Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны» - Джеймс Голдгейер

Расстройство Клинтона и его рассеянность характеризовали в целом его политику в отношении России в тот период. В годовщину августовского краха журнал «Нью-Йорк таймс магазин» вынес на обложку вопрос из центральной статьи «Кто потерял Россию?», что послужило толчком для начала «охоты на ведьм» в Вашингтоне, но, что примечательно, не в Москве{758}. Сам вопрос подразумевал, что Россия была потеряна, и это была потеря Америки. Масла в огонь подлило разоблачение крупной аферы по отмыванию денег в России через «Бэнк оф Нью-Йорк»{759}. Некоторые даже утверждали, что помощь МВФ была «уведена» российским правительством на счета в банки Швейцарии{760}.

После скандала с «Бэнк оф Нью-Йорк» (и раскручиваемого фиаско с Левински) критики Клинтона обвиняли его во всех смертных грехах. Наиболее тяжкими представлялись обвинения его противников в причастности американцев к коррупции в российском правительстве. Уже на протяжении нескольких лет шли разговоры о том, что Черномырдин был очень богатым человеком, который похитил в Газпроме миллионы долларов для своей семьи{761}. Появились сообщения, что на одном из докладов ЦРУ о незаконных операциях Черномырдина вице-президент Гор написал «чушь»{762}. Советники Гора в тот момент и позже опровергали эти сообщения, но в глазах общественности ущерб был нанесен. Российские чиновники были коррумпированны, криминальны и не способны создать реальный капитализм, а администрация Клинтона была с ними в сговоре. Чтобы подтвердить эту связь, спикер Палаты представителей Дэннис Хастерт (республиканец от штата Иллинойс) поручил провести анализ политики США в отношении России. Комиссию возглавил конгрессмен Кристофер Кокс (республиканец от штата Калифорния), в нее также входили и демократы, прямо обвинявшие Гора в причастности к российской коррупции{763}.

И хотя мало кто напрямую обвинял членов команды Клинтона в преступлениях, в последующие два года вашингтонские аналитические центры и Республиканская партия затратили много времени и ресурсов на дебаты о том, «кто потерял Россию»{764}. В 2000 году, особенно с развертыванием президентской избирательной кампании, критики основную вину за провалы России стали возлагать на Клинтона и Гора. В год выборов доклад комиссии Кокса подтолкнул некоторых прямо обвинить Гора во всех бедах России. Например, газета «Нью-Йорк пост» писала: «Америка победила в «холодной войне», нанесла поражение Советскому Союзу. Но кто потерял Россию? Список подозреваемых достаточно длинный, но проведенное недавно убедительное исследование [доклад Кокса] указывает на главного виновника — вице-президента Альберта Гора». Газета намекнула, что Гор должен объяснить американскому народу — кто потерял Россию?{765} Обозреватель Дэвид Игнатиус даже использовал термин — «россиягейт»{766}. Многие комментаторы включились в дискуссию с утверждениями, что помощь России была бесполезной — деньги брошены на ветер. Бывший министр обороны Каспар Уайнбергер пошел еще дальше, заявив, что американская помощь была не просто пустой тратой денег, она нанесла ущерб интересам национальной безопасности США. «Миллиарды долларов помощи были использованы не по назначению, а некоторые деньги вообще пропали… Помощь просто исчезла с «экрана радара» — она должна была пойти на восстановление промышленности, но ее значительная часть пошла на восстановление передовых военных возможностей… Значительная часть средств МВФ использовалась непосредственно на закупку вооружений и поддержку программ их создания»{767}.

Не было недостатка и в теориях, объяснявших провал и противоречивших друг другу. По мнению некоторых аналитиков, команда Клинтона не понимала Россию. Она избрала «принципиально порочный путь, основанный на недостаточно комплексном учете политического наследия Советского Союза и его влияния на совокупность интересов, институтов и моделей поведения в посткоммунистических странах»{768}. Американская помощь, при всех добрых намерениях, видимо, была «несовместима с российскими условиями и традициями»{769}. Специалист по России Томас Грэм был еще более откровенен в своем приговоре 1999 года: «Финансовый крах августа прошлого года развеял все иллюзии относительно пути, которым идет Россия. Он знаменовал собой провал всей политики Запада за последние семь лет, конец грандиозного либерального проекта быстрого преобразования России в страну с нормальной рыночной экономикой и с демократической системой правления»{770}. По мнению других, команда Клинтона не разбиралась в экономике и процессах становления рынков, она не сумела добиться проведении «правильных» экономических реформ, а потом и не смогла организовать помощь МВФ тогда, когда это возымело бы действие. Относительно роли МВФ одна из сторон в дискуссии обвиняла фонд в излишней «мягкости»[154].{771} Некоторые даже обвиняли МВФ в том, что он не только не помог в решении экономических трудностей России, но даже продлил их{772}.

Другие утверждали, что МВФ, наоборот, был слишком строг{773}. Тем не менее, оба лагеря считали причиной плохой деятельности фонда давление, которое оказывалось на него со стороны Америки.

Критики администрации Клинтона обвиняли ее в том, что она поощряла Россию привлекать, «горячие деньги» на фондовый рынок, но не требовала от нее создания благоприятных условий для прямых иностранных инвестиций. В ретроспективе обе стороны, участвовавшие в дискуссии о том, кто потерял Россию, ссылались на переполнение портфеля инвестиций и облигаций за счет зарубежных средств и преждевременную либерализацию рынка капиталов как на одни из главных причин финансовой катастрофы августа 1998 года. Однако кто виноват в этом наплыве капитала, остается предметом горячих споров. Некоторые обвиняют МВФ в том, что фонд давил на российское правительство в плане ускорения либерализации рынка капиталов. Другие винят западных инвесторов в том, что они слишком скоро и слишком много предлагали денег российским банкам и правительству{774}. Сторонники третьей точки зрения обвиняли российское правительство в том, что оно слишком полагалось на «горячие деньги» в формировании своего бюджета. В тот период Китай с его 181 млрд. долл. прямых иностранных инвестиций в сравнении с 8,7 млрд. долл. таких же инвестиций в России стал моделью развития рынка. Россия показала пример, которого следовало избегать{775}.

Другие вели дискуссию о природе международных отношений в общем плане. Сторонники одной точки зрения считали, что политический провал произошел из-за того, что Соединенные Штаты слишком долго делали вид, что Россия все еще была великой державой. «Американское сближение с Россией закрепляло представление о биполярном мире периода «холодной войны» уже после того, как растущий разрыв в соотношении сил между Соединенными Штатами и Россией сделал это анахронизмом»{776}. Другие им возражали, считая, что политика США потерпела провал именно потому, что США больше не относились к России как к великой державе, которой она все еще являлась{777}.[155] Американскую политику экономической помощи квалифицировали как стратегию, которая отрицательно (если не намеренно) ухудшила асимметрию в двусторонних отношениях. Дмитрий Сайме сделал такой вывод: «В России сейчас существуют сильные подозрения, что Вашингтон решил намеренно держать ее на коленях, навязав ей гибельную экономическую политику. Несмотря на отсутствие доказательств того, что администрация Клинтона была способна или заинтересована в проведении подобного курса в духе Макиавелли, ведущие деятели администрации должны понимать, что независимо от разглагольствования о партнерстве обеих стран не может быть полностью равноправных отношений между мощным донором и обремененным проблемами получателем помощи»{778}. Аналогичным образом другие критики утверждали, что США не понимали интересов безопасности России. Диапазон политических рекомендаций включал и возврат к политике «сдерживания», и новое, более активное сближение{779}.[156]

Команда Клинтона сначала отстаивала свои позиции, полностью отвергая аргументы сторон. Она утверждала, что Россия не была потеряна, но просто проходила период трудных колебаний в процессе перехода к капитализму и демократии. Представители Клинтона защищали предпринимавшиеся в июле 1998 года попытки спасти Россию, несмотря на то что они не принесли успеха. Липтон объяснял скептически настроенным членам Конгресса США: «Сформированный в июле пакет помощи в объеме 22,6 млрд. долл. был предназначен для дозированной и обставленной определенными условиями поддержки реформ. Он должен был помочь России выдержать мощное финансовое давление и выиграть время для продолжения реформ… Мы поддержали эту меру, поскольку были убеждены в том, что есть реальный шанс — не гарантия, а разумный шанс, — что в предстоящий период реформа пойдет вперед. Эта оценка базировалась на том, что президент Ельцин и премьер-министр Кириенко только что предприняли важные шаги, главным образом в виде декретов, направленных на сокращение бюджетного дефицита»{780}.