Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

Не может вызвать удивления, что Михайловский старался оспорить те стороны труда Маркса, которые, как он опасался, могут повредить самобытническим стремлениям народников. В своей статье 1877 г. он подверг критике главу «Капитала» о первоначальном накоплении, усмотрев в ней универсальную философско-историческую концепцию, будто бы предуказывающую единый и общеобязательный для всех стран и народов путь экономического и общественного развития. Утверждать, что тот капиталистический процесс, история которого изложена Марксом, «на святой Руси» еще «очень мало» подвинулся вперед, Михайловский писал: «Следовательно, нам предстоит еще пройти вслед за Европой весь тот процесс, который описал и возвел в степень философско-исторической теории Маркс. Разница, однако, в том, что нам придется повторить процесс, т.е. совершить его сознательно». Михайловский призывал «семь раз подумать прежде, чем один раз отрезать себе все пути, кроме указанного немецким экономистом»[901].

Статья Михайловского против Жуковского обратила на себя внимание Маркса. В бумагах Маркса сохранился черновик его письма, адресованного редакции «Отечественных записок»[902].

В своем письме Маркс указывал, что глава «Капитала» о первоначальном накоплении «претендует лишь на то, чтобы обрисовать тот путь, которым в Западной Европе капиталистический экономический строй вышел из недр феодального экономического строя». Маркс отводил попытку Михайловского превратить его исторический очерк возникновения капитализма в Западной Европе в «историко-философскую теорию о всеобщем пути, по которому роковым образом обречены идти все народы, каковы бы ни были исторические обстоятельства, в которых они оказываются». Маркс требовал конкретного изучения исторической обстановки, не допуская возможности правильно понять общественно-экономическую эволюцию той или иной страны при посредстве «универсальной отмычки» какой-нибудь общей, надысторичной историко-философской теории.

Обращаясь к вопросу о том, что можно извлечь из его исторического очерка в применении к России, Маркс указывал: «Если Россия имеет тенденцию стать капиталистической нацией по образцу наций Западной Европы, – а за последние годы[903] она немало потрудилась в этом направлении, – она не достигнет этого, не превратив предварительно значительной части своих крестьян в пролетариев; а после этого, уже очутившись в лоне капиталистического строя, она будет подчинена его неумолимым законам, как и прочие нечестивые народы». В другом месте своего письма Маркс заявлял: «Если Россия будет продолжать[904] идти по тому пути, по которому она следовала с 1861 г., то она упустит наилучший случай, который история когда-либо предоставляла какому-либо народу, и испытает все роковые злоключения капиталистического строя»[905].

Таким образом, хотя Маркс здесь и уклонялся «от ответа по существу, от разбора русских данных»[906], он попутно отмечал успехи капитализма в России (Россия уже «немало потрудилась» на пути превращения в капиталистическую нацию) и определенно подчеркивал, что дальнейшее развитие страны в том направлении, которое наметилось с 1861 г., окончательно должно утвердить в ней капиталистический способ производства.

Документы Маркса, относящиеся ко времени до и после составления им черновика письма в «Отечественные записки», показывают, что он самым внимательным образом следил за процессом разложения старого хозяйственного и общественного уклада в России, за ростом капиталистических отношений не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве, за разложением общины. Об этом говорят и заметки Маркса к высказываниям «Народного дела» (1870 г.) и его замечания по поводу таких изданий, как книга А. Кошелева «Об общинном землевладении в России» (1875 г.) или «Сборник материалов для изучения сельской поземельной общины» (1880 г.)[907]. Те же явления изучались и Энгельсом, отмечавшим, например, в 1875 г. в работе «Об общественных отношениях в России», что «общинная собственность в России давно уже пережила время своего расцвета и по всей видимости идет к своему разложению»[908].

Тем не менее в обстановке нарастания революционного движения в России, вызывавшего у них, несмотря на критическое отношение к ряду общих теоретических принципов народничества, самое глубокое и искреннее сочувствие и рассматривавшегося ими как огромной важности фактор русской и международной жизни, Маркс и Энгельс считали необходимым соблюдать особую осторожность в своих публичных высказываниях по вопросам социально-экономических перспектив России (к этому же, конечно, склоняло отчасти тогдашнее состояние изучения русской экономической действительности).

Комментируя впоследствии (в послесловии к статье «Об общественных отношениях в России») данную Марксом в неопубликованном письме 1877 г. постановку вопроса, Энгельс указывал, что тогда свержение царизма казалось близким, а революция в России должна была дать новый могучий толчок также и политическому движению Запада. «Неудивительно, – писал Энгельс, – что Маркс в своем письме советует русским не особенно торопиться броситься в водоворот капитализма». В 1894 г., когда Энгельс писал послесловие, он мог исторически оценить прогнозы конца 70-х годов, основывавшиеся в известной мере и на переоценке силы и размаха тогдашнего русского революционного движения. Поэтому он добавил к цитированным выше словам: «Революции в России не произошло. Царизм восторжествовал над терроризмом», а за истекшие годы «и капитализм и разложение крестьянской общины достигли в России громадных успехов»; превращение России «в капиталистически-промышленную страну» шло во все более и более ускоряющемся темпе[909].

О том, что Маркс и Энгельс рассматривали проблему путей социально-экономического развития России в неразрывной связи с вопросом о судьбах русской революции, которые в свою очередь тесно связывались в их представлениях с перспективами борьбы за пролетарскую революцию в Западной Европе, ясно свидетельствует и знаменитое предисловие основоположников научного коммунизма к русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» от 1882 г. Повторяя вопрос, столь волновавший русских революционеров, «может ли русская община… непосредственно перейти в высшую, коммунистическую форму землевладения?», и при этом сразу делая многозначительную оговорку, что эта община является уже «сильно разрушенной» формой «первобытного коллективного владения землею», Маркс и Энгельс заявляли: «Единственный возможный в настоящее время ответ на этот вопрос заключается в следующем. Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они пополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»[910]. Из ответа Маркса и Энгельса вытекало, что без свержения царизма в России и победы пролетарской социалистической революции на Западе русская община не имеет перспектив, обречена на падение[911].

В тексте письма 1877 г. в редакцию «Отечественных записок», предназначавшегося для опубликования в этом легальном журнале, Маркс не мог ясно и прямо сказать об этих условиях – о победоносных революциях и русской и западноевропейской. Быть может, вынужденная недосказанность письма