Кони - Сергей Александрович Высоцкий

мне, твоя тревога, чтобы я не сказала чего лишнего, совершенно не основательна, что же я буду говорить, коли я ничего не знаю — ведь ты же мне голубчик милый ничего и не говоришь, только одно, что форму представления и то, что Государь прекрасный Государь…»4

9 апреля 1889 года Кони наградили орденом св. Станислава I степени. Не слишком высоко оценили огромную работу, которую провел обер-прокурор, расследуя причины катастрофы в Борках. Кони показал себя не просто глубоким знатоком своего дела, прекрасным организатором. Он показал себя человеком государственным. Этого не могли не видеть министр юстиции Манасеин и сам Александр III, на сложном и конкретном деле убедившись в способностях Кони. Но в том-то и заключался вопрос, что способный и талантливый, неординарный человек — Кони к этому был еще и непредсказуем, а потому опасен.

Кони был личностью популярной. С ним приходилось считаться — награждать, давать чины, но его нельзя было пускать «в верховное стойло» — с ним было бы тревожно и неуютно.

Для любого другого сановника, который с таким же успехом провел бы расследование, будь то даже самодовольный и ограниченный Закревский, царская «благодать» выразилась бы во сто крат ощутимее. Но Кони не вписывался в круг придворных. И Александр III, с вниманием отнесясь к Кони — что уже само по себе удивительно, — не решился пожаловать его придворным чином камергера или статс-секретаря. Этими чинами он нередко «одаривал» сановников, к которым не питал никакого уважения. Да он и вообще мало кого уважал. Многие современники, близкие к царю, говорили об этом очень определенно. Сын поэта В. А. Жуковского, художник Павел Васильевич, считавшийся другом Александра III, сказал как-то Кони, встретившись с ним в Венеции:

— Государь не скрывает своей усталости от жизни, от управления и все более и более отчуждается от людей. И считает большинство людей «подлецами».

На протест Жуковского царь возразил: «Я говорю не о вас и некоторых редких исключениях, а о людях вообще. Быть может, я и сам не лучше этих «подлецов».

Как ясно слышен в этих словах любимый мотив Победоносцева, воспитателя и наперсника императора! Когда государственный контролер Тертий Иванович Филиппов спросил у обер-прокурора святейшего синода:

— Правда ли, что вы берете себе в товарищи Н.?

— А что?

— Да ведь он подлец!

— А кто нынче не подлец?

Это уже не просто черта характера, это философская система, которую бывший профессор гражданского права Московского университета с успехом внедрил в голову императора.

«…в течение более 20-летних дружеских отношений с Победоносцевым мне ни разу не пришлось услыхать от него положительного указания в какой-либо области, что надо сделать взамен того, что он порицает, так не приходилось слышать прямо и просто сказанного отзыва о человеке», — писал один из современников.

…Следствие закончилось. Теперь оставалось ожидать заслуженного и справедливого наказания виновных. Кони был вправе рассчитывать, что напряженная работа, отнявшая столько душевных и физических сил, хоть в какой-то мере послужит уроком безответственности, «дабы другим, на то глядючи, было неповадно».

Однажды вечером, выйдя из сената, Анатолий Федорович столкнулся лицом к лицу с Победоносцевым. Они и прежде встречались здесь нередко. У Кони создалось впечатление, что Константин Петрович будто нарочно поджидал его. Февральская колючая поземка намела сугробы у подъездов, вид у Константина Петровича был замерзший.

— Проклятые газеты! — сказал он, взяв Кони под руку. — Требуют поскорее обнародовать результаты вашей блестящей миссии…

— И правильно требуют, Константин Петрович, — ответил Кони. — За отсутствием достоверных сообщений процветают слухи…

— Как же, как же… Слышал я и про поваренка, и про социалистов. Как теперь выкручиваться?

Анатолий Федорович недоуменно посмотрел на своего спутника.

— Так ведь такое дело завели, не приведи господь! Читал я ваши выводы. Ведь там не о конкретных подлецах речь, а про испорченность целого управления! Шутка ли — все забыли свой долг! Можно ли такое в суд пустить?

— А как же? Неужто оставить виновных без наказания? — горячо сказал Кони.

— Кабы только виновных! Кабы только об отдельных фактах речь! — хмуро ответил Победоносцев. — Ведь судить не людей будут — систему. Разве мыслимо такое?

Бывший студент с жаром принялся объяснять своему бывшему профессору, что общие болезненные явления и выражаются в отдельных фактах, а суд служит показателем, а не целителем причин этих болезненных явлений, устранять которые — дело законодательства и мудрого управления.

— Мудрого управления… — эхом отозвался Константин Петрович и как-то странно, словно примериваясь, посмотрел на Кони. — Боже мой, боже мой, значит, систему хотите судить?

— Систему безответственности, царящую в министерстве и в правлении общества железной дороги… — уточнил Анатолий Федорович.

Они расстались любезно. Победоносцев усиленно советовал Кони беречь здоровье, не принимать все так близко к сердцу, сказав на прощание:

— Бог милостив, все уладится…

«Бог-то милостив, — подумал Копи, глядя на сутулую фигуру обер-прокурора синода, садящегося в карету. В зимней шубе он не казался таким тощим, как всегда. — Были бы и люди милостивы». Его встревожил разговор с Победоносцевым.

…Люди оказались милостивыми. Люди, власть предержащие, оказались милостивыми к себе подобным…

На основании только что принятого закона император передал вопрос об ответственности Посьета, начальника своей охраны Черевина и барона Шернваля на рассмотрение особого присутствия при Государственном совете.

6 февраля в небольшой комнате Мариинского дворца собрались участники этого особого присутствия.

За огромным полукруглым столом расположились великие князья Михаил и Владимир, Манасеин, министр внутренних дел граф Дмитрий Андреевич Толстой, министр императорского двора и уделов Илларион Иванович Воронцов, новый министр путей сообщения Герман Егорович Паукер, Государственный секретарь Александр Александрович Половцев, члены Государственного совета Николай Иванович Стояновский и Александр Аггеевич Абаза, председатель департамента законов Государственного совета Александр Павлович Николаи, управляющий морским министерством Николай Матвеевич Чихачев. За маленьким столиком в центре полукружия сел Анатолий Федорович Кони.

Председательствующий окинул взглядом собравшихся, все смолкли, и в напряженной тишине Кони сжато, но со всеми необходимыми техническими подробностями изложил «результаты, раскрытые следствием, заключив перечислением лиц привлеченных…, с юридической квалификацией их деяний».

Во время краткого перерыва великие князья поблагодарили докладчика за исчерпывающую полноту «крайне интересного» доклада. Владимир, попыхивая огромной сигарой, заявил, что после такого доклада «нечего долго рассуждать».

Казалось, что вопрос о привлечении