Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

протестовал против него. Корень зла он усматривал в растущем общественном разделении труда, в усиливающейся дифференциации общества. Свое понимание прогресса Михайловский сформулировал в заключительных словах статьи «Что такое прогресс?»: «Прогресс есть постепенное приближение к целостности неделимых, к возможно полному и всестороннему разделению труда между органами и возможно меньшему разделению труда между людьми»[920]. Бесплодные в научно-познавательном отношении по своему абстрактному догматизму[921] идеи первого крупного сочинения Михайловского имели определенный социально-политический смысл. Это была попытка наукообразного обоснования «неприятия» капитализма и косвенно апология русской сельской общины, не знающей общественного разделения труда и потому по типу своей организации, с точки зрения Михайловского и его единомышленников, стоящей к осуществлению идеального общественного устройства гораздо ближе, нежели капиталистическое общество. Статья Михайловского «Что такое прогресс?» произвела значительное впечатление на часть русской интеллигенции 70-х годов[922].

Более сильное влияние на молодежь оказало другое произведение, появившееся почти одновременно с первым, – «Исторические письма» Лаврова, уже упоминавшиеся выше. Они были опубликованы за подписью «П. Миртов» в «Неделе» за 1868 – 1869 гг. и отдельной книгой в 1870 г.[923]

Подобно Михайловскому, Лавров выступал со своей формулой прогресса («развитие личности в физическом, умственном и нравственном отношении» и «воплощение в общественных формах истины и справедливости»). Творцами, двигателями прогресса в книге Лаврова признавались «критически мыслящие личности» – передовая интеллигенция[924]. Лавров настаивал, что всякий критически мыслящий интеллигент не только может, но нравственно обязан бороться за осуществление такого прогресса. Прогресс, являющийся пока достоянием небольшого меньшинства, куплен очень дорогой ценой, порабощением огромного большинства человечества. Сознательные представители цивилизованного меньшинства могут снять с себя ответственность «за кровавую цену своего развития», если употребят это развитие «на то, чтобы уменьшить зло в настоящем и в будущем»[925].

Так формулировал Лавров в «Исторических письмах» идею долга интеллигенции перед народом, идею, которая независимо от того или иного отношения читателей к общей социолого-философской схеме автора с удовлетворением была воспринята широкими кругами демократической интеллигенции 70-х годов, стремившимися к борьбе с существующим строем, за интересы крестьянства. Объективную подкладку этой идеи долга вскрывает В.И. Ленин в своей известной статье «О „Вехах“»: «Демократ размышлял о расширении прав и свободы народа, облекая эту мысль в слова о „долге“ высших классов перед народом»[926].

Особое место в ряду произведений, идейно подготовивших движение 70-х годов, принадлежит труду Н. Флеровского (псевдоним писателя и общественного деятеля В.В. Берви) «Положение рабочего класса в России», вышедшему в свет отдельной книгой в издании Н.П. Полякова осенью 1869 г.[927] И Маркс и Энгельс придавали книге Флеровского большое значение, как правдивому и резкому обличению действительного положения трудящихся масс России (Флеровский под рабочим классом разумел именно всю массу трудящихся: крестьян, кустарей, промышленных рабочих и т.д.) В письме к Энгельсу от 10 февраля 1870 г. Маркс писал: «Это – первое произведение, в котором сообщается правда об экономическом положении России»[928]. В обращении Генерального совета I Интернационала к членам комитета Русской секции в Женеве (от 24 марта 1870 г.) Маркс дал очень лестный отзыв о книге Флеровского: «Это – труд серьезного наблюдателя, бесстрашного труженика, беспристрастного критика, мощного художника и, прежде всего, человека, возмущенного против гнета во всех его видах, не терпящего всевозможных национальных гимнов и

[929] ]]>

Разумеется, Маркс видел и слабые, ошибочные стороны работы Флеровского, являвшегося одним из представителей русского утопического социализма. В самом обращении к Русской секции Маркс указывал, что сочинение Флеровского «в некоторых местах не вполне удовлетворяет критике с точки зрения чисто теоретической». Принадлежавший Марксу экземпляр книги Флеровского содержит немало пометок Маркса, в которых он подвергает критике мелкобуржуазные, часто в прудоновском духе, рассуждения автора, его иллюзии относительно возможности товарищества между рабочими и капиталистами, его мысль о «воспрещении найма» при сохранении капиталистов и т.д.[930]

На русского читателя, прежде всего на демократическую молодежь, книга Флеровского произвела огромное впечатление. Об этом свидетельствуют многие семидесятники. О.В. Аптекман отмечает, что молодежь «ухватилась» за эту книгу, читала, изучала ее: «Это была настольная книга у каждого вдумчивого студента». Читателю стали видны действительные последствия «крестьянской реформы», перед ним встала «потрясающая картина народного разорения, обнищания, пауперизма»[931].

Книга Флеровского действовала на молодежь не только фактами, рисующими тяжелое положение народных масс, но и своей теоретической стороной, которой в основном было посвящено пространное «Заключение». Притом для радикальной, проникнутой в большей или меньшей степени революционными стремлениями молодежи имели значение не призывы автора к господствующим классам, не его мечтания о том, чтобы «и высшие и низшие слои общества направились к одной цели»[932], а превознесение Флеровским мелкого производства, особенно общины, его преклонение перед крестьянином, развившим «среди себя учреждение столь совершенное, что наши образованные классы даже и понять его были не в состоянии»[933]. Рецензент первого печатного издания воспоминаний Аптекмана, скрывшийся за подписью «Т-ин» (несомненно, сам бывший участник движения), сообщал в 1907 г. в журнале «Былое»: «Молодежь зачитывалась книгой Флеровского „Положение рабочего класса в России“. Под этим влиянием развилось и стремление молодежи к подвижничеству, аскетизму или правильнее сказать… к сокращению своих потребностей. В книге Флеровского… была основа народничества, с его стремлением к опрощению, с верой в будущность земельной общины, со стремлением в народ»[934].

Флеровский влиял на революционную молодежь начала 70-х годов не только своими произведениями[935], известную роль играли и его личные сношения с революционными кругами, в первую очередь с той группой, которая фактически стояла в центре революционной работы в Петербурге (до некоторой степени и в ряде других городов) примерно до 1874 г.[936] Группа эта начала складываться в столице в 1869 г.; среди первых ее организаторов главная роль принадлежала Марку Натансону.

Вокруг Натансона и его ближайших товарищей стали сплачиваться элементы, несогласные с Нечаевым и нечаевцами, стремившиеся придать развивающемуся движению студенческой молодежи иное направление, чем то, которое отстаивали нечаевцы. Отвергая лозунг немедленной подготовки восстания и отрицая методы нечаевщины, новая группа, сложившаяся на началах полного товарищеского доверия и равенства, начала свою деятельность с организации тайных кружков саморазвития и с распространения среди интеллигенции как в Петербурге, так и во всей России произведений научной, публицистической, художественной литературы, отвечавших ее пропагандистским целям. От распространения литературы группа потом перешла