Мир, которого не стало - Бен-Цион Динур

Поучаствовать в этих разговорах, обсуждениях и дискуссиях медленно собирались друзья и приятели, и таким образом в течение нескольких недель собрался кружок активистов движения. Через месяц мы «завладели», как говорили наши противники, всем городом. Наши «владения» прежде всего включали наш союз, общество сионистско-социалистических деятелей, союз, обладающий большой привлекательностью, численность которого росла день ото дня. Но вообще наша группа друзей-активистов имела большое влияние; ее члены были людьми честными в мыслях и в поступках, сплотившимися в тесный кружок преданных единомышленников. Среди них был Давид Каплан, юноша лет двадцати, слесарь из Симферополя, воспитанник русской школы, социал-демократ, который, впервые услышав о сионизме и его задачах, проникся ими и начал интересоваться еврейской историей. Он работал на земской фабрике и был известен своей надежностью. Каплан был человеком выдающихся качеств, мало говорящим и много думающим, красивым и добросердечным. Близких ему людей было немного, а мне он был особенно симпатичен. У него был хорошие личные связи с городскими социал-демократами. Через него и я с ними познакомился. Позже я пользовался этими личными связями для организации самообороны в дни октябрьских погромов{531}.

Вторым был Залман Рахлин, портной, разумный юноша с живым и практичным умом, скромный и сообразительный. Он пользовался особым расположением Шейна и был его правой рукой в организации движения.

Кроме этих двух, в кружке активистов было еще трое членов: Зейдл и Хитрик, первый – клерк в фирме по торговле зерном, если я не ошибаюсь, а второй – бухгалтер. Оба из хороших семей, сообразительные, бойкие и дельные люди. Они оба пришли ко мне с различными предложениями в 1917 году, будучи влиятельными людьми (один из них возглавил муниципалитет).

В нашем союзе была и девушка – Геня Волынская, единственная, по-моему, еврейская служащая земства. Раньше она была близка к русскому революционному движению (эсерам), и социалистический сионизм стал для нее откровением. Она пользовалась большим уважением среди своих товарищей по работе в земстве, славилась как способный работник, была известна своим умом и преданностью. Геня была красивой девушкой, коротко стриглась, носила очки и имела облик молодой русской революционерки. Через нее я познакомился с несколькими людьми из земства, в том числе с Михаилом Ивановичем Туган-Барановским{532}, известным ученым-экономистом, одним из авторов русской социал-демократической программы, зятем лохвицкого предводителя дворянства Русинова. Она также познакомила меня с несколькими членами Крестьянского союза{533}, профсоюзной организации, образовавшейся в те дни и бывшей в нашем уезде наиболее близкой к партии эсеров (социалистов-революционеров). Все эти знакомства были «конспиративными» и внеплановыми, и только Шейн знал о них.

Кроме кружка активистов, где Шейн вел установочные беседы о социалистическом сионизме, а я зачитывал отрывки из истории евреев последних поколений, была основана комиссия по профессиональному объединению и взаимопомощи (Шейн и там был направляющим и указующим путь), а также комиссия по национальной пропаганде. Эта комиссия постановила, что я должен каждую неделю выступать в ремесленном училище с темой: «Недельная хроника. Жизнь народа и страны». Каждую субботу после полудня я рассказывал о важных событиях, произошедших за неделю, освещая их в сионистско-социалистическом ключе. Раз от раза число слушателей росло, и в субботу «Хазон, зал был полон. По просьбе публики я вынужден был прочесть специальную лекцию, дополнительную, об истории разрушения Храма.

В первое время мы не сталкивались с противостоянием. «Хозяева» всего лишь приняли к сведению, что «наших людей» так много в городе. Они не знали, что на фабриках, в ателье и мастерских занято так много еврейских рабочих. Но вскоре нам стали оказывать организованное агрессивное противодействие. Первый раз противники дали о себе знать в связи с забастовкой портных.

Комиссия по профессиональному объединению смогла организовать большую часть трудящихся города в товарищество. Шейн служил символом товарищеской преданности и примером человеческой взаимопомощи. В нашей организации были две девушки, сестры-работницы, Берта и Лиза. Берта была швеей, а Лиза работала на табачной фабрике. Лиза заболела. Выяснилось, что у нее чахотка. Шейн организовал помощь: врачей, обеспечение, хорошую квартиру. Ни одной минуты она не оставалась одна. Все наше сообщество встало на борьбу со смертью. Через два месяца Лиза умерла. Все товарищи пришли на похороны, утешали и поддерживали родственников. Это поведение увеличило популярность товарищества и прославило имя Лейзера Шейна, которого стали почитать как одного из «скрытых праведников» поколения.

Влияние Шейна было очень заметным. Он сочетал в себе нравственную силу и духовный аристократизм, который предохранял его от грязи, ржавчины и любой нечистоплотности, от воздуха, которым он дышал. В его присутствии люди становились друг другу товарищами, и само их поведение, манера речи и походка менялись.

И вот была объявлена забастовка портных. Условия их работы были тяжелыми: рабочее время было практически неограниченно, а плата не определена. Лейзер организовал забастовку и руководил ей. Ему помогал Залман Рахлин. Несколько «домохозяев» решили вмешаться (среди них были владельцы табачной фабрики). Они уговаривали портных, чтобы те не вступали в переговоры с рабочими. Они также угрожали тем, кто был готов заключить договор с рабочими, что накажут их в свое время. Волю «хозяев» выполнял владелец одной мастерской – не столько подлец, сколько дурак. Рабочие рассердились и побили стекла в его доме. Стали говорить, что это было сделано с согласия Лейзера и он даже в этом участвовал. Аргументы были такие: нельзя посылать других выполнять дело, которое может вызвать неприятие или даже осуждение. В подобных случаях ты должен сам принять участие. Лидерство очень обязывает. Если ты принимаешь на себя миссию, ты уже не можешь от этого уклониться. Забастовка закончилась заключением соглашения, и «хозяева» были очень сердиты.

Второе столкновение произошло по вопросу о самообороне.

Во время второй встречи мы с Шейном решили, что нашей главной заботой будет создание и организация в городе самообороны. Во второй половине апреля 1905 года произошли погромы в Мелитополе (18-го) и Житомире (24-25-го). В этих городах отличились силы самообороны. События в Мелитополе показали, что силы самообороны могут спасти даже в тех местах, где «погромы были подготовлены как следует» и в их организации принимала участие тайная полиция. Несколько мелитопольских погромщиков были убиты, а около сорока тяжело ранены. В газетах писали, что, если бы армия опоздала на день-два, погромщикам пришлось бы заплатить более высокую цену. Реакция властей, пообещавших отобрать оружие у сил еврейской самообороны, также доказала пользу этих отрядов, служащих препятствием осуществлению погромов. При этом было понятно, что против евреев готовятся погромные выступления крупного масштаба – как в отношении численности, так и в отношении готовности «убивать и истреблять». Связь между подготовкой погромов и подъемом революционного брожения была также ясна и очевидна. Один из вопросов, которые я затрагивал в моих «Хрониках», касался прояснения этой связи в контексте призывов к организации самообороны. В моих записях зафиксированы призывы погромщиков и свидетельства о реакции полиции на подготовительные действия «патриотических» организаций. Я приведу несколько записей, сохранившихся от тех дней в моей недельной «Хронике»: «Во всех поколениях били жидов, их бьют сейчас и будут бить в будущем. И это не должно смущать верующего христианина. Напротив, это входит в число правил христианской религии» (Харьков); «Русские братья, бейте жидов и студентов, они готовят погром против русских. Полиция поможет нам, объединимся же с полицией против евреев!» (Елизаветград); «Необходимо выступить против евреев – словом и делом» (Могилев); «Жиды хотят равноправия – возьмем их в свои руки и дадим им равноправие, как в Смиле и Черкассах. Русские, бейте евреев! Пробудитесь, проснитесь, братья-христиане!» (Кременчуг).