Черная мантия. Анатомия российского суда - Борис Миронов

Очередной день прений начал своей речью адвокат Чубайса Андрей Шугаев, крупногабаритный толстяк, вышедший к трибуне с большой бутылкой запотевшего «пепси-лайта», чем напомнил присутствующим лакомку Карлсона, но только огромных размеров и непривычно сердитого: «Сегодня в нашу жизнь входит такое понятие как экстремизм. Особенно опасны пропаганда расового превосходства, насилия, организации беспорядков. Этот экстремизм сходен с экстремизмом, который был в Германии. Экстремисты отводят себе роль судей, прокуроров и исполнителей приговоров одновременно. За этим стоят реальные кровь, смерть, физические и нравственные страдания». Адвокат шумно вздохнул, посчитав экстремизм подсудимых доказанным, и двинулся обвинять дальше: «Кто же те преступники, которые готовили покушение на Чубайса? Я понимаю ваше разочарование: вы ждали, что обвинение представит реальных очевидцев, которые видели подсудимых на месте преступления. Увы, таких свидетелей не оказалось. Но остались улики, они косвенно указывают на Квачкова, Яшина, Найденова, Миронова. То, что очевидцев не оказалось, свидетельствует о том, что преступление было очень тщательно подготовлено и реализовано. Ведь мы с вами имеем дело со специалистами очень высокого класса. Давайте освежим в памяти автомобиль БМВ. Некоторые следы от пуль пришлись как раз в зазоры между корпусом и стойкой автомашины. Помните, потерпевший Крыченко сказал: стойка задержала бронебойную пулю в одном миллиметре от его виска! Наверное, мы с большой точностью не ответим на вопрос: кто лежал в засаде, кто привел в действие взрывное устройство, кто нажимал на спусковой крючок. Зато мы с уверенностью можем ответить на другой вопрос: все это совершила экстремистская группа Квачкова, Яшина, Найденова, и Ивана Миронова. Если эта группа собралась, совершенно не важно, кто в ней в каком качестве будет участвовать».

Полагая, что вина подсудимых благодаря этим его словам бесспорна, Шугаев вознамерился обсудить мотивы и цели преступления: «Чубайс не единственный их враг. В данном ряду В. В. Путин и огромное количество российских бизнесменов, среди которых есть и русские — Потанин, Батурина, Мордашов. Остается догадываться, кто в этом списке после Чубайса будет дальше, ведь все эти бизнесмены составляют, с их точки зрения, преступный режим. Подобные преступные планы возникли не сразу и не случайно. Квачков избрал себе идеолога. Это Борис Миронов, которого можно сравнить с Розенбергом. Он не скрывает своей ненависти и к коммунистам, и к демократам, и к людям русской национальности…».

Не выдерживает Иван Миронов: «Ваша честь, книга Б. С. Миронова в суде не оглашалась. Адвокат Шугаев здесь может говорить о ней все, что ему угодно, и присяжные не будут знать, что все это ложь».

Судья Пантелеева: «Суд предупреждает подсудимого Миронова о некорректном поведении в суде».

Шугаев: «Хочу напомнить, кому одновременно не нравились евреи, коммунисты и славяне, — это национал-социалисты. Именно под влиянием Бориса Миронова Квачков пошел на создание экстремистской организации, чтобы посеять смуту в стране. Соучастников искать долго не пришлось. Не пожалел Квачков и своего сына, и привлек сына Миронова. Одни родители хотят, чтобы дети приносили пользу государству, а другие отправляют их на плаху. Квачков-младший шестой год в бегах, а Иван Миронов два года провел в тюрьме!»

Возникло ощущение, что тяжелая крокодилова слеза скатилась по щеке толстяка. А Шугаев все шире разворачивал панораму преступления: «Материалы дела доказывают, что Квачков использовал дачу, квартиру и личный гараж как базу экстремистов. На его даче собиралась адская машинка, там были сосредоточены основные силы экстремистов. Накануне 17 марта преступники заложили бомбу…».

Адвокат Чубайса жадно глотнул «пепси»: «Вот, уважаемые присяжные заседатели, доказательства того, что Квачков, Яшин, Найденов и Миронов совершили покушение на Чубайса и должны понести заслуженное наказание. Я очень надеюсь, что некие социально-правовые данные о личности Чубайса, в общем абсолютно правомерные, они не перевесят в вас, не затмят в вас те доказательства, которые представлены стороной обвинения. Сегодня вы решите не только судьбу Квачкова, Яшина, Найденова и Миронова, сегодня вы решите судьбу всей России, ибо экстремизму должен быть поставлен надежный правовой заслон».

Интересную тактику избрала сторона обвинения. Не от хорошей жизни прокурор Каверин, выступивший первым в прениях, ударился в притчи, сольное пение и фокусы с машинками, разве что только в пляс не пустился, дабы заполнить пустоту доказательной базы. Теперь же все его однополчане по чубайсовскому окопу со значительным видом ссылаются на выступление прокурора, мол, он так много всего сказал, что нет никакой необходимости это все повторять, и так, мол, перебор доказательств. Вот и потерпевшие, до которых дошел черед, особо утруждать себя не стали. А поскольку главный потерпевший Чубайс в связи с ужасающей московской жарой отбыл в командировку в прохладные заграничные кущи, первым к микрофону вышел охранник Чубайса Крыченко, ехавший 17 марта вместе с ним в броневике: «Я не буду повторять все аргументы обвинения, они очевидны. Мы пять с половиной лет сидим и ждем, когда свершится правосудие. Мы просим вас поддержать обвинение по всем пунктам. Мы надеемся, что рано или поздно это прекратится. И вы поможете нам в этом! Спасибо».

Крыченко сменил потерпевший Дорожкин, водитель БМВ, маленький и толстенький: «Шестой год я хожу в это здание. Я уже устал, я не могу уже больше, честно! Вина доказана обвиняемых, прошу принять самые строжайшие меры!»

Без лишних предисловий приступил к опровержению имитации покушения потерпевший Клочков, охранник из машины сопровождения: «Нас выставляют, как будто мы сами это придумали. Мы этому не обучались. Мы не знаем, как собирать взрывное устройство. Да, я испугался, мой ребенок мог остаться без отца. Считаю, что подсудимые должны быть наказаны».

И водитель Мицубиси Хлебников особо не мудрствовал: «Доказательств на всех хватает, в том числе бывшие схроны. Какой полковник допустит у себя в гараже схрон? Пусть пистолет не на нем, он у него в гараже. Нормальный человек не поверит, что такой боевой и бравый полковник допускает у себя такие схроны оружия. Мне кажется, все доказано, все очевидно. Прошу вас поддержать обвинение».

Последний из потерпевших — охранник Моргунов: «Много вопросов задавалось о том, почему я не открыл огонь. Я не обучен войне. Мы живем в мирное время. Мы не ожидали этого. Считаю, что вина подсудимых полностью доказана. Спасибо за внимание».

Удивляла в речах потерпевших даже не жестокость к подсудимым, которых ни один из них не видел на месте происшествия, где не пролилось ни одной капли крови и не пострадал ни один человек, но все они, как один, требовали от присяжных поддержать обвинение, то есть, впаять подсудимым от двенадцати лет до пожизненного. Поражала их одинаковая нервность и даже истерика, и это было весьма странно наблюдать у взрослых мужчин, профессиональных военных, офицеров ФСО и ФСБ через пять с лишним лет после так напугавших их событий. Будто кто-то отрепетировал их однообразные речи и велел вести себя именно так, чтобы создать убедительные образы пострадавших и доселе страдающих людей.

Лишь один Игорь Вербицкий, тоже потерпевший, но сторонний для Чубайса человек, оказавшийся ближе всех к эпицентру взрыва, единственный реально пострадавший, — под взрыв попала его личная машина, — не явился для произнесения обвинительных речей с требованием сурово наказать подсудимых. Наверное, потому, что ему никто не мог этого приказать, и он, в отличие от чубайсовской челяди, не был заинтересован в опровержении имитации покушения на Чубайса.

Сторона обвинения завершила свои речи. Слово — защите. 

Театр Чубайса на подмостках Митькинского шоссе (Заседание шестьдесят первое)

Подсудимый Александр Найденов подошел к трибуне с объемистой пачкой бумаг. Готовился, похоже, тщательно. Еще бы, мы ведь уже слышали, что за перспективы нарисовала и ему, и остальным обвиняемым прокуратура с адвокатами Чубайса — вплоть до пожизненного заключения. Так что речи подсудимых — это борьба за жизнь в прямом, в буквальном смысле слова.

Рослый, сильный Найденов по-доброму приветливо улыбнулся: «Из показаний Хлебникова, Клочкова, Моргунова установлено, что 17 марта 2005 года они наблюдали двух нападавших с расстояния 20–25 метров, когда нападавшие открыли по ним огонь на «уничтожение». Я не являюсь очевидцем тех событий, я, как и вы, уважаемые присяжные заседатели, могу представить себе происходящие события, руководствуясь только материалами дела и показаниями свидетелей. Как человек военный, хотел бы в первую очередь обратить ваше внимание на те 20–25 метров, расстояние, с которого потерпевшие наблюдали нападавших. Промахнуться с подобного близкого расстояния сразу двум стрелкам из автоматов невозможно!