Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны» - Джеймс Голдгейер

Российскому правительству было недостаточно дополнительных кредитов Всемирного банка и медленного и неравномерного поступления новых средств от МВФ. В мае 1998 года потерпел крах один из самых крупных российских банков — «Токобанк», что вызвало тревогу многих инвесторов относительно судьбы остальной части банковского сектора{712}.[147] Новая атака на рубль в конце месяца истощила валютные резервы Центрального банка и еще больше подогрела циркулировавшие в Москве слухи о том, что объем ГКО превысил все ликвидные валютные резервы России. В отчаянной попытке ограничить вывоз валюты за рубеж Центральный банк поднял учетную ставку до 150%{713}. Отдача по краткосрочным ГКО взлетела до 80%. К середине лета фондовый рынок упал на 78% от своего пика в октябре 1997 года{714}. Нужно было принимать какие-то решительные меры.

29 мая в США прилетел Чубайс. Он хотел убедить своих американских коллег нажать на МВФ, чтобы фонд немедленно выделил России новую помощь. Чубайс официально уже не входил в правительство, являясь председателем совета директоров РАО «ЕЭС», однако Ельцин, Кириенко и российские олигархи направили его в Вашингтон, поскольку знали, что он был их лучшим шансом получить новую помощь от МВФ. К тому же и сам Чубайс поставил на карту свою репутацию. В Вашингтоне он встретился со всеми высшими деятелями администрации Клинтона, а также со Стэнли Фишером из МВФ и Джеймсом Вулфенсоном из Всемирного банка. В Министерстве финансов к миссии Чубайса отнеслись с сочувствием, особенно Саммерс, но предупредили, что российское правительство должно провести пакет радикальных и убедительных экономических реформ, чтобы вернуть себе доверие западных инвесторов{715}.

В качестве весьма необычного шага в связи с визитом Чубайса сам президент сделал заявление в его поддержку:

«Я горячо приветствую сегодняшнее заявление российского правительства о новой экономической программе на 1998 год. Разработанная в процессе консультаций с МВФ, эта программа говорит о приверженности России проведению решительных экономических реформ с целью укрепления финансовой стабильности, поощрения инвестиций и экономического роста. Соединенные Штаты намерены поддержать эту программу, после того как она получит одобрение Совета директоров МВФ… Новый экономический план России создает прочную основу для налоговых реформ. Он дает российским властям необходимые полномочия для сбора налогов, для принятия жестких мер в отношении компаний, которые не выполняют своих обязательств перед правительством, и для контроля и соответствия расходов доходам. Теперь важно проводить эти реформы решительно и последовательно. Соединенные Штаты будут и впредь выступать за активную и эффективную поддержку этих реформ Международным валютным фондом и Всемирным банком»{716}.

Чубайс возвратился домой, не получив нового пакета помощи, поскольку американцы, особенно Липтон, не были уверены в том, что у российского правительства есть эффективный план выхода из кризиса, но ему пообещали новые кредиты в объеме 10-15 млрд. долл.{717}

Поразительно, но в начале июня Россия сумела разместить еврооблигаций на 2,5 млрд. долл., что породило надежду на выздоровление.

На протяжении лета Чубайс продолжал переговоры с МВФ. В июне представители фонда дали понять, что они не могут позволить себе пойти на многомиллиардную помощь России. В ответ на муссировавшиеся в прессе 10-15 млрд. долл., необходимых для спасения России, Стэнли Фишер заявил: «Это очень большие деньги… Это больше того, что МВФ может вложить в экономику одной страны»{718}. В конце июня МВФ сделал осторожный шаг вперед, одобрив выдачу очередного транша в размере 670 млн. долл. по ранее заключенному соглашению о расширенном кредитовании (1996 г.). Неделю спустя под сильным давлением со стороны администрации Клинтона стало складываться впечатление, что на подходе новая и более крупная сделка. Директор исследований МВФ Майкл Мусса заявил, что «очередной пакет помощи» находится в стадии «активного обсуждения», поскольку Россия «слишком важная страна, чтобы можно было допустить ее крах». Однако переговоры между фондом и российским правительством были трудными и напряженными. Уже 12 июля западные репортеры высказывали предположение, что эта сделка вообще может не состояться{719}.

Однако за два дня до этого, 10 июля, Ельцин позвонил Клинтону и попросил его лично повлиять на МВФ, чтобы добиться незамедлительного предоставления российскому правительству новых чрезвычайных кредитов{720}. По словам Тэлботта, в голосе Ельцина чувствовалось напряжение, которого раньше никогда не отмечалось{721}. Российские рынки рушились, и резервы Центрального банка таяли, вынуждая Министерство финансов предлагать доход по ГКО на уровне 100% в годовом исчислении. Еще до звонка Ельцина команда Клинтона, отвечавшая за вопросы национальной безопасности, одержала верх над экономистами в споре о спасении России. Заместитель советника по национальной безопасности Джеймс Стейнберг вспоминает, что кризис в Азии, а затем и в России стал такой проблемой, по которой голоса дипломатов и военных в администрации с учетом возможных последствий для интересов США слышались громче остальных:

«На ранней стадии [финансового кризиса в Азии] в мае-июле 1997 года этим почти исключительно занималось Министерство финансов. Но Минфин не улавливал политических последствий и этого кризиса, и его влияния на безопасность. Мы видели, что китайцы поддерживали тайский бат [денежная единица Таиланда], а речь шла о нашем союзнике. В Министерстве финансов этим занимались на достаточно высоком уровне, но в Госдепартаменте и Совете национальной безопасности дело было поручено мелким чиновникам. Потом появилась сильная межведомственная группа, которая занималась всеми аспектами кризиса: Азия, Турция, Пакистан, Россия. Группа проводила регулярные встречи, по крайней мере на уровне старших директоров. Таким образом, к моменту развития кризиса в России этим уже занималось не только Министерство финансов»{722}.

Даже в Министерстве финансов стали понимать, что, хотя новый пакет помощи и был связан с определенными риском, который заранее никто не мог просчитать, на этот риск нужно было идти. Вспоминает Марк Медиш: «В июле была предпринята авантюрная попытка, которая себя не оправдала. В конце июня или в начале июля мы собрались в кабинете Ларри. Часа полтора говорили о России. Ларри спросил каждого из нас, какова была вероятность краха рубля при условии, если мы будем или не будем помогать России. Мы начали прикидывать. Все сошлись на том, что с нашей помощью шансы предотвращения катастрофы были выше, чем 50 на 50. Некоторые говорили о 30-40%, другие оценивали шансы на успех в 90%. Но все считали, что ставки были достаточно высоки и наше вмешательство было оправданно, даже если шансы на успех были не выше 30%»{723}. Спустя три дня, 13 июля 1998 г., вопреки прежнему заявлению Стэнли Фишера, что 9-10 млрд. долл. для одной страны — слишком много, МВФ объявил о новом чрезвычайном пакете помощи России в сумме 22,6 млрд. долл. Этот пакет включал 15,1 млрд. долл. собственно от МВФ, 6 млрд. долл. от Всемирного банка и дополнительно 1,5 млрд. долл. от Японии. Из этой суммы кредиторы планировали перевести России 14,8 млрд. долл. в 1998 году, а остальную часть — в 1999 году. Первоначальный транш предназначался на пополнение валютных резервов Центрального банка, которые, по официальным данным, сократились до 13,7 млрд. долл. в результате усилий банка по защите рубля{724}. Соглашаясь с новой программой, российское правительство обещало ввести 5-процентный налог с продаж, увеличить налог на землю, реструктурировать корпоративный налог, заставить компании платить коммунальные услуги и налоги или в противном случае идти под банкротство и, наконец, сократить на следующий год дефицит бюджета с 5,6% ВВП до 2,8%. Новая программа также предусматривала крупномасштабный пересчет долгов, который взялась организовать американская компания «Голдман Сакс» и привести к преобразованию 8 млрд. номинированных в рублях ГКО в долгосрочные и деноминированные в долларах еврооблигации. Сочетание преобразования долга с вливанием твердой валюты имело своей целью снижение давления на взрывообразно расширяющийся рынок ГКО и замедление оттока за рубеж твердой валюты{725}.

Первое вливание по новому кредиту МВФ вначале было объявлено в размере 5,6 млрд. долл. и должно быть составлено наполовину из средств расширенного кредита за 1996 год. Вторая половина формировалась за счет компенсационного чрезвычайного фонда — программы, предназначенной для стран, страдающих от последствий неблагоприятного платежного баланса. Однако, чтобы наказать Государственную Думу за то, что она не смогла принять новые налоговые законы, России фактически было перечислено только 4,8 млрд. долл. из средств фонда, а также 300 млн. долл. от Всемирного банка и 400 млн. долл. от Японии{726}.