Черная мантия. Анатомия российского суда - Борис Миронов

Но все же в творческом состязании на артистизм и выразительность «дополнений по делу» по степени воздействия на зал победил не Шугаев, а представитель потерпевшего Чубайса Леонид Гозман. Он и освежил, и взбодрил, и просветил, если кто еще чего не понял.

Гозман не блистал нарядом, как Шугаев, не изображал из себя античный монумент, как Каверин, Гозман негромким голосом, скромно сказал: «Господа присяжные, я хочу огласить документы о том, что было раньше там, где находится сейчас дача Чубайса. Это я говорю для того, чтобы опровергнуть утверждения защиты, что прежде на этом месте был детский садик РАО «ЕЭС». Справка администрации сельского поселения «поселок Жаворонки». Земельный участок 2,58 га, расположенный по адресу: пос. Жаворонки, улица Победы, на момент выделения его собственнику был свободен от объектов социального строительства и детских учреждений».

Гозман обвел глазами присяжных, но, не увидев должного эффекта от своей речи, вполголоса, доверительно, как матерый психотерапевт, добавил: «Вообще-то там была мусорная свалка. Участок принадлежит Вишневской Марии Давидовне. Здесь еще одна справка о принадлежности Марии Давидовне Вишневской еще одного земельного участка, в размере 0,9 га, там же в Жаворонках. А вот это свидетельство о браке М. Д. Вишневской и А. Б. Чубайса». Гозман взмахнул заверенной копией чубайсовских уз Гименея, в подтверждение того, что владелица трех с половиной гектаров бывшей мусорной свалки в центре элитного поселка Жаворонки — законная супруга главного энергетика и владелица всего, что нажито им непосильным трудом, чтобы не отняли.

Вот тут-то и достиг Гозман желанного эффекта. До зрителей дошло, наконец, что Чубайс, оказывается, радетель и благодетель всего жаворонковского народа, взял три с половиной гектара пустыря в центре элитной дачной местности, куда жители сносили и свозили ненужный хлам, куда ссыпали строительный мусор, пищевые, а, может, украдкой и ядерные отходы, а он, Чубайс, превратил эти брошенные, никому не нужные, обезображенные земли в цветущий рай! За что мы его только прихватизатором клеймим? Человек нашу землю украшает! Спасибо Гозману, — просветил! Только какое это имеет отношение к фактическим обстоятельствам дела? Неужели на самом деле ради одного — чтобы вконец измотанные присяжные, не выдержав глумления и издевательства над собой, хлопнули дверью на радость Чубайсу и его присным во главе с судьей Пантелеевой? 

У ног поруганной фемиды (Заседание пятьдесят девятое)

Прения сторон — событие в судебных слушаниях ключевое. Открывает их государственный обвинитель речью, в которой сухие формулировки статей Уголовного кодекса обрастают плотью и наливаются кровью представленных в суде фактов. Прокурор Каверин давно ждал этого часа — звездного часа государственного обвинителя в громком уголовном процессе, за которым пристально следит общество. О таком счастливом билетике судьбы мечтает всякий прокурор, понимая, что этот мощный трамплин — старт к высотам карьеры. Но подобный трамплин не отличим ничем от любого другого, и для стремящегося взлететь с него как можно дальше, таит опасность неожиданных кульбитов и кувырков. Задача перед прокурором стояла «троякая» — одним угодить, других посадить, и, разумеется, себе не навредить, не вызвать недовольство зорко наблюдающих за процессом заказчиков.

Каверин начал речь оригинально, этакий прокурорский ремейк «Иронии судьбы или с легким паром»: «Каждый год 23 февраля мы с друзьями ходим в лес на шашлыки. Тон задает наш бывший командир Сан Саныч. Накануне он собрал нас и поставил задачу: мне досталась самая почетная миссия — купить и замариновать мясо. Это потому что у меня есть свои секреты его приготовления. Нашлась работа и для самого молодого из нас — Илюши. Его задачей было найти в лесу поляну. Праздник удался, все были довольны, и мясо ели все. И те, кто организовал пикник, и те, кто жарил мясо, и те, кто ничего не делал, а только сдал деньги. Правда, нашему командиру мясо досталось недостаточно прожаренное. Он назвал его имитацией, и предложил сделать это еще раз»…

Прокурор, выдержав эффектную паузу, обвел глазами внимавший ему зал: «Я рассказал вам, что такое организованная группа, потому что нашим подсудимым предъявлено обвинение именно в составе организованной группы. Это обвинение в убийстве общеопасным способом, в покушении на жизнь государственного и общественного деятеля, в изготовлении, приобретении, хранении оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ, изготовлении взрывного устройства, повреждении чужого имущества».

Зал сосредоточенно переваривал прокурорскую притчу про 23 февраля, не очень понимая, что она означает: может быть, что всякая компания, отправляющаяся на шашлыки, сразу подпадает под ОПГ, а может, это просто такая аллегория, и поедание мяса группой друзей намекает на людоедские склонности подсудимых, намеревавшихся сожрать Чубайса, вытащив его из подбитого броневика?..

Довольный произведенным эффектом, прокурор вплотную подошел к делу: «Уважаемые присяжные заседатели! Вам представлены все доказательства, которые имеются в деле. Ваша задача — эти доказательства проанализировать. Я же постараюсь помочь вам в этом анализе. Главным здесь является вопрос события преступления, то есть факт совершения деяния. Вы должны ответить на вопросы: был или не был подрыв на Митькинском шоссе?; было или нет приобретено оружие, два взрывателя УДЗ и электродетонатор?; были ли приобретены взрывчатые вещества и изготовлено взрывное устройство?; были ли произведены выстрелы?; были ли машины БМВ и Мицубиси в результате подрыва и обстрела повреждены? Все это очевидно».

Сделав особый нажим на том, что положительные ответы на данные вопросы должны быть «очевидны» присяжным, прокурор вдруг повел себя совершенно не по-прокурорски¸ вместо перечисления сухих доказанных фактов он, размахивая руками и крутя головой, начал бередить воображение присутствующих: «Представим картину на Митькинском шоссе. Вот оно — ровное, как стрела, никаких поворотов, никаких препятствий, никаких затруднений движения. Вон там, — прокурор махнул рукой в сторону судейского кресла, — Минское шоссе. Вон там, — он ткнул пальцем в замерший зрительный зал, — поселок Жаворонки. Над вами, уважаемые присяжные, — прокурор провел рукой над головами членов коллегии, — линия электропередач. Представьте себе все это мысленно!»

Мы все во главе с судьей вслед за прокурором унеслись мыслями на Митькинское шоссе. «Какие доказательства подтверждают факт преступления? Что мы увидели на Митькинском шоссе? Это воронка. По протоколу установили ее размеры: глубина 60 сантиметров. Много это или мало, — значения не имеет, воронка подтверждает сам факт взрыва. На дороге разбросаны детали автомашин, гвозди, болты, гайки. Магазин, который был оставлен на месте преступления, он был заряжен бронебойно-зажигательными пулями, — предполагалось вести огонь по бронированной автомашине. Некоторые свидетели выражали недоумение: почему был оставлен магазин с патронами. Но там были оставлены и другие вещи: коврики, аккумулятор, провод. По всей видимости, когда подсудимые покидали место преступления, а я напомню, что процесс пошел не по запланированному сценарию, — то подсудимые понимали, что их обязательно вычислят и задержат. Поэтому они забрали с собой самое главное — автоматы».

Прокурор перевел дух, на миг возвратившись в судебный зал, обвел мечтательным взором коллегию, и снова отправился путешествовать во времени, увлекая за собой всех присутствующих: «Мы с вами прослушали показания потерпевших. Здесь можно долго рассказывать о том, почему потерпевший Хлебников не посмотрел двигатель, почему Моргунов не применил пистолет, почему Клочков полез в машину через заднюю дверь… Вы поймите, что подрыв и обстрел серьезно сказались на психике потерпевших, они вели себя неадекватно в результате потрясения».

Чтобы не рассеивать всеобщее внимание, прокурор ринулся в острую полемику с защитой: «Подсудимые говорят, что это была имитация покушения. Попробую это оспорить. Есть понятие — имитатор ядерного взрыва. Это облако в виде ядерного гриба без поражающих факторов — ударной волны, излучения и прочего. А что в нашем случае? Имела ли место ударная волна? Вспомните, что Чубайс, Дорожкин, Крыченко говорят, как многотонную их машину приподняло и бросило к центру дороги. Вспомните показания брата Вербицкого: машину раздуло, крыша встала домиком. Таким образом, подрыв был реальным, в действие было приведено реальное взрывное устройство».

Прокурор продолжал наращивать градус страха, наводя ужас на слушателей: «Эксперт Сапожников оценил мощность взрывного устройства от 3,4 до 11,5 кг тротила. Это достаточно большой по мощности взрыв. Люди, которые могли располагаться на расстоянии 20 метров, могли получить баротравмы, не совместимые с жизнью. А почему потерпевшие не получили таких повреждений? Они находились защищенными корпусами автомобилей».