Мир, которого не стало - Бен-Цион Динур

– Например? – спросил Моше Перельман.

Я начал приводить примеры: Йоэль Бен-Каназ, Ор Шени, Кадма ве-Азла, Яхец Бен-Рахца, Теко…

– Разве это странные псевдонимы? – говорит Перельман. – Вот я скажу: Авраам Лемех бен Малхиэль ха-Дани, Адам Тапуах-Захав, Гар Даль Мах Ани, Явец Йешу Сар Эсек, Нахум бен Озер Ацивски, Шофет ме-Хар-Синай, Хад мин Хеврайя, Йедайя ха-Иври Иш Волыни… Тебе эти имена знакомы? Ты знаешь их? В наши дни и в еврейской литературе с псевдонимами все в порядке: Хашмонай, Бальшан, Шолом– Алейхем{518}, Ахад ха-Ам, Иш Йехуди, Йехуди.

– В этом нет ничего странного! Не все из них мне знакомы, – сказал я, – но те, которые в «ха-Шахар», мне более или менее известны, например, Ор Шени – Шнеур – Шнеур Закс{519}; Йоэль Бен-Каназ – Зеев Явец; Кадма ве-Азла, Нахум бен Озер Ацивски – Й.-Л. Кантор{520}; Хад мин Хеврайя – Йехуда-Лейб Левин{521}; Гар Даль Мах Ани – Михл Гордон{522}.

– А знаешь ли ты, – продолжает спрашивать Моше Перельман, – что первые псевдонимы появились очень давно?

– Конечно!

– Например?

– Яабец: Яаков Эмден бен Цви!

– Это уже не псевдоним!

– Рав Йиви? Рав Яаков-Йосеф бен Йехуда?

– Ты видел хоть раз эту книгу? Ты знаешь, кто это?

– Я почерпнул, – сказал я смеясь, – из идей рабби Яакова-Йосефа, раввина из Острога, что есть три вещи, имеющие ценность в наши дни.

– То есть?

– «Весь народ Израиля един, и все евреи неразрывно связаны друг с другом». «Каждый человек из народа Израиля – это лестница, стоящая на земле, а вершиной упирающаяся в небо». «Речь человека – это ветер, а дела – это душа его…»

Мы подружились – и с тех пор Перельман не давал мне покоя: «Сила твоя предназначена для изучения Торы! Ты человек непрактичный. Так что сдавай свои экзамены, езжай за границу, занимайся «наукой Израиля» и поселись в Эрец-Исраэль».

Моше Перельман несколько раз говорил мне, что ему не нравится цвет моего лица и он опасается за мое здоровье. В начале нисана он пришел ко мне и сказал: я нашел тебе «кондицию» – богатый еврей, владелец табачной фабрики, твой земляк – из городка Лохвица, зовут Исайя Дунаевский, ищет учителя своим детям. Я порекомендовал тебя. Я пообещал ему, что принесу рекомендацию хоть от самого Бялика, если будет нужно. Поезжай! Ты хоть чуть-чуть поправишься, и у тебя будет время, чтобы заняться учебой!

– От Бялика? Но ведь он меня совсем не знает!

– Да хоть от Ахад ха-Ама! Зато я тебя знаю. Пойдем сейчас же к Бялику.

– К Ахад ха-Аму я не пойду!

Он громко засмеялся:

– Я тебя сейчас и не возьму с собой – это не так просто!

Мы договорились, что он только представит меня Бялику, а затем оставит меня с ним. Он согласился с таким условием. Бялик жил недалеко. Был послеполуденный час, где-то между четырьмя и пятью. «В это время, – сказал Перельман, – к нему удобно прийти». Перельман сдержал слово: представил меня – и испарился. Я коротко рассказал Бялику суть дела и сказал, что я не хочу от него никакой рекомендации, а просто пользуюсь предложением моего друга, господина Перельмана, познакомиться с ним. Он задал мне несколько вопросов о моем учебном пути – поговорил немного о различиях в системах обучения воложинской и тельшайской йешив. На вопрос Бялика, почему я отказываюсь от рекомендации, не потому ли, что я не уверен, что он мне ее даст? – я ответил: «Нет, по другой причине: я не уверен, что она поможет. По словам господина Перельмана, жена этого богача ведет переговоры с другим учителем. А в таких ситуациях мнение жены становится решающим. И я не думаю, что этого еврея можно переубедить одним лишь письмом от Бялика…» Бялик засмеялся и согласился. И лишь добавил: «Если будет нужно, дам тебе рекомендацию с большим удовольствием. Мне ясно одно: ты учил Тору. Для меня этого достаточно».

На следующий день Перельман встретился с Дунаевским. Господин Дунаевский пригласил меня приехать в Лохвицу. Даже если его жена уже пригласила учителя, он готов в любом случае взять ответственность за поиск работы для меня: у них в городе есть талмуд-тора{523} – и там нужен учитель русского языка и арифметики, есть школа для девочек – там нужен учитель иврита и истории Израиля. И еще у меня будут частные уроки.

Я сообщил, что в воскресенье еду домой, и если он хочет пригласить меня – я охотно приеду. Мы договорились, что он известит меня письмом, какую работу мне готовы предложить в его городе. Я дал ему свой адрес, и только тогда он узнал мои имя и фамилию. Он повернулся к Перельману и сказал: «Почему ты не сказал мне, что это Бен-Цион Динабург из Хорала? В наших краях это «говорящее имя», и он не нуждается ни в каких рекомендациях». Перельман засмеялся: «Я ведь не из ваших мест, откуда мне знать, что он у вас настолько известен? Но я рад слышать это!»

Тот день был полон переживаний. После этой встречи я собирался пойти в городскую библиотеку: за два оставшихся дня я хотел дочитать книгу «Римская империя» (хрестоматия переводных статей, написанных лучшими историками и отобранных известным ученым Павлом Виноградовым), которую я читал в последние дни, и она мне очень нравилась. Последняя статья в книге была посвящена императору Юлиану, и я не хотел уезжать из Одессы, не дочитав статью. Судьба Юлиана – его опыт, сила духа и связь с евреями – волновали меня. Задумчивым и печальным я вернулся из библиотеки – по дороге я решил заскочить на почту, написать открытку родителям и сообщить им, что я приеду после субботы и проведу дома все праздничные дни. Главный одесский почтамт представлял собой очень красивое здание – мне нравилось писать открытки в первом зале его, потолок которого был стеклянным и дневной свет проникал прямо сквозь стекло. И вот я стоял возле одного из столов и писал открытку, как вдруг почувствовал, что кто-то пристально на меня смотрит. Я поднял голову. Передо мной стоял высокий и худой пожилой человек, хорошо одетый, с изящной тростью в руках, и смотрел прямо на меня с нескрываемым любопытством сквозь золотые очки.

– Прошу прощения, – сказал я, – господин обратился ко мне с вопросом, а я не расслышал?

– Нет, – ответил он по-русски и сразу перешел на «немецкий идиш», – но я хотел спросить у вас, молодой человек, одну вещь, и я прошу прощения, что вам помешал. Ваша фамилия Дэнэбург?

– Примерно так, – сказал я, – моя фамилия – Динабург.

– А не внук ли вы Цви-Яакова Дэнэбурга, или Динабурга, как вы сказали?

– Да, – ответил я, – но мой дед умер аж сорок три года назад, в 1862 году…

– Да, я знаю, я виделся с ним пятьдесят один год назад, в начале Крымской войны. Наша семья тогда уехала из России…