Пикассо. Иностранец. Жизнь во Франции, 1900–1973 - Анни Коэн-Солаль

class="a">{703}. В своих мемуарах французский арт-дилер Рене Гимпель вспоминал слова Жака Дусе сразу после того, как Лувр отклонил предложение коллекционера принять от него в дар «Авиньонских девиц»: «Ни в Лувре, ни в Люксембургском музее никто из официальных лиц не хочет слышать ни слова о Пикассо. Его всячески поносят»{704}.

Однако я не могу не отметить Андре Дезарруа, одного из немногих музейных кураторов Франции, проявивших интерес к работам Пикассо. В 1937 году Дезарруа был директором галереи Же-де-Пом, и ему удалось включить в экспозицию выставки «Мастера независимого искусства (1895–1937)»{705} девять произведений Пикассо. Но в том же году Совет музеев Франции отказался от приобретения картины маэстро «Натюрморт с кувшином и хлебом» (Still Life with Jug and Bread, 1921), которую Дезарруа выставил на продажу. По словам искусствоведа Андраулы Микаэль, тогда Пикассо сделал вывод, что эта работа недостаточно хороша для коллекции музея, и великодушно предложил более значимую картину за ту же цену, но государство отказалось{706}. Таков был исход отношений между Пикассо и французскими музеями.

* * *

Пикассо переходил от одного стиля к другому, зачастую применяя их все сразу в одной картине, как это было в случае с «Герникой». Мастер черпал вдохновение из тысячи источников, словно всемирная история искусства была для него просто огромным набором инструментов. А какое место в истории занимает его собственное творчество, захватывающее дух своим смысловым разнообразием? Разумеется, работы этого художника не вписываются в рамки традиционной иерархической схемы. Нет, для того чтобы получить ответ на этот вопрос, нужно искать что-то в духе диаграммы Альфреда Барра, которая объединяет в себе хаос и темпоральность.

Часть IV

Пять лет на краю пропасти:

1939–1944

Пролог

В сердце тьмы

Вы только посмотрите! Мне надо работать, а вокруг такой хаос!{707}

Пабло Пикассо – Хайме Сабартесу

В годы, предшествовавшие войне, жизнь Пикассо беззаботно протекала между Антибом, Руайаном и Парижем. Благодаря дневнику, который так скрупулезно вел в тот период Сабартес, мы можем наблюдать за реакцией художника на происходившие события практически по часам, начиная с лета 1939 года.

«Антиб, 22 августа, – гласила одна из записей Сабартеса. – Я вижу фотографию господина Воллара и читаю новость о его смерти. Эта автомобильная авария[145] заставляет Пикассо сорваться с места».

«Париж, 23 августа. Пикассо уехал из Антиба прямо посреди ночи. Я отправился с ним. Не считая дня похорон, мы все время проводим на улице Ла Боэти. Слухи о приезде Пикассо распространились, и вскоре к нему начинают приходить люди. Мы все встревожены и убеждены, что война неизбежна. Никто не верит, что катастрофу можно предотвратить. Пикассо необходимо подумать о себе и многое сделать. Его работы разбросаны по всему миру, мы должны собрать их воедино и найти место, где бы он мог работать. Пока он ютится в студии на улице Гранд-Огюстен»{708}.

Паническое стремление Пикассо защитить свои картины было сродни тем мукам, которые он испытывал после Первой мировой войны, когда были конфискованы его работы из галереи Канвейлера. Да, после подписания пакта Молотова – Риббентропа и объявления вне закона Французской коммунистической партии положение Пикассо стало критическим. Все знали, что испанский чиновник Жозеп Ренау Беренгер, который в 1936 году назначил его почетным директором Музея Прадо, был коммунистом. Всем было известно и о решающей роли Коммунистической партии в формировании интернациональных бригад во время Гражданской войны в Испании. И ни для кого не было секретом, что художник активно поддерживал испанских коммунистов, бежавших в Париж. Пикассо был в растерянности. Ему хотелось продолжать безмятежно творить, не признавая реальность растущей угрозы, но страх и тревога перед надвигающейся войной не давали ему покоя.

Еще одна запись в дневнике Сабартеса: «Париж. Пятница, 28 августа. Пикассо получил телеграмму из Антиба с приглашением немедленно вернуться на Лазурный берег, чтобы посмотреть корриду в воскресенье. На стенах уже появляются официальные плакаты с приказами о мобилизации. Пикассо постоянно кричит: “Вы только посмотрите! Мне надо работать, а вокруг такой хаос!” Войска все прибывают и прибывают. Школы, гаражи и все большие здания обустраивают для размещения солдат. Пикассо отправился в Антиб».

Маэстро становился все более озабоченным и нетерпеливым и через три дня вернулся в столицу Франции. И вскоре опять отъезд: «Пикассо решил покинуть Париж, – отмечает в дневнике Сабартес. – Есть риск, что сегодня вечером над Парижем будут летать немецкие самолеты». Следующим пунктом назначения маэстро был Руайан.

В архиве Музея Пикассо, в ящике с надписью Studios E 11, хранится простенькая почтовая открытка, отправленная из Руайана на имя Пикассо. Она в полной мере свидетельствует о том, какая непростая для художника ситуация сложилась в тот период. Рядом с напечатанными фразами «Министерство внутренних дел. Директор национальной безопасности. Управление полиции Руайан» было еще несколько слов, написанных чернилами самим начальником полиции: «Седьмое сентября 1939 года. Господин, прошу Вас как можно скорее явиться в мой кабинет». Эта маленькая карточка стала предупредительным выстрелом для Пикассо и других иностранцев, которых во Франции называли метеками. Теперь художник находился под пристальным наблюдением и не мог путешествовать без разрешительного документа на каждую поездку. А «Гернике» – картине, которая вознесла Пикассо на новые высоты славы по другую сторону Атлантики и являлась эталоном сопротивления всем формам фашизма, теперь суждено было подвергнуть своего автора опасности.

38

В поисках укрытия

Я работаю, борюсь и чертовски скучаю{709}.

Пабло Пикассо – Хайме Сабартесу

Третьего апреля 1940 года в первый и последний раз в своей жизни Пикассо подал прошение о натурализации. Почему именно в этот день? Кто рассматривал его заявление? И по какой причине дело зашло в тупик? О жизни художника в те мрачные годы написано множество книг{710}, но практически ни в одной из них не упоминается о полиции. Однако если мы хотим найти ответы на эти вопросы, нужно вернуться именно в полицейский архив в Пре-Сен-Жерве.

Мы помним досье Пикассо, составленные в 1901, 1911 и 1932 годах, и сколько неприятностей они ему тогда доставили. Но никогда раньше он еще не оказывался в такой серьезной ситуации, как в 1940 году. Тем не менее, несмотря на угрозу, нависшую над маэстро в этот период, он все-таки находился в более выигрышном положении, чем многие другие иностранцы во Франции: у художника были деньги и влиятельные сторонники.

Одним из высокопоставленных друзей Пикассо