Черная мантия. Анатомия российского суда - Борис Миронов

Прокурор вкрадчиво уточняет: «На Митькинском шоссе?»

Громаков смущенно, словно оправдываясь перед прокурором за истину: «Нет, где-то между железной дорогой, Минским и Митькинским шоссе».

Прокурор поспешно его прерывает: «Понял. Теперь по 10 марта …» и хлопотливо перечисляет время звонков, номера базовых станций: «Определенно можно сказать, где находится абонент?»

Громаков вновь по-сократовски морщит нос: «Определенно нельзя».

Тогда прокурор задает вопрос в более либеральной формулировке: «По данным сведениям Вы можете ОРИЕНТИРОВОЧНО указать местонахождение абонента?»

Громаков улавливает мольбу и, понимая, что «ориентировочно» снимает с него всякую ответственность, выдает на-гора давно ожидаемое обвинением: «Ориентировочно — это перекресток Минского и Митькинского шоссе».

Прокурор с заново родившейся надеждой на смышленость свидетеля: «То, что абонент обслуживался различными базовыми станциями, означает ли, что абонент находился в движении?»

Громаков незадачливо крушит надежду: «Однозначно сказать сложно. Находясь в одной и той же точке, просто поворачиваясь, или выходя из машины, или перекладывая аппарат из руки в руку, при понижении уровня сигнала, сигнал автоматически подхватывает другой сектор — лучший для обслуживания. Абонент мог двигаться, мог не двигаться. Сложно сказать».

Погасший, словно свечка, прокурор садится на свое место.

Адвокат Першин: «Когда Вы начали использовать данную модель расчетов фиксации звонков базовыми станциями?»

Громаков с гордостью за фирму: «Более восьми лет».

Першин: «А реально, на местности, проверял ли кто-нибудь точность данной детализации телефонных соединений?»

Громаков растерянно: «На местности? Нет».

Першин: «Ваши объяснения основываются только на теоретических расчетах?»

Громаков: «Ну да, на теоретических».

Першин задает главный вопрос: «По детализации телефонных соединений можете указать точное местонахождение абонента?»

Громаков: «Точное? Нет».

Першин: «Вы можете представить суду изменение радиуса действия базовых станций на 2004–2005 годы?»

Громаков виновато, чувствует, что очень огорчает прокурора: «Нет».

Наступает черед подсудимого Миронова проверить свои расчеты мнением специалиста: «Чем Вы можете объяснить, что 12 марта базовые станции фиксируют звонки одного и того же абонента сначала из Крекшино, а через минуту за десять километров из Жаворонков?»

Громаков честно: «Не могу ответить».

Миронов завершает: «Вы используете определения «наиболее вероятно», «скорее всего», «ориентировочно», «приблизительно», так можно ли точно установить местонахождение абонента?»

Громаков: «Только район. Точного местоположения назвать невозможно».

Специалист Громаков, облегченно выдохнув, покидает зал. Прокурор Каверин, вытирая пот со лба, принялся энергично и любовно перетряхивать коврики-лежаки с Митькинского шоссе, явно подражая при этом проныре-торговцу персидскими коврами с восточного базара. Не важно, что коврики не переливали волшебной игрой сказочных красок, наоборот, были очень грязны, на что обратил внимание адвокат Алексей Першин, но судья Пантелеева тут же поспешила заверить присяжных заседателей, что это специальный порошок для выявления папиллярных узоров пальцев, которые могли остаться на ковриках. Но если пройдоха с восточного базара трясет энергично ковром перед носом покупателя, желая его поразить красотой товара и поиметь на том барыш, что за барыш был у прокурора Каверина, точно так же трясущего грязными ковриками перед носом изнывающих от жары присяжных заседателей? О, всемогущая жара! ни мало ни много прокурор Каверин решил опровергнуть разом всех, и следователей, составивших протокол на месте происшествия, и экспертов, трудившихся над ковриками в криминалистическом центре ФСБ, и Квачкова, убедительно доказавшего на суде, что коврики с Митькинского шоссе никакого отношения к подсудимым не имеют. Каверин решил прямо тут же на глазах изумленных присяжных все коврики перемерить и пересчитать. Для чего он это делал, где и на каком законном основании сможет он потом сослаться «Как показали мои измерения…» — разумному объяснению не поддается, разве что жара! Да, пожалуй, жара — единственно здравое объяснение поведения прокурора Каверина в этом судебном заседании, ведь он не только перемеривал, как старательный портняжка, но еще и сыпал многочисленными цифрами в абсолютно новых понятиях измерения. Вместо привычных единиц измерения, пригодных для ковриков — длина, ширина, толщина, прокурор Каверин надиктовывал своему добровольному ассистенту адвокату Котоку три новых параметра измерения: «в свободном положении» (это когда коврик просто лежал на столе), «в расправленном положении» (это когда коврик распрямляли и растягивали Каверин с Котоком в три руки, четвертой Каверин мерил), «в прижатом положении» (это когда на коврик всей недюжинной массой наваливался Коток). При каждом новом измерении каждый коврик к великому удовольствию Каверина подрастал на один — три сантиметра.

Как на все это пиршество прокурорского интеллекта взирала судья Пантелеева? Спокойно. Как взирает старая мудрая сова с вершины столетнего дуба на безобидную возню глупых, забавных мышат.

Так, одним махом побивахом и следствие, и экспертов, и подсудимых, удовлетворенный своим могуществом прокурор Каверин принялся оглашать уже оглашенную прежде другую экспертизу — о невозможности определить продукты выстрела в смывах рук и срезах ногтей подсудимого Квачкова. При этом особый нажим прокурор сделал на замечании экспертов, что «следы продуктов выстрела сохраняются лишь в течение двух-трех часов после выстрела, и то если человек руки не мыл». Выходило, по уже прославленной нами прокурорской логике, что экспертиза оказалась неудачной только потому, что Квачков сразу же после покушения тщательно вымыл руки. Словом, если Вас заподозрят вдруг в причастности к стрельбе, а следов «продуктов выстрела» на руках не обнаружат, то, по прокурорской логике Каверина, Вы можете подозреваться в умышленном мытье рук для сокрытия следов «продуктов выстрела»…

Похоже, что в дополнениях прокурор собирается повторно представить присяжным заседателям все доводы обвинения, но перемерив и перевесив их. Тогда мы перещеголяем в судебной волоките Древнюю Русь, и какой-нибудь археолог лет через пятьсот, обнаружив и расшифровав мои бренные записи, утешит какого-нибудь очередного премьера Путина Тринадцатого, что при Путине Первом судопроизводство тоже было не на высоте. 

Анатолий Чубайс обитает на свалке (Заседание пятьдесят восьмое)

Суд с участием присяжных — конструкция хрупкая, часто рассыпается, не дожив до вердикта. Но не потому, что не просто долгие месяцы сохранять коллектив из двенадцати членов коллегии и нескольких запасных, при том, что люди эти обременены и работой, и семьей. Жизнь показывает, что присяжные, давшие согласие вершить судьбы других, как правило, понимают, какой груз ответственности берут на свою совесть, а из процесса уходят не по своей воле. К примеру, дело о покушении на Чубайса до нынешнего процесса слушалось тремя коллегиями присяжных, первые две были развалены тандемом обвинения с судьей. В первой коллегии, когда в ней не оставалось уже запасных, вдруг обнаружилось, что одна из заседателей — пациентка наркологического диспансера, что категорически запрещено законом. Присяжная сама была ошарашена новостью и отрицала в суде данный факт, но прокурор предъявил невесть откуда взявшуюся справку, и вся коллегия пошла «под нож» вместе с уже полгода слушавшимся процессом. Вторая коллегия прекратила свое существование, перевалив за половину судебных слушаний. Старшину тех заседателей обвинили в недоплате налогов, о которых он сном-духом не ведал, и по формальным причинам распустили коллегию, заподозренную в симпатиях к обвиняемым. Однако, прокуратура — контора творческая и помимо фантастов-следователей там есть неплохие сценаристы-постановщики, которые понимают, что разгонять самим коллегию за коллегией не только бездарное лобовое решение проблемы, но и чревато брожением у граждан страны подозрений в недемократичности судебной системы вопреки утверждениям Президента-юриста. Поэтому изящнее будет, если неугодная обвинению коллегия присяжных рассыпется вроде как сама по себе, по собственной инициативе. В чем суть технологии? Присяжным обещано, что к маю им закончат предъявлять доказательства и в начале июня присяжные смогут вынести вердикт. Но проходит уже июль, а прокурор предъявляет все новые и новые «дополнения по делу», и не важно, что не новые вовсе, и не дополнения, а по второму и третьему кругу все те же уже набившие оскомину «доказательства» обвинения. Но конца края этой муке не видно, а дома — дети, работа, рухнувшие планы на отдых… Вот, кажется, все, закончило обвинение волокиту дополнений, ан нет, новая затяжка, зачитывается целое досье оформления российского гражданства женой Роберта Яшина Натальей Савенко в … 2007 году. Какое это имеет отношение к событиям 17 марта 2005 года?! Цель прокуратуры одна, чтоб, не выдержав измора, издевательства над здравым смыслом и людьми, дружно встали возмущенные присяжные и ушли. И обвинение сохранит явно потерянное в процессе свое лицо, и потрясающий удар будет нанесен по институту присяжных, единственной на сегодня оставшейся форме участия народа во власти.