Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

работы в России не располагала (а может быть, и должной настойчивости в этом деле не сумела проявить), она осталась сравнительно замкнутым кружком, мало связанным с массой русской революционной молодежи[847].

По своим взглядам на общественные отношения России Русская секция в сущности не отрывалась от некоторых главных основ народнического мировоззрения.

Русская секция и ее орган «Народное дело» (выходивший до осени 1870 г.) отстаивали положение об общности, о единстве задач социалистов Запада и России. Это подсказывалось, однако, не убеждением, что Россия развивается экономически в том же направлении, что и капиталистический Запад, и что в результате развития капитализма происходит формирование фабрично-заводского пролетариата, который в России, подобно Западу, должен неизбежно стать основной, определяющей и решающей силой социалистического движения. О пролетариате в России «Народное дело» говорило неоднократно, но вкладывало в понятие «пролетариат» вовсе не марксистское содержание. Для «Народного дела» оно сливалось с понятием «трудящиеся», в составе которых на первом плане выступала крестьянская масса[848]. По существу «Народное дело» – и в этом одно из важных сходств его позиции с народнической идеологией – переносило на русскую крестьянскую массу ту великую освободительную миссию, которую Интернационал, марксизм приписывали рабочему классу[849]. «Народное дело» (статья «Крестьянская реформа и общинное землевладение») верило в способность русской сельской общины предотвратить полную победу и утверждение в России капиталистического способа производства, рассматривало общину как «краеугольный камень всего нашего народного быта», как «единственное великое достояние русского народа», которое «было бы безумно и бесчестно уступать без бою и, если надо, без кровавого бою». В той же статье «Народное дело» выражало уверенность, что все попытки господствующих классов России к «окончательному обездолению земледельческого населения и к обращению его в голое батрачество» будут разбиваться, «как о скалу», об общинное землевладение. Наряду с общинным землевладением «Народное дело» горячо и страстно отстаивало круговую поруку. Цитированная только что статья содержала настоящую апологию круговой поруки как «начала экономической солидарности общины»[850]. При чтении «Народного дела» Маркс в острой форме осудил подобные реакционные теоретические суждения[851].

В общей постановке вопроса о политических требованиях рабочих, об участии социалистов в политических движениях «Народное дело» объявляло себя солидарным с марксистским крылом I Интернационала. Оно называло теорию политического воздержания «не выдерживающей критики»[852], указывало, что на пути к достижению своих окончательных целей рабочая партия «может ставить себе временные задачи, согласно с данным положением известной страны, сообразно с своими силами и с силами врагов». Рабочая партия, полагало «Народное дело», не должна упускать возможностей борьбы хотя бы за некоторое изменение «условий политической и экономической жизни», за достижение хотя бы некоторого «ограждения рабочего класса от гнета и преследований» с целью расширения и углубления социалистической пропаганды и организации[853]. В России «Народное дело», конечно, выступало как непримиримый враг царского деспотизма. Но в «Народном деле» все-таки трудно было найти достаточно ясное понимание самостоятельного значения систематической политической борьбы за уничтожение русского самодержавия; на его страницах борьба с последним как-то сливалась (более или менее по-народнически) с «организационной работой социальной Революции»[854]. «Народное дело» явно не было свободно от свойственных значительной части народников 70-х годов страхов перед политическими преобразованиями буржуазно-демократического характера в России ввиду угрозы, которую оно усматривало для судеб общины, для так называемых общинных начал в осуществлении конституции.

Заслугой «Народного дела» была настойчивая пропаганда стачечного движения, которому оно придавало огромное значение, как школе борьбы, как незаменимому средству воспитания солидарности, развития самосознания трудящихся. «Народное дело» определяло стачки как «современную партизанскую войну труда против капитала»[855]. Оно доказывало возможность широкого применения этого средства и в России, причем ссылалось на примеры из европейского социального движения, когда в «стачки» вовлекалось сельское население. Нельзя не отметить, что стачкам в «Народном деле» иногда придавалось даже преувеличенное значение; в своей оценке роли всеобщей стачки («великой, общей, повсеместной гревы») оно стихийно сбивалось на позицию, в которой можно усмотреть родство с возникшим впоследствии синдикализмом[856].

«Народное дело» публиковало данные о забастовочном движении в западноевропейских странах, о руководящем участии в нем организаций, примыкающих к Интернационалу, и вообще о деятельности Интернационала. Поскольку номера «Народного дела» проникали в Россию и делались достоянием русской революционной молодежи, это сыграло свою роль в популяризации Интернационала в России[857].

В актив «Народного дела» следует занести постоянное подчеркивание им мысли о решающем значении народных масс в освободительном движении. В ответственной, программного характера статье «Русская ветвь Международного товарищества рабочих» издатели «Народного дела» писали: «Мы довольно часто повторяли, что сила радикальной партии русской молодежи зависит единственно от ее всецелостного нелицемерного слития с народом…» Пора в России бросить мысль, подчеркивалось в той же статье, о возможности «какой-то революции, производимой одной молодежью, когда она не имеет никакой, а не то уж что прочной связи с народом…»

1870 год был последним годом издания «Народного дела». Деятельность Русской секции как организованного целого вскоре после этого прекратилась[858].

* * *

Нельзя говорить о воздействии Интернационала на русское революционное движение 70-х годов, не учитывая одновременно влияния Парижской коммуны.

Именно после Парижской коммуны особенно возрос интерес русской демократической молодежи к I Интернационалу.

Лучшая, наиболее сознательная и передовая, часть русской молодежи с волнением и сочувствием следила за развернувшейся в Париже грандиозной схваткой пролетарских масс с буржуазией. Кровавое подавление восстания глубоко потрясло ее. Многие понимали, что события в Париже имеют мировое значение. Это сознание нашло выражение, например, в нескольких подпольных листках под общим заглавием «Виселица», выпущенных в Петербурге в апреле и мае 1871 г. Н.П. Гончаровым, связанным с конца 60-х годов с революционными кружками в столице. В первом же из этих листков Гончаров писал: «Мировая революция уже началась… Поднявшись над развалинами Парижа, она облетит все столицы мира, – желанная, святая, побывает и в нашей мужичьей избе…» В последнем, четвертом листке говорилось: «Париж накануне страшного и окончательного своего падения… Но не падет, не погибнет начатое им дело…» Автор призывал: «Откликнитесь, честные люди, откликнитесь на ваших местах погибающему Парижу, чтобы умирая он знал, что дело его возобновят и так же смело и геройски поведут вперед»[859]. Таким образом, русская демократическая молодежь считала, что боевой клич, раздавшийся в Париже, призывает и ее к действию. Пример парижских пролетариев воодушевляюще подействовал