Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

на передовую русскую интеллигенцию, стимулировал ее революционную активность и содействовал более практической постановке вопроса о работе в народе. Это сказалось и в решимости некоторых кружков приступить к пропаганде среди рабочих.

Послесловие издателей заграничного органа «Работник» к «Записке» Палена (1875 г.) характеризовало «появление Парижской коммуны, этого великого мирового события», в связи с более близким знакомством с Интернационалом как «поворотный пункт», начало «новой эры в развитии революционного дела в России»[860]. Кравчинский в «Подпольной России» указывал, что с Парижской коммуной «русский социализм вступил в воинствующий фазис своего развития, перейдя из кабинетов и частных собраний в деревни и мастерские»[861].

Парижская коммуна произвела большое впечатление на тех русских рабочих, которые тогда втягивались в революционную борьбу. Один из самых видных участников рабочих кружков 70-х годов в Петербурге, Алексей Петерсон, отмечая в своей автобиографии, что он вступил на революционный путь в конце 1871 г., поясняет, что их, передовых рабочих, «тогда возбуждала французская Коммуна»[862].

В седьмую годовщину Парижской коммуны в Одессе на тайной сходке группы рабочих был принят адрес французским рабочим, в котором говорилось: «Вы правы были, когда в 1871 г. вы говорили, что сражаетесь за все человечество. Да! Интересы всех народов так тесно связаны между собою, что торжество народа в одной стране немедленно повлечет за собою торжество народа во всем мире…» Рабочие, принявшие адрес, заявили, что они на своей родине работают для той же великой цели, для достижения которой принесено было так много жертв на парижских баррикадах 1871 г.[863]

Падение Парижской коммуны, зверства версальцев вызвали взволнованные и гневные отклики со стороны таких замечательных деятелей русской демократической культуры и общественной жизни, как Салтыков-Щедрин, Глеб Успенский, Некрасов.

На основании недавних исследований можно признать установленным, что знаменитое стихотворение Некрасова «Смолкли честные, доблестно павшие» написано как отклик на парижские события, хотя впоследствии оно было как бы «переадресовано» борцам русского революционного движения 70-х годов[864].

При всем том нельзя забывать, что в представлении большинства деятелей того времени о характере и значении Парижской коммуны, о ее уроках немало было противоречий и ошибок. Некоторые умеренные элементы среди интеллигенции, склонные к либеральным идеям мирного прогресса, усмотрели в Коммуне новое доказательство «преимущества» социальных отношений отсталой России перед капиталистическим Западом, потому что общинные «устои» русской жизни должны были, как они думали, гарантировать Россию от возможности гражданской войны. Другие готовы были видеть в Парижской коммуне новый довод в пользу воздержания от политической борьбы.

Ошибочная, извращавшая смысл событий бакунинская оценка Парижской коммуны получила признание в части нелегальной литературы 70-х годов.

Коммуна была первым серьезным ударом по капитализму, первым опытом диктатуры пролетариата. Она представляла собой попытку создания государства нового типа. Опыт Парижской коммуны являлся блестящим подтверждением того положения, что пролетариат, чтобы сломить сопротивление буржуазии, должен построить новое, революционное государство. В публичной речи, произнесенной в сентябре 1871 г., Маркс заявил: «Коммуна была – и об этом не может быть двух мнений – завоеванием политической власти рабочим классом»[865].

В.И. Ленин, изучавший внимательнейшим образом опыт Парижской коммуны, определял ее как пролетарское правительство[866].

Такое марксистское, революционное освещение характера и задач Парижской коммуны было непонятно и чуждо анархистам. Как указывал Ленин, анархисты пытались Парижскую коммуну «объявить, так сказать, „своей“, подтверждающей их учение, причем они совершенно не поняли уроков Коммуны и анализа этих уроков Марксом»[867].

Бакунин без всяких оснований пытался представить Коммуну началом практического осуществления анархического учения, видя главную ошибку ее в том, что она не оказалась в этом отношении достаточно последовательной. В статье «Парижская коммуна и понятие о государственности» Бакунин объявлял себя «сторонником Парижской коммуны» в первую очередь потому, что она якобы была «смелым, ясно выраженным, отрицанием государства». Он жалел о том, что французский пролетариат еще не освободился от «культа власти»[868]. За Бакуниным шли многие другие народники-анархисты. Они то пытались доказать, что парижские рабочие жили при Коммуне без правительства, то критиковали Коммуну за отсутствие у нее решимости уничтожить всякую власть.

Нельзя не отметить своеобразия позиции, занятой относительно Парижской коммуны П.Л. Лавровым. Лавров, за год до провозглашения Коммуны бежавший из ссылки в Париж, горячо сочувствовал Парижской коммуне и искал возможностей оказать ей практическую помощь и содействие. Это стремление привело его весной 1871 г. в Лондон – местопребывание Маркса и Генерального совета I Интернационала[869]. Первые отклики Лаврова на Коммуну сохранились в его переписке 1871 г. и в корреспонденциях, напечатанных им в марте того же года в брюссельской газете «Интернационал»[870]. В четвертую годовщину Парижской коммуны Лавров опубликовал интересную статью о ней в журнале «Вперед!» Наиболее полно и систематически он изложил свои взгляды на Коммуну в 1879 г. в работе «18 марта 1871 года»[871]. С первых дней Коммуны Лавров придавал ей огромное историческое значение, он видел в ней власть действительно народную, власть рабочих – «единственного здорового и надежного класса» современного «гнилого общества»[872]. В дальнейшем взгляды Лаврова на Коммуну уточнялись и углублялись, в чем, несомненно, сказалось и воздействие на него гениального труда Маркса «Гражданская война во Франции». «Великие дни марта 1871 г., – писал Лавров, – были первыми днями, когда пролетариат не только произвел революцию, но и стал во главе ее. Это была первая революция пролетариата»[873]. Признавая в указанном факте самую существенную черту революции 18 марта, Лавров считал все «ошибки и печальные стороны» парижских событий результатом отклонений от «этого основного принципа», от основного характера движения как социальной революции пролетариата. Рассматривая под этим углом зрения историю Парижской коммуны и, бесспорно, учитывая притом указания Маркса, Лавров в своей книге о Коммуне дал характеристику отдельных ее сильных и слабых сторон, критиковал мирные иллюзии, вскрывал ошибочность чисто оборонительной тактики, которую избрали коммунары, и т.д.

Все это еще, впрочем, не значит, что Лавров вполне понимал концепцию Маркса по вопросу о Парижской коммуне и полностью разделял воззрения на нее Маркса. Лавров много говорил о пролетарском характере Коммуны, но сам не имел ясного представления о самостоятельной исторической роли пролетариата, к которому он, подобно другим народникам, причислял всех трудящихся. Как уже отмечалось, Лавров не понимал теоретического и политического значения той идейной и