Мир, которого не стало - Бен-Цион Динур

– Прошу прощения, – сказал я, – господин обратился ко мне с вопросом, а я не расслышал?

– Нет, – ответил он по-русски и сразу перешел на «немецкий идиш», – но я хотел спросить у вас, молодой человек, одну вещь, и я прошу прощения, что вам помешал. Ваша фамилия Дэнэбург?

– Примерно так, – сказал я, – моя фамилия – Динабург.

– А не внук ли вы Цви-Яакова Дэнэбурга, или Динабурга, как вы сказали?

– Да, – ответил я, – но мой дед умер аж сорок три года назад, в 1862 году…

– Да, я знаю, я виделся с ним пятьдесят один год назад, в начале Крымской войны. Наша семья тогда уехала из России…

И старик рассказал мне, что он рос в городе Нежине Черниговской губернии вместе с моим дедом; затем их семья покинула Россию и эмигрировала в Австрию, в город Львов в Галиции, а оттуда перебрались в Венгрию. Теперь он преуспевающий крупный торговец и периодически приезжает в Россию по своим торговым делам. Следующей ночью он уезжает обратно. Его поразило, насколько я похож на своего деда. Он спросил меня, чем я занимаюсь. «Преподавание – это хорошо, – сказал он, – но и не хорошо. У твоего деда тоже была склонность к преподаванию, но он был вспыльчив, у него не хватало терпения, и он думал, что все должны соображать так же быстро, как он! Он знал все наизусть: Гемару, законоучителей, Каббалу и все, что когда-либо читал… По памяти исправлял ошибки и делал корректорскую работу – но был далек от людей; был праведником – но был вспыльчив. Он не терпел возражений, не понимал многого в мирских делах – но я любил его. Если ты будешь учителем и сможешь держать себя в руках – хорошо, если нет – закончишь так же, как твой дед: он очень молодым ушел из этого мира. Из-за своей вспыльчивости… Да, кстати, у меня есть много писем от него!..»

Разговор с этим человеком («Горовиц меня зовут, и у меня есть еще родственники в Нежине!») взволновал меня: уже второй раз отмечают мое сходство с дедом и предсказывают мне, что умру в молодости! И это было лишь только первым моим переживанием этого дня. После почтамта я пошел попрощаться с семьей Аарона Шифрина. Я хотел рассказать им про этот удивительный случай. Эта семья стала мне как родная. Отец – знаток Торы, дочь – редкая красавица, а сын – торговец, представитель нефтяной компании (брат Аарона Шифрина был одним из нефтяных магнатов в Баку). Когда я приехал в Одессу, то первым же делом пришел к ним в гости и застал переломный момент – споры с дочерью Женей: она хочет возобновить прерванную учебу, поступить в гимназию, а потом учиться на зубного врача – а родители «ищут ей женихов». Обе стороны согласились, что я буду «третейским судьей» в их споре, и как я скажу – так и будет. Я решил в пользу продолжения учебы; сын не мог простить мне моей готовности давать советы при том, что я сам столь непрактичен; а дочь была мне признательна. Потом я регулярно приходил к ним в гости. Отец проявлял уважение ко мне тем, что читал мне свои «примечания» к Мишне; а с Женей мы иногда ходили гулять. Она считала, что я остался йешиботником, и толкования Талмуда интересуют меня больше, чем красивые девушки… Разумеется, это было намеренное преувеличение с ее стороны. Мой отъезд из Одессы, о котором я не говорил ранее, удивил их. Их почему-то это задело. Родные так не делают, и друзья так не поступают. Их реакция несколько удивила меня. Я не чувствовал раньше, что они настолько сильно ко мне привязаны. И я даже сказал им об этом – что расстроило их еще больше.

Я ушел от них с ощущением, что, наверное, вел себя неправильно, хотя и не понимал толком, в чем именно виноват. Из-за этого разговора я не стал рассказывать им про свою встречу на почтамте, которая взволновала меня как сама по себе, так и из-за неявного пророчества, что я умру в возрасте деда. То, что я никому не рассказал про этот случай, оставило его тяжким грузом на моем сердце. Только через два дня, в субботу, мне представился случай рассказать о нем Моше Перельману. На Моше мой рассказ тоже произвел впечатление, хоть он и не захотел мне в этом признаться. Впрочем, он видел в этом исключительно подтверждение своей тревоги о моем здоровье.

В воскресенье, 11 нисана, вечером я покинул Одессу. Десятки друзей пришли попрощаться со мной: друзья из «Нахалат авот», друзья из моей ячейки, группа учениц из «Шахар Цион», другие мои ученики и ученицы. Не все из тех, кто пришел попрощаться со мной, были знакомы друг с другом. Наконец, пришла Женя. Никто не знал ее. Высокая, очень красивая и не знакомая никому – ее появление произвело впечатление. Она побыла совсем недолго, по-дружески попрощалась и ушла. «Однако! – сказал один из друзей. – Мы знали, что ты живешь не в одном мире, но похоже, что тебе и двух миров будет маловато… Сколько же в тебе миров?!»

Глава 18. Летом в преддверии революции

Преподавание и сионистско-социалистическая деятельность в уездном городе

(Лохвица, ияр 5665 – тишрей 5666 (1905) года)

Праздник Песах 5665 года (6-14 апреля 1905 г.) я провел в доме моего отца в Хорале. В течение всего праздника в доме почти не было споров. Мы воздерживались от них специально, договорившись об этом еще перед моим приездом. В будние дни праздника нас посетил дядя Бен-Цион Эскинбайн, старший брат моей матери, житель деревни Триняки Хоролского уезда. Его визиты к нам обычно были краткими, но в этот раз он пробыл долго. Я очень любил этого своего дядю, несмотря на то, что он был педант и властный человек. Я уже упоминал о том, что дядя Бен-Цион был отличный педагог и дипломат. У него было три сына и пять дочерей, и все были хорошо образованы, соблюдали заповеди и были добродетельными и воспитанными. Дочерей, согласно его желанию, выдали за людей, соблюдающих заповеди Торы, зарабатывающих и честных. При этом дядя не дал большого приданого.

Дядя пришел излить свое беспокойство – бедствия захлестывают нас, а «глупец не видит». И мы, мудрецы, оказываемся на самом деле глупцами! Вот, утверждал дядя, осуществляется мое давнее пророчество: сионисты кончат тем, что смешаются с «чужими» и восстанут против царя. Среднего пути нет: или человек возлагает надежды на Господа, понимая, что от него спасение, или верит в свои силы, тогда он вынужден бунтовать против земной власти, если она дурная. Однако надежда, которую молодежь возлагает на свержение власти, по его мнению, напрасна. Народ ненавидит евреев больше, чем власть. Если власть окажется в руках толпы – «человек человека живым проглотит». Это неправильный путь для евреев – искать сближение с «народом». Но поколение сбилось с пути. Мы должны спасаться от «переворота». И поэтому ему кажется, что евреи должны эмигрировать из России в Уганду. Подобно тому, как отдельный человек заботится о себе, общество тоже должно заботиться о себе. В этом нет желания ускорить искупление. Но сказано: «Тот, кому плохо в каком-то месте, да пойдет в другое место». И мы должны быть готовы к плохому – он чувствует, что на Израиль надвигается зло.