Политические сочинения. Том II. Социальная статика - Герберт Спенсер

даст нам способности, необходимые для настоящего положения. Итак, следует спросить, облегчается ли эта перемена рассматриваемыми здесь механическими приемами, которые должны помочь нашей слабости? Конечно, нет. Одна минута размышления, и мы убедимся, что они замедляют этот процесс. Всякому известно, что запрос и предложение – это закон жизни точно так же, как и закон торговли. Сила является только тогда, когда на нее есть требование; неразвитая способность может развиться только под влиянием строгой дисциплины нужды. Вы хотите извлечь из ничтожества и развить какое-нибудь слабое чувство? Для этого вы должны заставить его действовать; пусть оно делает требующее от него дело, как может и как умеет. Нужно, чтобы оно всегда было деятельно, всегда в напряжении, чтобы оно постоянно ощущало неудобства своей неспособности. Если с ним будут обращаться таким образом, то в течение поколений оно достигнет достаточного развития; то, что было когда-то невозможным для него делом, сделается потребностью, источником здравого и приятного возбуждения. Но если между способностью и ее отправлением протиснется какой-нибудь государственный механизм, то процесс приспособления будет остановлен. Рост прекратится, и вместо того начнется упадок. Зародыш деятеля погибнет немедленно, как скоро на его месте явится какая-нибудь комиссия или присутственное место, или состав чиновников; сила так же скоро утрачивается бездеятельностью, как приобретается деятельностью. Человечество перестает приспособляться к естественным требованиям общественного состояния и вместо того принимает форму, приноровленную к требованиям искусственным. Вследствие этого останавливается тот прогресс, который должен создать совершенного человека, характеризующегося тем, что он сам способен удовлетворять всем своим потребностям; или, другими словами, все это останавливает выполнение условий, необходимых для достижения совершенного счастья. После всего сказанного ясно, что правительство, как уже объяснено было выше, поступает в этом случае не только наперекор своему назначению, ибо отбирает у граждан собственность в бо́льших размерах, чем необходимо для целей защиты, но еще дает взамен нечто такое, что заключает в себе новый ущерб.

§ 4. Есть, впрочем, одна способность или, лучше сказать, есть комбинация, способность, которую государство может с успехом заменить, по крайней мере, настолько, насколько это от него зависит; именно, государство может заменить недостаток тех способностей, без которых само общество невозможно. Ясно, что если какое-нибудь создание должно приспособиться к новым условиям существования, то прежде всего необходимо, чтобы оно было поставлено в эти условия. Выражаясь точнее, мы должны сказать, что человека можно приспособить к условиям общественной жизни только тогда, когда мы будем его удерживать в среде общества. Как скоро мы в этом убедимся, то из этого уже прямо мы можем вывести заключение, что так как людям недоставало прежде, да и до сих пор недостает тех чувств, которые необходимы для справедливого поведения и для предупреждения постоянного антагонизма между личностями, то необходим искусственный деятель, который удерживал бы их вместе и не давал бы им разойтись и уединиться. Только посредством процесса приспособления могут произойти те свойства, вследствие которых социальное равновесие будет установляться само собою. Пока процесс этот продолжается, необходимо, чтобы существовало учреждение, которое соединяло бы людей в общество и которое мешало бы всяким поступкам, грозящим этому обществу уничтожением. Такое учреждение нам представляется в правительстве.

Наше заключение будет в своем существе одинаково, будем ли рассматривать правительство с этой точки зрения или с той, с которой мы смотрели на него прежде. Если правительство посвятит себя тому отправлению, для какого оно здесь предназначается, т. е. если оно будет держать людей в том состоянии, к которому им следует приспособиться, то оно вместе с тем будет исполнять назначение, имевшееся для него в виду по другим причинам – оно будет защитником. Отправлять правосудие, охранять права людей, предупреждать несправедливые нападение – все это означает делать общество возможным, делать людей способными жить вместе, держать их в соприкосновении с новыми условиями жизни. Мы видим, что и та, и другая аргументация выходит из одного корня, и это должно убедить нас, что каким бы путем мы ни определяли обязанности государства, но государство не может выйти из пределов этих обязанностей без саморазрушения. Если мы будем считать государство защитником по своему призванию, то мы найдем, что с того момента, как оно принимает на себя что-нибудь, кроме защиты, оно нападает, вместо того чтобы охранять. Если мы будем рассматривать государство как одно из орудий приспособления, то мы увидим, что оно замедляет это приспособление вместо того, чтобы его ускорять, как скоро оно не ограничивается удержанием людей в состоянии общества, а принимает на себя другие задачи.

§ 5. Мы достаточно привели положительных доказательств, обратимся к отрицательным. Философы, придерживающиеся утилитарного учения, утверждают, что на государстве лежат еще другие отправления, кроме обязанности охранять права людей. Какие же это отправления? Если кто-нибудь утверждает, что указанные выше границы государства проведены неверно, то само собою возникает требование: укажите же, где должна быть эта граница? На такой вопрос утилитарная философия никогда не была в состоянии дать ответа. То, что она считала определением границ, вовсе не заключало в себе никакого определения. Уже в начале этого сочинения (Утилитирная философия, § 1 и 2) было доказано, что сказать «государство должно делать то, что полезно», или «оно должно стремиться к произведению наибольшего счастья», или «оно должно способствовать общему благу» – это все равно, что не сказать ничего, потому что на эти предметы существуют бесконечно разнообразные взгляды, и выражениям этим придается самый разнородный смысл. Определение, которого выражения неопределенны, – это нелепость. Толкование слова «польза» зависит от личного мнения; поэтому сказать, что правительство должно делать то, что «полезно», – это значит сказать, что правительство должно делать то, что, по нашему мнению, ему следует делать!

Итак, мы требуем определения. Где надлежащая граница между двумя крайними пределами государственной деятельности, между возложением на него всего и ничего? Бесчисленны отрасли деятельности неограниченного законодательства; на которой же из них ему следует остановиться? Следует ему простирать свое вмешательство до того, что оно будет определять способы мануфактурного производства, вмешиваться в приемы сельского хозяйства и в домашние дела, как это делалось когда-то? Недавно еще законодательство вмешивалось в торговлю, до сих пор оно вмешивается в воспитание, многие желают, чтобы оно обращало внимание на общественное здравие; в Китае оно наблюдает за костюмом, в Австрии – за литературой; в число отраслей его деятельности входит и благотворительность, и нравы, и удовольствия, должно ли все это принадлежать к сферам его опеки? Если его деятельность не может быть обращена на все эти предметы, то на которых из них она должна остановиться? Если спутавшийся исследователь будет искать убежища в авторитете, то он найдет примеры не