Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Костромин тоже испытующе посматривал на жену, стараясь определить, как ей нравится на новом месте и не жалеет ли она, что приехала к нему, променяла родной Ленинград на чужую глухую Сижму. Дрова были сырые, горели плохо, и Софья поминутно открывала дверцу, перекладывала поленья, плескала в топку керосин. Она показалась вдруг Костромину очень городской, не приспособленной к жизни в лесу. «Тяжело ей будет здесь», – подумал он, а вслух спросил:
– Ты не будешь скучать? Здесь нет ни театра, ни концертов…
– Не беспокойся, я найду себе занятие, – ответила Софья. Она хотела добавить: «Лишь бы у тебя на работе все было хорошо!» – но решила пока ничем не выдавать своей тревоги, надеясь, что Геннадий сам, по примеру прошлых лет, все расскажет ей.
«Я о нем забочусь, а он обо мне!» – с чувством признательной нежности подумала Софья, и хотя сырые дрова начинали уже приводить ее в отчаяние, она, скрывая это от мужа, молодцевато пнула ногой высунувшееся из топки полено и сказала задорно:
– Ну вы, миленькие, горите у меня, не капризничайте!
Потом они вместе купали сына. Андрюшка в руках отца не плакал, не барахтался, а вел себя степенно, словно понимал, что с мужчинами надо держаться по-мужски: гордо и терпеливо. Софья переводила глаза с сына на Геннадия, искала и находила все новые и новые черты сходства между ними.
Они не говорили слов любви, но в их взглядах и даже в самых обычных словах, которыми они обменивались, сквозила та взаимная радость узнавания, какая бывает при встрече любящих, успевших за время разлуки немного отвыкнуть друг от друга. Особенно чутка к этой радости молодая любовь, еще не обросшая бытом и не перешедшая в привычку.
Костромин менялся на глазах у Софьи: настороженно-замкнутое выражение постепенно сходило с его лица, он становился общительней и как бы оттаивал. На него вдруг напал хозяйственный зуд. Он смастерил абажур, чтобы сильный свет не беспокоил по ночам Андрюшку, набил в шкафу дополнительных гвоздей для Софьиных платьев и вызвался приспособить к люльке, взятой у Чеусовых, какую-то самодельную рукоятку с тормозом, чтобы Софья могла по ночам качать люльку, не вставая с постели.
Он так старался, точно изо всех сил хотел позабыть что-то неприятное, что занимало еще недавно все его мысли. И это ему, кажется, удалось.
– Знаешь, – признался он жене, выстругивая рукоятку для люльки, – я никогда не подозревал в себе таких способностей! Видимо, как там ни крути, а все мы немного птицы-канарейки и страсть вить гнезда у нас в крови. Раньше мне казалось это каким-то пережитком прошлого и даже… мещанством, а теперь вижу: ничего зазорного тут нету!
Софья собиралась сказать, что он прав лишь в том случае, если наряду с птичьими занятиями, а еще лучше – прежде их, человек с честью выполняет свою главную общественную задачу, но подумала, что Геннадий может воспринять ее слова как намек на собственную неудачную работу в леспромхозе, и промолчала.
Костромин приладил рукоятку с тормозом к люльке и предложил опробовать изобретение. Но Софья была занята у плиты, а Андрюшка почему-то не пожелал тихо лежать в реконструированной люльке. Тогда Костромин загрузил люльку книгами, а сам лег на койку, изображая няню. Для большего сходства он повязал голову Софьиной шалью.
– Внимание! – объявил Костромин и потянул к себе рукоятку – люлька плавно закачалась; нажал на тормоз – люлька послушно остановилась.
Софья хохотала у плиты, пока что-то не подгорело там.
Неожиданное ребячество Геннадия обрадовало Софью. Значит, неглубоко еще пустила в нем корни напугавшая ее недавно отчужденность, если он мог проделывать такие номера!
Она подметала пол после хозяйственных занятий мужа и думала не без самодовольства, что своим превращением он обязан ей. За какие-нибудь два часа она успокоила мужа, вернула ему уверенность в собственных силах. Пусть он пока еще немного дичится ее и не посвящает в свои заботы, она не обижается: не за горами время, когда Геннадий все расскажет ей о сижемских трудностях. Вдвоем они преодолеют любые препятствия, она станет незаменимой помощницей мужа во всех его делах, и они легко вытащат Сижму из прорыва…
Сели ужинать. Макаронный суп, изготовленный Софьей, привел Костромина в восторг, а оладьи показались ему чудом кулинарного искусства. Софья же, склонная к самокритике, находила, что тесто недостаточно подошло.
Глава вторая
1
Костромин работал в леспромхозе только второй месяц. Назначение в Сижму не обрадовало его. План предыдущего года леспромхоз выполнил, и в тресте его считали если не передовым, то, во всяком случае, средним и вполне благополучным. У Костромина же, неизвестно когда, скорей всего еще в институте, куда он вернулся после войны на третий курс, сложилась некая мечта о своей будущей работе. Мечта эта в общих чертах сводилась к тому, что инженер Костромин попадает на отсталое предприятие, засучив рукава принимается за работу – и очень скоро все видят, как это предприятие идет в гору, процветает. Костромина ставят в пример, все радуются, а честолюбивая Софья гордится, что выбрала себе спутником в жизни такого дельного человека…
Вместо отсталого предприятия пришлось ехать туда, где план выполнялся. Здесь хоть в лепешку разбейся, все равно будут говорить: «А мы и раньше неплохо работали!»
Но в Сижме Костромин увидел, что его представление о благополучном предприятии нуждается в больших поправках. Третья часть трелевочных тракторов находилась в ремонте, суточные графики движения поездов пестрели простоями, производственный план первой декады января был выполнен только на шестьдесят три процента.
Директор леспромхоза Чеусов встретил Костромина хорошо. Он боялся, что ему пришлют совсем юнца, и облегченно вздохнул, убедившись, что инженеру за тридцать и ранняя седина нет-нет да и блеснет на его висках.
При первой же беседе с директором Костромин спросил:
– Почему в этом году леспромхоз стал работать хуже?
– Мы и в прошлом году так же работали, – с достоинством ответил Чеусов.
– Но в прошлом году выполнили план.
– Откровенно говоря, – чистосердечно признался Чеусов, – особой заслуги нашей в том нету. В минувшем году, благодаря хорошей работе машиностроительных заводов и вниманию к лесной промышленности, механизмов к нам поступило гораздо больше, чем предусматривалось, – вот мы и выполнили план!
– Это значит – жить на чужом горбу, иждивенцами! – возмутился Костромин.
Директор поморщился:
– Э, батенька,
