Степень вины - Ричард Паттерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пэйджит смотрел ей в лицо.
— Вы говорили, что есть и второй довод.
Шелтон бросила быстрый взгляд на Шарп.
— Он менее существенен, — ответила она. — Удар был нанесен с большой силой. А у правши правая рука всегда сильнее.
— А кстати, Мария Карелли правша или левша?
Шелтон повернулась к Марии. Сказала холодно и отчетливо:
— Левша, насколько я знаю.
Пэйджит кивнул, соглашаясь. Потом спросил:
— Как вы считаете, Мария Карелли могла сама нанести себе такого рода травму?
Шелтон продолжала смотреть на Марию.
— Такая возможность существует. Но нет, это маловероятно. Я никогда не предполагала, что мисс Карелли сделала это сама.
С судейского места Кэролайн Мастерс перевела взгляд с Шелтон на Марию.
— А могут такие удары, — спросила она, — вызвать более серьезные повреждения?
Врач повернулась к судье, явно обдумывая ответ. Пэйджит чувствовал, что, как и Марни Шарп, она озабочена тем, как бы Мария не использовала изнасилование для оправдания убийства; но ее в гораздо большей степени, чем Шарп, тревожили сомнения, истока которых она не знала.
— Трудно сказать, — пожала плечами она. — При повторных ударах могут быть сломаны челюсть или нос, выбит зуб, возможно даже сотрясение мозга. Если жертва теряет сознание и падает, не исключено появление и других повреждений. В том числе и более серьезных.
— Как такой удар может повлиять на сознание жертвы и на восприятие ею окружающей действительности?
Судья увлечена допросом, отметил про себя Пэйджит, Кэролайн Мастерс не растеряла навыков защитника: вопрос задан отличный.
— Опять же, — медленно проговорила Шелтон, — трудно сказать.
— Есть вероятность шока, ухудшения зрения?
Шелтон задумалась:
— Шок — медицинский термин, Ваша Честь, включающий в себя группу симптомов, которые я не наблюдала у мисс Карелли. Но какая-то степень дезориентации вполне возможна.
— То есть это может повлиять и на восприятие происходящего, и на способность точно вспомнить все события?
— Да, это возможно.
— Благодарю вас, доктор Шелтон. — Судья обернулась к Пэйджиту: — Извините меня, мистер Пэйджит. Суд интересовали эти вопросы.
— Как и нас. — Он не знал, было ли вмешательство судьи вызвано желанием помочь Марии как возможной жертве или Мастерс сводила старые счеты с Шелтон. Медленно двинувшись к месту свидетеля, он остановился, как только определил в уме новую линию расследования. — Подтверждая выводы суда, вы сомневаетесь в способности мисс Карелли точно вспомнить расстояние, с какого произошел выстрел в мистера Ренсома, правильно?
— Да.
— И вы допускаете, что выстрел мог произойти с расстояния в два-три фута?
В голосе Элизабет появился холодок:
— Да, это можно принять как минимальную дистанцию.
— Совершенно верно, но верно и то, что вы не можете определить угол, под которым была выпущена пуля.
— Нет, в этом случае не можем.
— И не можете сказать, не отпрянул ли в испуге мистер Ренсом в момент выстрела…
— Нет.
— …или по какой-то иной причине отклонился назад.
— Нет.
Пэйджит помедлил. Боковым зрением он увидел, что Мария подалась вперед, как бы силясь помочь ему.
— Итак, нет никаких медицинских свидетельств, которые исключали бы возможность того, что в ходе борьбы пистолет оказался направленным на мистера Ренсома и тот, испугавшись, отпрянул в момент выстрела.
Шелтон посмотрела на него спокойно и холодно:
— Исключить это я не могу, но есть факты, которые говорят против этого. Мисс Карелли заявляет, что мистер Ренсом пытался отобрать у нее пистолет, и тем не менее найденные на нем отпечатки пальцев принадлежат только мисс Карелли. — Она смолкла, нахмурилась. — И если бы он отступил назад, выставив перед собой руку, то выстрел с расстояния в два или три фута, конечно же, оставил бы у него на ладони и пальцах следы порохового нагара. Мы их не нашли.
Пэйджит размышлял. Шелтон нанесла ему сильный удар; усыпленный ее искренностью, он забыл, что она хороший боец. И теперь лихорадочно подыскивал вопрос, чтобы задать его, прежде чем все поймут, что он сбит с толку.
— Но вы не знаете, — нашелся он, — хватался ли мистер Ренсом за сам пистолет или за запястья мисс Карелли?
— Нет.
— И не знаете, в каком положении находились его руки, когда пистолет выстрелил?
— Нет.
Пэйджит понял: это было лучшее, что он мог сделать.
— Давайте перейдем к другим вашим утверждениям. Вы заявляете, что, когда впервые заговорили с мисс Карелли, она была вполне в здравом уме.
— Да.
— Но вы не присутствовали при смерти мистера Ренсома.
— Нет. Конечно же, нет.
— Значит, у вас нет никакого представления о том, была ли мисс Карелли в шоке от момента смерти до того, как она позвонила по 911, или хотя бы, как вы выражаетесь, дезориентирована.
— Нет.
— Значит, вполне возможно, что, игнорируя гипотетический сценарий мисс Шарп, по которому она должна была в это время фабриковать улики и обезображивать труп, мисс Карелли сидела в состоянии оцепенения.
— Протестую, — вмешалась Шарп. — Это извращение показаний.
Судья бросила на нее насмешливый взгляд:
— Разве? Ну если это и так, то совсем немного. Отклонено.
— Да, это возможно. — Голос Шелтон обрел твердость. — Мой ответ мисс Шарп основывается на противоречиях, выявленных при экспертизе. Противоречия эти заставляют усомниться в правдивости рассказа мисс Карелли о событиях, произошедших между смертью мистера Ренсома и звонком по 911.
— Вы говорите о противоречиях, — сказал Пэйджит, — а вы слышали запись звонка мисс Карелли по 911?
Шелтон медленно покачала головой:
— Нет. Не слышала.
Пэйджит обернулся к судье Мастерс:
— Ваша Честь, обвинение уже признало приемлемость этой записи. Я прошу разрешения дать ее прослушать доктору Шелтон.
— Для чего? — вмешалась Шарп. — Да, все знают, что мисс Карелли звонила, но звонила она не доктору Шелтон. И я не понимаю, почему вы вообще находите возможным расспрашивать ее об этом.
— Все очень просто. Мисс Шелтон заявляет о полной вменяемости мисс Карелли на момент своего прибытия в отель, при этом основывает свое заявление на тоне ее голоса и логичности ее высказываний. Я хотел бы, чтобы она могла сравнить свое впечатление от мисс Карелли в тот момент и тогда, когда она звонила по 911.
— Я протестую, — заявила Шарп. — Мы не утверждали, что доктор Шелтон может определять степень вменяемости человека по голосу. Или что она специалист в области психологии или психиатрии. Ее показания основывались на впечатлении врача от физического состояния женщины, сидевшей напротив нее.
— Это верно, — согласилась Кэролайн Мастерс, — но вы уже использовали, по крайней мере в целях обвинения, впечатления доктора Шелтон для того, чтобы судить о психическом состоянии мисс Карелли во второй половине дня. Я намерена организовать прослушивание.
Обернувшись, Пэйджит увидел, что Терри уже поставила магнитофон на стол. Она улыбнулась одними глазами: этот ход был ее изобретением. Находившаяся рядом с ней Мария смотрела на магнитофон взглядом, каким преследуемый смотрит на преследователя. Пэйджит не знал, отчего это: то ли она не хотела снова переживать волнение того момента, когда звонила по 911, то ли думала о другой кассете, которую надеялась никогда больше не увидеть.
Терри включила магнитофон. Когда он заработал, Пэйджиту бросилось в глаза напряженное лицо Карло.
В зале царила тишина.
— Служба безопасности Сан-Франциско, — громко произнес мужской голос.
Ответа не было. Голос повторил отрывисто:
— Служба безопасности Сан-Франциско.
И снова было молчание. Потом, очень тихо, Мария сказала:
— Произошел несчастный случай.
Здесь, в зале суда, ее голос звучал жалко и неуверенно. Было такое впечатление, что она пытается рассказать свой смутный сон человеку, которого не знает.
— Что случилось? — спросил мужчина.
— Произошел несчастный случай, — повторила она. У нее был утомленный голос, его тоном она давала понять, что изъясняется достаточно ясно — он лишь должен слушать внимательнее.
Кэролайн Мастерс сузила глаза, как будто показывая свое особо тонкое понимание услышанного. На лице Шелтон отражалась ее глубокая сосредоточенность.
Мужчина на кассете продолжал настойчиво:
— Что за случай?
Пауза длилась долго. Потом, как бы не веря самой себе, Мария проговорила:
— Пистолет выстрелил.
Пэйджит повернулся к Марии. Опустив взгляд в стол, она медленно покачала головой. Этот жест сказал ему о трагическом недоумении, о беспомощном и страстном желании вернуться в прошлое, чтобы изменить то, что случилось.