Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны» - Джеймс Голдгейер

Конкретно противники Ельцина в Государственной Думе, пользуясь слабостью президента, попытались добиться его согласия на пакт о разделении власти, который неконституционным путем изменил бы конституционное устройство России{749}. Когда это предложение провалилось, возникли новые идеи об изменении Конституции законным путем, чтобы уменьшить полномочия президента. В некоторых проектах поправок даже ставился вопрос об отмене института президентства. Геннадий Зюганов и его Коммунистическая партия были в авангарде движения за изменение Конституции, но в целом эта идея имела широкую поддержку среди политических групп, представлявших широкий политический спектр. После августа 1998 года несколько депутатских групп в Государственной Думе подготовили предложения о внесении поправок в Конституцию, которые дали бы больше власти парламенту{750}.[153]

Однако кошмарные сценарии не реализовались. Чем больше Примаков осваивался со своей работой, тем меньшим ретроградом он казался. Правительство Примакова не раздуло бюджет, но, наоборот, произвело серьезные сокращения, которые правительство Кириенко хотело провести, но у него не хватило для этого политической воли. Министр финансов Михаил Задорнов держал Примакова в узде относительно финансовой политики и уравновешивал влияние Маслюкова. И хотя при Примакове финансирование таких секторов, как оборона и разведка, было увеличено, представленный в Государственную Думу бюджет имел дефицит всего в 2,5% от ВВП — намного меньше, чем это было в два предыдущих года. Всемирный банк даже критиковал Примакова за чрезмерные сокращения бюджета в сфере образования. Центральному банку также не пришлось печатать груды денег. В первые дни после августовского краха Примаков часто выступал с критикой неоимпериалистической и неэффективной политики МВФ{751}. Однако после некоторой паузы Примаков восстановил контакт и с этими «злодейскими институтами»{752}.

Каких-либо радикальных перемен в том, как управлялась Россия, не произошло. Все предложения о поправках к Конституции были отклонены. Не было и каких-либо попыток добиться перемен неконституционными средствами. Позже, весной 1999 года, Государственная Дума попыталась подвергнуть президента Ельцина импичменту, но ей не хватило нескольких голосов, необходимых для того, чтобы вывести процесс за пределы начальной стадии. К этому времени Ельцин настолько оправился в политическом плане, что освободил Примакова от должности премьер-министра и назначил на его место верного ему Сергея Степашина, который в гораздо большей степени симпатизировал либеральным реформам. Государственная Дума утвердила Степашина на этом посту без больших проблем. Но спустя всего несколько недель Ельцин заменил Степашина на никому неизвестного кремлевского аппаратчика Владимира Пугина. Представляя кандидатуру Путина, Ельцин прямо заявил, что надеется — в следующем году Путин сменит его на посту президента. Человек, который еще год назад физически и политически был на грани, если не вообще сошедшим с политической арены, теперь режиссировал процесс передачи власти в Кремле в соответствии со своими желаниями.

Последствия краха для команды Клинтона

По иронии судьбы финансовый крах августа 1998 года причинил больше вреда политике Клинтона в отношении России, чем самой России. Августовский крах не рассматривался как вопрос национального значения в США, но он вызвал серьезную дискуссию среди американских экспертов и политиков относительно правильности и результативности политики Клинтона. В тот момент многие считали, что августовский кризис продемонстрировал, что эта политика потерпела катастрофический провал.

Финансовый крах России был в США главной новостью в течение лишь одного дня. Компания Си-Эн-Эн неоднократно показывала сцену небольшой драки между вкладчиками, безуспешно пытавшимися получить свои деньги в закрывшемся банке, — так общество в целом отреагировало на финансовый коллапс. На следующий день признание Клинтона о его связи с Моникой Левински навсегда вытеснило вопрос о кризисе из поля зрения основной части американского общества. Внешнеполитическая команда Клинтона, хотя и была глубоко расстроена разворачивавшимся вокруг дела Левински скандалом, была вынуждена искать решение другой крупной внешнеполитической проблемы — как реагировать на террористические акты против посольств США в Кении и Танзании. И к концу недели Россия стала третьестепенной проблемой{753}.

Для Усамы бен Ладена у США по крайней мере был какой-то ответ — 80 крылатых ракет, пущенных по тренировочным лагерям аль-Каиды в Афганистане и по фабрике в Судане, где, как предполагалось, производилось химическое оружие. Гораздо труднее было выработать политическую реакцию на то, что происходило в России.

С тех пор как правительство объявило о своих непродуманных мерах по выходу из кризиса, экономика России, похоже, непрерывно двигалась по нисходящей спирали. Некоторые американские аналитики предсказывали, что за экономическим крахом последует крах политический.

Команде Клинтона прежде всего надо было решить, стоит ли президенту ехать в Россию для встречи на высшем уровне с Ельциным, намеченной на первую неделю сентября. Внешнеполитические советники больше всего опасались, что накануне визита Клинтона Ельцин будет смещен с поста президента. За неделю до встречи в Россию отправился Тэлботт, который лично от Ельцина получил заверения, что тот не намерен уходить в отставку. Но если даже Ельцин был готов встречать и приветствовать Клинтона, внутриполитические советники президента США твердо выступали против этой поездки, ссылаясь на то, что это будет выглядеть как бегство от скандала с Левински. Аналитики и знатоки в Вашингтоне высмеивали предстоящую встречу в верхах. Встреча «без смысла и без повестки» — такова была новая метафора для обозначения состояния американо-российских отношений. Один из наблюдателей отмечал: «Если вместе с Клинтоном в Россию не отправятся 1200 человек, как это было при поездке в Китай, которые могут впрыснуть деньги в российскую экономику, трудно надеяться, что эта встреча даст положительный результат»{754}.

Тэлботт был с этим не согласен. Он считал, что Клинтон должен ехать. Отмена поездки создала бы впечатление, что Соединенные Штаты бросают Россию. О поездке было объявлено 6 июля — еще до того, как появилось официальное сообщение о новом пакете помощи МВФ. Тэлботт вспоминает, что Ельцин говорил ему как заместителю госсекретаря: «Смысл его заявления был прост: если встреча на высшем уровне состоится, то лидеры обеих стран смогут стабилизировать отношения; если она будет отменена — все, чего им удалось достичь, окажется под угрозой»{755}.

Министерство финансов США не испытывало особого энтузиазма в связи с поездкой, но СНБ, Госдепартаменту и президенту за отказ от поездки пришлось бы заплатить слишком дорого. Вспоминает Марк Медиш: «Когда Примаков стал премьер-министром, со стороны других агентств оказывалось давление для восстановления отношений. Но Министерство финансов уже обожглось. В августе русские действовали очень грубо. Рубин не хотел ставить свою репутацию на карту России. С точки зрения Министерства финансов, обжёгшись на молоке, надо было дуть на воду. Сентябрьская поездка Клинтона все-таки состоялась, но Министерство финансов ее не поддерживало. В конечном счете это был сам Клинтон плюс Бергер и Тэлботт — те, кто, принимая во внимание высшие интересы американо-российских отношений, решил, что президент США должен ехать»{756}.

В то время российские реформы не были для Клинтона высшим приоритетом, и это проявилось на встрече президентов. По правде говоря, в момент пребывания Клинтона в Москве у России даже не было премьер-министра. Ельцин все еще пытался провести через Государственную Думу назначение Черномырдина. Клинтон тоже не привез на встречу каких-то реальных предложений. Фактически роль новой повестки играла старая, сохранившаяся еще с первых лет администрации Клинтона, — как удержать Ельцина у власти. К большому огорчению Клинтона, даже это не интересовало сопровождавших его журналистов. На совместной с Ельциным пресс-конференции два или три вопроса американских журналистов касались дела Левински. Клинтон был сконфужен и рассержен{757}.

Расстройство Клинтона и его рассеянность характеризовали в целом его политику в отношении России в тот период. В годовщину августовского краха журнал «Нью-Йорк таймс магазин» вынес на обложку вопрос из центральной статьи «Кто потерял Россию?», что послужило толчком для начала «охоты на ведьм» в Вашингтоне, но, что примечательно, не в Москве{758}. Сам вопрос подразумевал, что Россия была потеряна, и это была потеря Америки. Масла в огонь подлило разоблачение крупной аферы по отмыванию денег в России через «Бэнк оф Нью-Йорк»{759}. Некоторые даже утверждали, что помощь МВФ была «уведена» российским правительством на счета в банки Швейцарии{760}.