Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций - Елена Самоделова

Внимание односельчан к Т. Ф. Есениной, обусловленное ее умением излечивать болезни, по прошествии долгого времени перешло в подобие некого культа, возведенного вокруг ее имени – личности матери национального поэта: «Она мне это – у меня грудница была, я грудью ребёнка кормила – у меня грудница. Она мне грудь заговаривала. Вот в этом домике. А как же! Я её хорошо помню! И мужа её этого Аляксандра хорошо помню, и Татьяну Фёдоровну. Она в церкву ходила, и я в церкву ходила, когда ещё в девушках была. И я знаю, у какого она окна завсегда стояла, в церкви какая». [869]

Племянница поэта Светлана Петровна Митрофанова-Есенина объясняла: «Наша бабушка была лекарем, она умела лечить и людей, и животных. Рассказывала мне, как вылечивала коров, объевшихся травой по весне: для этого клала скотине суровые рукавицы на крестец и тихонько била обухом топора по этому месту. А потом велела хозяевам как следует погонять корову… И все проходило. Лечила, как я уже сказала, и людей – заговором, народными средствами». [870] Заметим: известная богородичная икона Целительница своим наименованием и изобразительным сюжетом сопряжена с лекарским талантом, присущим многим крестьянским женщинам.

Односельчане отмечают песенный талант Т. Ф. Есениной, что перекликается с мнением сестер Есенина и самого поэта насчет голосистости матери: «Песни очень пела, когда она приходила к моей матери, а мне еще чего было? – Всего ничего! У-у, с мамой начнут петь-играть!». [871]

Дают ей позитивную характеристику, начиная с оценки лечебно-заговорной помощи и мастерства песенницы, переходя порой к самому общему плану воспоминаний: «…она мне заговаривала золотушку – я не носила. Я хожу с огорода по дороге вон туда, а мимо их. Она хорошая бабка была, бабка Таня. Она и песни пела, она все знала. Очень старушка была неплохая». [872]

Вспоминают о внешности Т. Ф. Есениной и о впечатлении, производимом ею на окружающих: «Она во всём черном, сколько мы её знаем, симпатичная бабка Таня. <…> Волосы у неё как на фотографии, волос у неё русай». [873]

С удовольствием говорят об умении рукодельничать и о добрососедской действенной помощи в тяжелых ситуациях: «Вязать обязательно: носочки, варежки – это она умела. Умела она – это я точно могу сказать. Татьяна Фёдоровна – как рассказывали наши – в 21-м году здесь свирепствовал тиф чуть ли не в каждом доме, вот она не боялась, приходила к нам, справлялась о здоровье наших, вот. И обязательно что-нибудь принесёт кисленькое – там киселик или что-нибудь такое, компотик сварит Татьяна Фёдоровна». [874]

Сообщают о личном знакомстве с Т. Ф. Есениной, о ее гордости за сына: «Я хорошо очень общалася с Татьяной Фёдоровной Есениной – с бабкой Таней я общалася хорошо. <…> А хорошая она была, тётя Таня! Тётя Таня-то она была, я тогда её тётя Таня звала. Вот, воды ей принесёшь, пол ей помоешь, вот. Она скажеть: Насть! – я говорю: А? – Прочитай вот мол это, рукопись Серёжину-то! – А я: Бабка Таня, я их не люблю читать, я вообще не люблю читать!». [875] Другой пример воспоминаний: «А наша уборщица Елена Филипповна Анурова жила на квартире у Татьяны Фёдоровны, и я часто ходила к ним пить чай. Вместе с нами чаёвничала и мать Сергея Есенина, бывало, скажет: “Лена, положи варенье к чаю”. Она нам рассказывала о Сергее и о всех своих детях, она была очень добрая». [876]

Т. Ф. Есенина на много лет пережила С. А. Есенина и оставила воспоминания «О сыне» [877] (1955), записанные журналистами. Татьяна Федоровна прожила в отстроенном в 1930 г. новом доме (взамен сгоревшего при большом пожаре 1922 года) до 1954 года, когда из-за болезни ей пришлось переехать в Москву к младшей дочери. [878]

Мать в сознании Есенина была причислена к сакральным персонам и в какой-то степени обожествлялась. Причем не только собственная мать, но абсолютно любая мать, родительница вообще. Об этом свидетельствует хотя бы маленький эпизод, зафиксированный В. Эрлихом: знакомый поэта удивляется – «Мама моя сидит с нами. Я что-то такое говорю и вдруг нечаянно бахнул. Не то чтобы очень, но все же что-то такое матерное. Вдруг Сергей встает, отводит меня в сторону и давай отчитывать. Да как!»; и Есенин подтвердил случай – «Он некоторое время смотрит на меня, что-то соображая, и вдруг, размахивая руками, кричит: “Дурак! Что же ты, понять не можешь? Она ж его мать!”». [879]

Есенина притягивало само имя родной матери: поэт упоминал его в лирике – «Хороша была Танюша, краше не было в селе» и «Не кукушки загрустили – плачет Танина родня, // На виске у Тани рана от лихого кистеня» (I, 21 – 1911; первоначальное заглавие «Танюша» – I, 312); «Прохожий, // Укажи, дружок, // Где тут живет Есенина Татьяна?» (II, 90 – «Возвращение на родину», 1924); «Тани нет. Тани нет, // А мне ее надо» (IV, 193 – «Форма. 2. Народная. Подражание песенке матери», 1924). Есенин назвал Татьяной свою дочь, рожденную в браке с З. Н. Райх 11 июня 1918 года (VII (3), 306).

Ипостаси образа матери: Божья Матерь, родина-мать, природа-мать

Есенинский образ матери является в каком-то плане всеобъемлющим: это мать человеческая, Божья Матерь, мать-ведьма, Родина-мать, правда-мать, природа-мать и матушка сыра земля. Все семь ипостасей подвержены взаимному проникновению и, более того, в крестьянском восприятии неотделимы друг от друга, что легко усматривается в контексте произведений Есенина. Отдельные ипостаси также могут быть представлены как самостоятельные и вычленяются из общего и единого материнского архетипа.

Ипостаси Божьей Матери уделено огромное, всепоглощающее внимание в ряде юношеских стихотворений и «маленьких поэм» Есенина, когда у автора только закладывался и формировался высокий нравственный идеал женщины-родительницы. Как правило, подчеркиваются две сущностных черты Богоматери: это неразложимое материнство-девичество (выраженное через «Матерь Дево» в русском православии и у Есенина – «Мати Пречистая Дева // Розгой стегает осла», II, 59) и постоянное ощущение ее присутствия с младенцем на руках.

Для Есенина важен именно тип матери, представленный неразложимой парой «мать с сыном», который был создан соположением Богородицы с младенцем Иисусом на руках (особенно в его зримом восприятии на богородичных иконах) с собственной матерью, воспринимаемой нераздельно от сына, себя самого. К сожалению, такое восприятие архетипа матери как жизненно необходимого не было дано Есенину с раннего детства (известно, что мать мальчика покинула на несколько лет сельский дом – ушла в город в прислуги искать заработка). Образ заботливой матери – этот ведущий нравственный идеал – был сознательно сформирован усилиями воли ребенка, приобретен путем философских рассуждений и усвоен по аналогии с реальной фигурой родной бабушки и Богородичным каноном икон.

В Государственном музее-заповеднике С. А. Есенина в с. Константиново сохранились две богородичные иконы из дома поэта. Притягательным колоритом народной речи веет от краткого описания этих икон в архивном реестре V «Памятные вещи»: «27. ОФ 18/1. Икона “Казанская Божья Матерь”» (ею благословляли Т. Ф. Есенину на свадьбе); «28. ОФ 18/2. Икона “Казанская Божья Матерь”» (по мнению священника, это иконописный тип – Богородица Высокое Небо). Эти «родовые» иконы – их образные сущности и названия – перекликаются с покровительственной сутью церкви села Константиново, возведенной в честь Казанской иконы Божьей Матери.

Праздник Казанской иконы Божьей Матери жители с. Константиново до сих пор называют «козырнПм», престольным: «А Казанская бываеть летняя, Казанская Божья Мать вот у меня икона, 4-го ноября – это называется осенняя Казанская в Кузьминске, у них приход осенний, а у нас летний. Да, у нас два престола: Казанская и Софиин день». [880]

Односельчанка и соседка семьи Есениных вспоминала об их семейной иконе, которой с детства молился будущий поэт: «Но до наших дней осталась одна икона – вот эта Казанская Божья Мать – благословение матери. Когда девушку выдают замуж, благословляют, ну вот, благословляют Спасителем <жениха> или Казанской <невесту>. А это вот Казанская Божья Мать». [881]

Сохранился экземпляр (РГАЛИ) с владельческой надписью Есенина на книге Н. П. Кондакова «Иконография Богоматери. Связи греческой и русской иконописи с итальянской живописью раннего Возрождения» (т. 1, 1914). Следовательно, Есенин изучал изобразительные богородичные каноны и историю возникновения образа Богородицы, и приобретенные иконографические знания помогли поэту зримо и глубоко прочувствованно живописать Богоматерь в собственных стихах. Именно иконописная Богородица, осознаваемая как божественная дочь земных деда с бабкой и продолжательница всего человеческого рода, запечатлена Есениным в стихотворении «К теплому свету, на отчий порог…» (1917), где «Светлая Дева в иконном углу» и «Держит их внука она на руках» (IV, 159).

Образ Богородицы с Иисусом также отражен во многих есенинских строках: «А Христос сидел на руках у Матери // И смотрел с иконы на голубей под крышею» (II, 30 – «Товарищ», 1917; подробнее см. в главе 3).