок гостиной, притягивая к себе изумленные взгляды.
— Погляди, какая она хорошенькая! — шептались молодые люди неподалеку. — Очень хорошенькая! А глаза! Какие глаза!
Ишмерай опустила глаза, вновь вскинула их, пристально и строго поглядев на шепчущихся, затем отвела взгляд, случайно уткнувшийся в Александра. Александр не глядел на щебечущую рядом Вильхельмину. Он глядел на Ишмерай, удивлённо и неотрывно, мрачно. Ишмерай почувствовала, как лицо её заливается краской, как веки тяжелеют и не могут выдержать этот тяжелый пристальный взгляд.
«Не гляди на меня! — в отчаянии думала девушка, пронзительно глядя на него. — Кто-нибудь обязательно увидит! Здесь Хладвиг, Александр, повернись к Вильхельмине!»
Вильхельмина тотчас подошла к девушке и начала забрасывать её вопросами, лучезарно улыбаясь: где она училась такому мастерству? Кто учил её?
Альжбеьа, сохраняя дерзость настроения, отвечала красавице Вильхельмине со столь же любезной улыбкой, не гнушаясь ни лживости своих ответов, ни лживости улыбок. Вильхельмина щебетала, но умела украсить болтовню такими эпитетами и улыбками, что Ишмерай оставалось лишь глядеть на неё и подавлять непрошенное чувство зависти, ибо на Вильхельмину Александр смотрел так, как не смотрел на Ишмерай.
— Ах, Альжбета, вы золото! — вновь и вновь говорила Вильхельмина, изящно взмахнув то одной рукой, то другой. — Как жаль, что у меня не было столь чудесного учителя, когда мне было четырнадцать!.. Меня тоже научили бы петь и играть на клавесине!
«Хоть что-то, чего ты не умеешь…» — с мрачным довольством подумала учительница и обругала себя за эту мысль.
Вскоре она, отвыкшая от всеобщего внимания, устала от шума и выскользнула из дома в сад подышать свежим воздухом и подумать, слушая тишину и шелест ветра — вдруг ветер принесет ей какую-нибудь весть?..
Земля, ещё не прогретая солнцем, блестела чернотой и недавно растаявшим снегом. Быстро набухали почки на худых ветвях, деревья и кусты кутались в полупрозрачную жемчужную дымку, и в воздухе пахло теплым апрельским закатом, самым роскошным закатом во всем году.
Ишмерай направилась глубже в сад, чтобы с берега тихого пруда полюбоваться засыпающим солнцем. Однако проходя по аллее еще не расцветших, могучих кустов сирени, она услышала громкий треск ветвей под ногами и, обернувшись, в ужасе застыла — через пару мгновений ее настиг Хладвиг Хёльсгрубэ, пребольно схватил её за локоть и рванул к себе.
— Ты! — прорычал он и грубо повёл её глубже в сад, но в противоположную сторону от пруда.
— Куда… — Ишмерай вскрикнула от боли. — Куда вы меня тащите?! Что вам нужно?! — она продолжала играть роль Альжбеты Камош, вовсе не знакомой с Ишмерай, которую Хладвиг видел в ней столь упорно. — Отпустите меня, сейчас же!
Ишмерай закричала, надеясь, что кто-нибудь услышит ее, но Мартина вновь начала бренчать на клавесине. В доме ее никто не услышит.
Хладвиг закрыл ей рот ладонью, больно сжав ее руки, продолжая тащить ее неведомо куда.
— Ты! — прорычал он, прижав ее к дереву, сжимая ее шею, крепко держа ее руки.
Он приблизил свое лицо к ее лицу столь близко, что Ишмерай чувствовала его дыхание на своей щеке.
— Ах ты, хитрая ведьма! — рычал он, и девушка едва понимала его от страха.
Ей непременно нужно было что-нибудь придумать, иначе он зарежет её прямо в саду Адлара Бернхарда.
— Вздумала очаровать всех своим грязным колдовским голосом?! Все поверили тебе, даже Бернхард, но не я! Я хорошо чувствую колдовство! Ты прямо как она, твоя сестра! Вы обе — шлюхи! Шлюхи сатаны!
Ярость оказалась сильнее страха. Ишмерай схватила Хладвига за руку и сжала ее так сильно, что мужчина поморщился от гнева и мрачного изумления.
— Клянусь,
