Милосердие солнца - Юлия Июльская

подумала сразу, а чистая ровная кожа. Глаз у Аматэрасу не было.

— Видеть может лишь тот, кто свет забирает, — сказала она полным сочувствия голосом. — Я живу во тьме, чтобы светить другим. — Она вернула маску обратно. — Мне очень жаль, что я не столь могущественна, как ты обо мне думала. Быть может, тогда я бы действительно смогла отвести беду от твоей семьи.

— В этом я сомневаюсь. — Каннон, стоявшая всё это время поодаль, теперь приблизилась к ним. — Чтобы стать той, кем Киоко стала, ей нужно было прожить каждую из утрат, принять каждое из решений. Этот путь непростой, но без него ты бы не стала той, кем тебе суждено было стать.

— Мертвецом? — Она усмехнулась, сама не понимая, откуда взялись силы так глупо шутить.

— Она не знает, — ахнула Аматэрасу.

— Я всё жду, когда сама догадается, — сказала ей Каннон.

Киоко почувствовала себя при этом как-то глупо, совсем как на занятиях с Акихиро-сэнсэем, когда он целыми стражами, а то и днями не давал ей ответа на задачи, в которых она упорно не могла отыскать его сама.

— Значит, всему своё время. — Аматэрасу улыбнулась, и стало словно ещё теплее. — Но полагаю, вы пришли не только для этого разговора, ведь так?

Каннон улыбнулась Киоко, позволяя ей говорить самой.

— Мы пришли за тем, что вернул Ватацуми-но-ками.

— Кусанаги? Он ведь и отдал мне его обратно, чтобы никто больше не мог взять. Хотя я ему и говорила, что это какая-то странная глупость. Вам не кажется, что он в своём затворничестве немного?..

— Да, ты права, — согласилась Каннон. — Но тут уж как сам выбирает.

— И зачем вам Кусанаги?

— Ты очень кстати заговорила о тенях. В Шинджу неспокойные времена, и есть причина этого неспокойствия, с которой поможет только твой цуруги.

— Не мой.

— Ватацуми, — поправилась Каннон. — Только он.

— Ночи нынче длинные… — задумчиво протянула Аматэрасу. — Клинок твой.

И словно из воздуха появился он — Кусанаги. Тот самый, что лежал во дворце, знаменуя смену каждого поколения, каждого императора. Тот самый, с исчезновения которого всё началось. Лезвие его в свете Аматэрасу словно пылало.

Киоко с благодарностью приняла оружие и, не удержавшись, осторожно коснулась стали. Холодная, как пол в Рюгу-дзё.

— Используй его лишь раз, — предупредила Аматэрасу. — И после — верни.

— Да, госпожа. — Она поклонилась ей, намереваясь выполнить обещание.

Только вот Киоко всё ещё не сказали, зачем ей нужен этот меч и что именно она должна совершить.

Солнце ту смерть озарит

Ёширо долго пытался сопротивляться роли сэнсэя для самураев. Не считал себя вправе брать ответственность за чужое образование в мирное время. Одно дело, когда жизни на кону и выбора нет совсем. Другое — сейчас. Есть множество достойных наставников, он в их число не входит. Однако император был настойчив, и противиться ему с каждым разом становилось всё сложнее.

Смерть Киоко-хэики и вовсе всё переменила. Первейшего — особенно. Если до этой поры он не был жив лишь отчасти, то сейчас в его глазах легко можно было разглядеть пустоту, и всматриваться не нужно было. Только одно соединяло его с этим миром — она. Теперь же, когда якоря не осталось, он не станет задерживаться. Покончит с начатым, возможно, найдёт преемника — и Шинджу вновь сменит императора. Все это понимали.

— Я не осё, — повторил Ёширо в который раз, стараясь остаться при своём. Он должен был подчиниться, но Первейший решил не отдавать приказ, желая, чтобы он согласился сам.

— Мне не нужен здесь храм, — холодно сказал император. — Лишь навыки, которые возможно передать остальным.

— Я уже говорил раньше и повторюсь снова: обучение кицунэ — это служение. И оно длится веками. У людей нет столько времени.

— Значит, измените, — настаивал Первейший. — Не нужно давать им всё, но дайте ту малую часть, какую они успеют освоить за свои годы и смогут в течение жизни совершенствовать самостоятельно.

Он был непоколебим. Но и Ёширо не хотел соглашаться: это казалось неправильным. И даже не по отношению к людям, но по отношению к Дзюби-дзи, к его монахам, к соге, к самой сути их религии. Они не воины и обучать воинов не должны.

Но император хотел получить результат, и это всё, что его интересовало. Тогда Ёширо предложил, сам поражаясь своей безумной идее:

— Быть может, нам пригласить осё? Не делать полдела, а… Действительно построить здесь храм? Инари ведь и ваша богиня.

— Это возможно? Беря во внимание короткую человеческую жизнь.

Хороший вопрос. Почему он это сказал? Дело даже не в том, как быстро стареют люди. Отчего он решил, что хоть кто-то из осё согласится покинуть свой храм, не говоря о Шику и тем более о материке? Отчего решил, что они захотят принимать людей?

Хотя Первейшего они приняли…

— Шику и Шинджу уже сотрудничали, — начал он.

— С ногицунэ.

— Которые продавали нам рыбу во все города. Шинджу есть что предложить нам. А Кицунэ есть что предложить людям. Обмен культурой всегда идёт на пользу обеим сторонам, а развитая торговля расширит возможности как для нас, так и для вас. Возможно, мы могли бы наладить своего рода связь.

— Связь… — Первейший задумался о чём-то своём, но по его лицу ни за что нельзя было предположить, о чём именно. — Полагаю, для этого вам придётся отправиться домой?

— Самому мне не дотянуться до власти Шику. Но с помощью дайси Дзюби-дзи — да. Если он согласиться помочь. А для этого стоит обратиться лично.

— Полагаю, на переговорах потребуется и представитель Шинджу. Кто-то, кто знал бы особенности культуры так же хорошо, как придворные дамы, но при этом имел представление о том, как устроена жизнь простого народа.

— Вы говорите о ком-то конкретно?

— Чо-сан достаточно долго прожила во дворце Кунайо-доно, чтобы изучить манеры и наконец начать соблюдать их. — И император улыбнулся. Впервые за все прошедшие с момента смерти Киоко-хэики дни. — Она не единожды доказала свою преданность. Да и дочь человека и ёкая — разве не лучший выбор для империи, в которой пытаются примирить два враждующих вида?

Это казалось разумным. Но Ёширо не был уверен, что она согласится. Так долго бороться за свою страну, чтобы покинуть её?

— Я оставлю выбор за ней, — добавил император. — Остаться онна-бугэйся в отряде сёгуна или стать представителем Шинджу на материке — узнай, что ей ближе. Если останется — подыщем кого-то ещё.

Ёширо поклонился, принимая этот приказ и зная наверняка, что Чо даже слушать его не станет.

* * *

— Звучит неплохо, — пожала плечами Чо и вернулась к мешочкам,