Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

русской истории, несмотря на узость тех общественных слоев, которые поддерживали немногих героев, несмотря на то, что знаменем движения служила вовсе не революционная теория, то социал-демократия, опираясь на классовую борьбу пролетариата, сумеет стать непобедимой»[824].

2. Западноевропейское социалистическое движение и общественное движение 70-х годов в России

[825]

В своей знаменитой книге «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме» В.И. Ленин указывал, что примерно с 40-х и до 90-х годов XIX в. под гнетом невиданно дикого и реакционного царизма передовая мысль в России жадно искала правильной революционной теории. «Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, – писал В.И. Ленин, – Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы»[826].

Сформулированное впервые еще в 40-х годах, учение Маркса и Энгельса далеко не сразу сделалось господствующим и в европейском социалистическом движении. Там были распространены формы социализма, родственные в основном русскому народничеству[827]. Возрастающее влияние марксизма постепенно вытесняло отсталые, утопические учения. Марксизм становился знаменем рабочего движения сначала в более передовых, с точки зрения уровня капиталистического развития и сознательности пролетариата, странах.

Основание и деятельность Международного товарищества рабочих (I Интернационала, 1864 – 1872 гг.), появление первого тома «Капитала» Маркса (1867 г.), Парижская коммуна (1871 г.), рождение и боевой опыт ранней германской социал-демократии – все это в сильнейшей степени содействовало распространению марксизма и подготовляло его идейную победу.

В России интерес к революционному движению трудящихся Запада, связанному с марксизмом, был весьма значителен уже и в ту пору, когда среди передовой русской интеллигенции господствовали народнические взгляды.

Следует напомнить, что первое знакомство отдельных представителей прогрессивной русской общественности с произведениями Маркса и Энгельса восходит к 40-м годам. Некоторые из ранних работ Маркса и Энгельса были известны в кругу Белинского, а затем среди петрашевцев. Эмигрант Н. Сазонов, друг Герцена, поддерживавший с Марксом личные отношения, говорил в 1850 г. Марксу о своем признании основных положений «Манифеста Коммунистической партии». С начала 60-х годов знакомство с некоторыми произведениями Маркса и Энгельса становится в среде русского передового общества более широким. Показательно в этом отношении появление в 1861 г. на страницах «Современника» статьи Н.В. Шелгунова о положении пролетариата Англии и Франции, в которой был использован труд Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». В печати тогда велось обсуждение изданной в русском переводе в 1860 г. книги немецкого буржуазного экономиста Бруно Гильдебранда «Политическая экономия настоящего и будущего», посвященной в своей значительной части борьбе против Энгельса, при этом «Современник» определенно и решительно выступил против Гильдебранда[828]. Примерно в те же годы внимание русских ученых-экономистов привлекла изданная в 1859 г. книга Маркса «К критике политической экономии»[829]. К концу 1869 г. относится появление в Женеве первого русского перевода «Манифеста Коммунистической партии»[830].

В 70-е годы резко усиливается популярность Маркса и Энгельса среди передовых представителей русской интеллигенции. Они становятся известными первым сознательным представителям русского пролетариата. Одновременно с этим вырастает также интерес к практической революционной борьбе рабочих западноевропейских стран.

Большое внимание привлекает к себе деятельность I Интернационала. Сами участники революционной борьбы 70-х годов придавали серьезное значение влиянию, которое оказывал Интернационал на русское движение. В своей речи на процессе 193-х Ипполит Мышкин рассматривал возникновение русской «социально-революционной партии» (так принято было в то время определять всю совокупность революционных кружков и групп) как результат реформы 1861 г. и влияния на русскую интеллигенцию передовой социалистической мысли Запада и «крупнейшего практического применения этой мысли – образования Международного общества рабочих»[831]. Разумеется, внутренние условия, внутренняя обстановка русской экономической и общественной жизни играли тут первую роль[832].

В революционной литературе 70-х годов можно встретить самые восторженные отзывы об Интернационале, о его значении. «Хартией свободы XIX века» называл статуты Интернационала подпольный орган «Земля и воля!», считавший, что они сделались символом веры обездоленного пролетариата. С.М. Кравчинский в своих пропагандистских «сказках», созданных для распространения в народе, признавал Интернационал «самым великим делом, какое только видела земля»[833].

Чем же привлекал Интернационал симпатии русской революционной молодежи 70-х годов?

Притягательную силу имела сама идея международного объединения. «Установить союз рабочих между всеми народами, не обращая внимания на то, кто какой веры, какого племени», – таково было, по характеристике заграничного органа «Работник», великое дело, задуманное при основании Интернационала[834].

Русская демократическая молодежь с сочувствием и вниманием отнеслась к факту организованного выступления на арене всемирной истории трудящихся масс, стремившихся взять в собственные руки дело своего освобождения. «Много рабочего народа договорилось до того, что порешили они дело свое из своих рук не выпускать и вести его самим, без сытых непрошенных благодетелей»[835], – говорилось об Интернационале в другом номере «Работника».

Наконец, идея социалистической, или, как тогда говорили, социальной, революции находила горячий отклик у русской революционной интеллигенции. Вера Фигнер в воспоминаниях о студенческих годах, проведенных ею в Швейцарии, писала о настроениях передовой русской учащейся молодежи: «Программа Международного общества рабочих и сочинения по социализму провозглашали, что социальная революция – единственное средство для ниспровержения существующего строя. Эти два слова включали в себя все и без всяких деталей казались полны содержания и убедительности»[836].

Однако среди разных примкнувших сначала к Интернационалу организаций и течений существовали непримиримые разногласия и по вопросам о предпосылках, характере и непосредственных целях социальной революции, и по вопросам о формах пролетарской организации и тактике массовой борьбы, и т.д. К. Марксу, великому вдохновителю и вождю I Интернационала, приходилось на протяжении всего существования последнего вести энергичную борьбу против отсталых сект, тянувших рабочее движение назад. Прудонизм и бакунизм являлись главными идейными врагами марксизма внутри Интернационала. Между тем прудоновские и особенно бакунинские идеи имели большое распространение среди русских мелкобуржуазных революционеров. Бакунинская секта на Западе, выросшая на почве общественных условий некоторых более отсталых европейских стран, была духовно близка русским народникам. Это не могло не оказать серьезного влияния на характер восприятия народнической интеллигенцией опыта европейского рабочего движения, в частности опыта I Интернационала. Значительная часть русских революционеров 70-х годов смотрела