Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций - Елена Самоделова

В творчестве Есенина встречаются посвящения женщинам – уже полностью конкретизированные, вплоть до называния фамилии или указания степени родства: «Мальвине Мироновне – С. Есенин» подарено стихотворение «В глазах пески зеленые…» (1916); «Л. И. Кашиной» посвящено стихотворение «Зеленая прическа…» (1918). Посвящением «Сестре Шуре» объединен в негласный цикл ряд соседних стихотворений «Я красивых таких не видел…», «Ах, как много на свете кошек…», «Ты запой мне ту песню, что прежде…», «В этом мире я только прохожий…» (1925). Следовательно, Есенину как мужчине чрезвычайно важно знать женское мнение (действительное или воображаемое им самим, предполагаемое), выслушать женскую оценку его мужских поступков. Конечно, будучи литератором, Есенин пользовался преимуществами поэта высказывать женщинам свои чувства в стихах. Стихотворение осознается как щедрый подарок мужчины, преподнесенный женщине (или явленному, подразумеваемому, олицетворенному в женском облике персонажу), – об этом свидетельствуют заглавия, построенные по типу дарственных надписей: «Моей царевне» (1913–1915); «Руси» (1915). Однако и любой другой мужчина имеет множество возможностей проявить нежность и внимание к женщинам через взгляд и жест (ритуальный поцелуй руки, ласковый взгляд, помощь в поднесении тяжелой сумки и т. д.).

Женские слова, будь то собственные речи или песенные тексты, запоминаются мужчинами; у Есенина имеется указание на материнскую роль родоначальницы, о чем сообщено в подзаголовке: «Народная. Подражание песенке матери» (1924).

Отдельная тема – женщина как главный персонаж художественного произведения, порой озаглавленного женским именем («Анна Снегина», «Как должна рекомендоваться Марина», «Клавдии Александровне Любимовой» и др.) или названного по статусу женщины, ее возрасту или родству с автором, трансформации в девичье обличье («Королева», 1913–1915; «Молитва матери», 1914; «Старухи», 1915; «Плясунья», 1915; «Колдунья», 1915; «Русалка под Новый год», 1915). Некоторые стихотворения названы по первой строчке, содержащей женское имя (особенно это касается дарственных «стихов на случай», стихотворных записей в женских альбомах и т. п.): «Любовь Столица, Любовь Столица…». Перечень женских образов (человеческих и сверхъестественных) в лирике Есенина можно продолжить; показательно, насколько он разносторонен.

Важно повествование героине, выведенной уже в первой строке безымянного текста («Хороша была Танюша, краше не было в селе…», 1911; «Матушка в Купальницу по лесу ходила…», 1912; «Шаганэ ты моя, Шаганэ…», 1924). У Есенина имеются также условно называемые «стихи на случай», сочиненные в честь женщины или даже девочки и иногда помещенные в альбом (ср. жанр «альбомных стихов»), в которых женское имя включено в заглавие или упомянуто в первой строке: «Любовь Столица, Любовь Столица…», 1915; «Как должна рекомендоваться Марина», 1924; «Клавдии Александровне Любимовой», 1924; «Милая Пераскева…», 1924.

В женском обличье также выступают большая Родина и «малая родина» под пристальным взглядом мужчины, зовущего ее («Гой ты, Русь, моя родная…», 1914; «Черная, потом пропахшая выть…», 1914). Однако это не общее правило: например, «О Русь, взмахни крылами…» (1917) скорее похожа на ангела, соответственно своему чину не имеющего пола. Женщина же, скорее всего, представила бы ту же самую абстракцию в мужском облике (например, если бы речь зашла об Отчизне). Естественно, идеальной женщиной представлена Богородица в непосредственном обращении поэта к ней в первой строке стихотворения («О Матерь Божья…», 1917). Извечная спутница поэта выступает в качестве непостоянной и изменчивой женщины («О муза, друг мой гибкий…», 1917). Очевидно, в какой-то мере это дань мужского внимания к женщине или хотя бы естественного «гендерного» интереса к ней со стороны представителя противоположного пола.

Обращения Есенина к мужчинам наблюдаются, как правило, в других жанрах (кроме посвящений и дарственных надписей), и вызваны они действенной реализацией идеи побратимства, очень важной для него как поэта, творческой личности и вообще мужчины (см. ниже).

Мать как женский идеал глазами мужчины, естественным образом противопоставленный им себе

Образ матери в произведениях Есенина многопланов. Сыновнее обращение к матери или речь о ней – родной или абстрактной – звучит уже в названиях произведений: «Молитва матери» (IV, 71 – 1914); «Письмо матери» (I, 179 – 1924); «Письмо от матери» (II, 126 – 1924); «Форма. 2. Народная. Подражание песенке матери» (IV, 192 – 1924); изредка – в первых строчках, выполняющих роль заглавия: «Матушка в Купальницу по лесу ходила…» (I, 29 – 1912).

Естественно, для Есенина, как и для любого писателя, образ матери оказывается реально-биографическим. В ее художественном облике запечатлены поведенческие и портретные черты родной матери – Татьяны Федоровны Есениной (в девичестве Титовой), жительницы с. Константиново Кузьминской вол. Рязанской губ. и уезда. Соответственно, обращаясь к изучению есенинского образа матери, мы будем сопоставлять художественные и эпистолярные строки писателя с воспоминаниями его современников, с сообщениями старожилов-односельчан, со строками писем прототипа (то есть самой родительницы поэта) и с упоминаниями о ней в переписке других лиц.

Центральным женским персонажем у Есенина становится образ матери. К реальной матери поэт обращается в письмах: «Дорогая мамаша , свяжи, пожалуйста, мне чулки шерстяные и обшей по пяткам» (VI, 87 – 1916). Ей же передает приветы в письмах к сестрам, постоянно думает о ней: «Отцу и матери тысячу приветов и добрых пожеланий»; «Привет Шуре, отцу, матери и деду»; «Жива ли мать ?» (VI, 148, 216, 156) и др.

Лексически образ матери в подавляющем числе произведений выражен суровым и лаконичным словом мать , отражающим строгую суть мужского подхода к женщине-родительнице. В единичных случаях, относящихся к раннему творчеству и ограниченных рамками 1912–1916 гг., употреблены лексемы матушка (I, 29 – «Матушка в Купальницу по лесу ходила…», 1912), мама (IV, 53 – «Бабушкины сказки», 1913–1915) и мамаша (VI, 87 – письмо, 1916). Во всех данных случаях речь идет о матери, рассматриваемой с точки зрения лирического героя, являющегося «поэтической ипостасью» Есенина. Иначе обстоит дело с образом матери, приходящейся родительницей дворянке. Так, заглавная героиня поэмы «Анна Снегина» (1925) восклицает: «Ах, мамочка , это он!» (III, 167). Получается, что конкретная лексема, манифестирующая образ матери (вне зависимости от внутреннего наполнения образа), служит выявлению социальной сути персонажа.

Сходный с авторской «материнской терминологией», лексический ряд дериватов от слова «мама» – маменька, мамка, мать – наблюдается в частушечных произведениях («частушках», «прибасках», «страданьях»), записанных и опубликованных Есениным в 1918 г.: « Маменька ругается, // Куда платки деваются»; «Ищи, мамка , жениха, // Хорошее место!», «За страданье // Мамка брóнит»; «Я не сам милашку сватал – // Отец с матерью ходил», «Ай, мать брóнится, // И отец брóнится», «Нас священник не венчает, // Мать совету не дала», «Ай, мать , ай, мать , // Накой меня женишь?» (VII (1), 319, 326, 327, 323, 334, 323, 335).

Аналогичные лексемы – слово «мать» и его производные, иногда с эпитетами родства – звучат в частушечных текстах, зафиксированных сестрами Екатериной и Александрой Есениными в с. Константиново в 1927 г.: « Маменька ругается, // Куда платки деваются»; « Мать последнюю корову // На румынки продала», «Я бужу родную мать , // Она не просыпается. // Ты вставай, родная мать , // Со мной горе горевать» [857] и др.

В частушках с. Константиново конца ХХ – начала ХХI века отражено народное отношение к матери, проявленное в родственных лексемах при обращении и описательных конструкциях: «У тебя, у молодца, // Нет ни мати , ни отца»; « Моя матушка Елена // В поле цветик сорвала»; «Уважу матери твоей», «Я гуляла – мать не знала, // Кто-й-то маменьке сказал»; «Меня маменька учила»; «Не жени меня, маманя »; «Купи, мамка , мне платок». [858] Лексический ряд, относящийся к семантическому полю «матери», здесь более разнообразен: он включает и устарело-возвышенные, и диалектные формы. Большее тематически-словесное разнообразие (по сравнению с записями поэта и его сестер) обусловлено существенно большим корпусом текстов, записанных главным хранителем музейных фондов Л. А. Архиповой.

Сопоставление лексических дериватов, указывающих на фигуру матери, демонстрирует словесное постоянство и преемственность этого образа в частушечных текстах и выводит его на передний план. Обилие «материнских лексем», в большом ряде случаев являющихся обращением к женщине-родительнице, показывает важность этого образа для народа, необходимость для каждого человека.