Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

отвечающем интересам народных масс. Задачу русской передовой интеллигенции они видели в том, чтобы «бороться с развитием буржуазии (т.е. с развитием капитализма. – Ш.Л.) на русской почве». Если русской интеллигенции будет дана возможность говорить и действовать в духе народных интересов, «может быть, русская буржуазия не съест русского народа», в противном случае «народ будет наверное съеден»[782], – заявлял Н.К. Михайловский.

Так складывалась глубоко ошибочная политико-социологическая концепция, которую ранние русские марксисты стали определять (используя терминологию некоторых социологических статей Михайловского) как теорию «героев» и «толпы». Имелось в виду, что согласно такой концепции приобретает особое значение в истории деятельность прогрессивной интеллигенции как авангарда всего общества, увлекающего за собой малосамостоятельную массу. Подобная концепция связана с непониманием подлинных законов общественного развития.

Утопический характер теоретических основ народничества нашел яркое выражение в отношении народников к вопросу о политической борьбе. Революционные народники 70-х годов, конечно, были решительными врагами существовавшего в России политического строя. Каждый из них, независимо от того, к какой организации он примыкал, мог бы повторить оценку царскому режиму, данную в 1874 г. Лавровым: «Вампир, обрекающий русский народ на неизбежное разорение, на неизбежное голодание, на неизбежные эпидемии, на страшную и медленную смерть, есть государственный строй Российской империи»[783]. О примиренческом отношении к этому вампиру не могло быть и речи среди революционных народников. Тем не менее для народничества 70-х годов длительное время был характерен отказ от провозглашения лозунга борьбы с самодержавием в качестве первоочередной самостоятельной общественно-революционной задачи. Для большинства народников-семидесятников (до образования партии «Народная воля») задача борьбы с самодержавием целиком сливалась с задачей полного социального и экономического освобождения масс. Такое представление вполне вытекало из веры в общину и коммунистические наклонности крестьянства. Впоследствии В.И. Ленин о революционных народниках писал: «Отрицалось господство капитализма в России; отрицалась роль фабрично-заводских рабочих, как передовых борцов всего пролетариата; отрицалось значение политической революции и буржуазной политической свободы; проповедывался сразу социалистический переворот, исходящий из крестьянской общины с ее мелким сельским хозяйством»[784].

Самостоятельная постановка чисто политических задач признавалась сначала не только излишней, но – в глазах многих народников – даже опасной для устоев народного быта. Считаясь с тем, что в западноевропейских странах падение абсолютизма и установление представительного правления сопровождались большим увеличением политического веса буржуазии, эти народники опасались, что падение русского абсолютизма, не сопровождаемое немедленным «социальным переворотом», чрезвычайно укрепит положение русской буржуазии и широко раскроет двери капитализму.

Разумеется, объективно борьба революционеров-семидесятников с самого начала имела политический смысл и значение, независимо от их теоретических убеждений. Со временем народникам пришлось заняться пересмотром и своих принципиальных взглядов на политическую борьбу; как указывали сами народники, они не могли не убедиться в том, что отказ от борьбы за политическую свободу нисколько не приближает к решению вопроса об экономическом освобождении масс, к уплате интеллигенцией лежащего на ней, по убеждению народников, долга народу, даже, напротив, отдаляет от нее эту уплату, ибо под покровительством царской власти рост и обогащение буржуазии происходят нисколько не хуже, чем под защитой буржуазных «европейских учреждений», буржуазной конституции.

Глубокое объяснение эволюции народничества, его отношения к политике было дано В.И. Лениным. В своем труде «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?» Ленин писал: «Вера в коммунистические инстинкты мужика, естественно, требовала от социалистов, чтобы они отодвинули политику и „шли в народ“. За осуществление этой программы взялась масса энергичнейших и талантливых работников, которым на практике пришлось убедиться в наивности представления о коммунистических инстинктах мужика. Решено было, впрочем, что дело не в мужике, а в правительстве, – и вся работа была направлена на борьбу с правительством… Сначала эта борьба велась во имя социализма, опираясь на теорию, что народ готов для социализма и что простым захватом власти можно будет совершить не политическую только, а и социальную революцию. В последнее время эта теория, видимо, утрачивает уже всякий кредит, и борьба с правительством народовольцев становится борьбой радикалов за политическую свободу». В.И. Ленин подчеркивал неизбежность такого развития народничества, так как в основе народнической доктрины лежало чисто мифическое представление об особом общинном укладе крестьянского хозяйства. «…От прикосновения с действительностью миф рассеялся, и из крестьянского социализма получилось радикально-демократическое представительство мелкобуржуазного крестьянства»[785].

Непонимание значения политической борьбы, проявленное, в общем, народниками 70-х годов на первых этапах развития, не было чем-то совершенно исключительным в практике европейского социального движения той эпохи. В.И. Ленин позднее напоминал, что при появлении на свет марксизма господство принадлежало социализму «неполитическому» (оуэнизм, фурьеризм, немецкий «истинный социализм»), что даже в пору образования I Интернационала и выхода в свет «Капитала» Маркса «политическая борьба отнюдь не была господствующей практикой (узкий тред-юнионизм в Англии, анархизм и прудонизм в романских странах)»[786].

Анархизм и прудонизм несомненно повлияли на народническое движение[787]. Проводником этого влияния был прежде всего М.А. Бакунин, оказывавший из эмиграции немалое идеологическое воздействие на тогдашнее русское революционное движение. Бакунин видел первопричину всех пороков общества в государстве и призывал поэтому совершенно уничтожить, «в принципе и фактически, все, что называется политической властью»[788]. Он отвергал не только современные ему формы государственности, но вообще всякое государство, не исключая будущего социалистического государства. Марксистская идея диктатуры пролетариата нашла в Бакунине непримиримого врага. Борясь против марксизма, Бакунин утверждал: «Пролетариат (по мнению Маркса. – Ш.Л.) должен совершить революцию для овладения государством… По нашему мнению, раз овладев им, он должен немедленно его разрушить»[789]. Эта бакунинская теория была в корне враждебна марксизму, она на практике должна была бы привести к разоружению рабочего класса в его борьбе с буржуазией. Вот почему Маркс и Энгельс с самого же начала решительно выступили против этой, по выражению Энгельса, «анархистской бессмыслицы»[790]. Бакунин не допускал никакого участия трудящихся в текущей политической борьбе, утверждая, что всякое политическое движение есть движение буржуазное. Перечисляя различные положения бакунизма, Маркс указывал, что его главной догмой является «воздержание от участия в политическом движении»[791].

Бакунинский анархизм встретил сочувственный прием главным образом в некоторой части трудящихся Швейцарии, Италии и Испании, где, как отмечал Маркс, реальные предпосылки рабочего движения были еще тогда мало развиты. Благоприятную почву он нашел также среди русских народников, потому что и в отсталой России мелкобуржуазная стихия была сильна.

Как известно, после крестьянской реформы, несмотря на последовавший за нею значительный рост производительных