Цель и средства. Политика США в отношении России после «холодной войны» - Джеймс Голдгейер

Хельсинки: встреча в верхах

Готовясь к очередной встрече с Ельциным в Хельсинки в марте 1997 года, Клинтон четко дал понять своей команде, что он хочет ответить на просьбу России о членстве в ключевых клубах, чтобы облегчить ее страдания. «Все очень просто, — говорил президент. — Когда мы подталкиваем старину Бориса сделать трудный, но нужный шаг в вопросе НАТО, я хочу, чтобы он чувствовал манящее тепло дверей, которые мы ему открываем в другие организации, где он желанный гость»{644}. Такого подхода Клинтон придерживался с первого дня своего президентства.

В Хельсинки Клинтон предложил Ельцину несколько вещей, которые должны были облегчить боль, причиненную расширением НАТО. Клинтон предложил провести очередной раунд переговоров о сокращении стратегических вооружений (СНВ-3) после того, как будет ратифицирован Договор СНВ-2. Новый договор должен будет к концу 2007 года уменьшить число боеголовок каждой из сторон до уровня 2000-2500 единиц. Огромная разница в экономических возможностях двух стран означала, что при отсутствии договора США могли содержать гораздо больший ядерный арсенал, чем Россия. Поскольку российская Государственная Дума не одобряла некоторых положений Договора СНВ-2 (в первую очередь касающихся кассетных боеголовок), Вашингтон считал, что предложение начать переговоры о заключении договора СНВ-3 поможет Ельцину во внутриполитическом плане{645}.

По вопросу расширения НАТО Ельцин заявил Клинтону: «Наша позиция не изменилась. Двигаясь в восточном направлении, НАТО совершает ошибку. Но я должен принять меры по нейтрализации отрицательных последствий для России. Я готов заключить соглашение с НАТО не потому, что мне этого хочется, а потому, что я вынужден пойти на это. На сегодняшний день нет другого решения»{646}.

Отвечая на неоднократные просьбы о «включении в Запад» для смягчения неудобств, причиненных России, Клинтон в Хельсинки публично заявил: «Мы будем работать вместе с Россией в направлении продвижения вопросов ее членства в международных экономических институтах, таких как ВТО, «Парижский клуб» и ОЭСР. И я рад объявить с согласия других членов «семерки», что мы существенно повысим роль России на наших ежегодных встречах, которые теперь будут называться встречами на высшем уровне «восьмерки», на этот раз в июне текущего года в Денвере». Ельцин немедленно объявил российской общественности: «Клинтон пообещал мне, что на следующей встрече “семерки” Россия станет полноправным членом этого клуба, “семерка” станет “восьмеркой”». 20 июня в Денвере будут завершены переговоры между Россией и «Парижским клубом», и Соединенные Штаты особо подчеркнут, что теперь все происходит в «восьмерке»{647}.[134]

Включение России в то, что впоследствии станет «восьмеркой» (официально это случится в следующем году и будет подтверждено Джорджем Бушем), было реальной символической победой российского президента. Ельцин высоко ценил членство в западных клубах, но превыше всего — в «восьмерке». Он писал в своих последних мемуарах: «“Восьмерка” и в самом деле была клубом. Это был клуб для неформальных встреч глав восьми наиболее мощных в промышленном отношении государств мира. Все лидеры тщательно старались поддерживать спокойную и дружескую атмосферу»{648}. И Ельцин четко дает понять, что он рассматривал членство России в этом престижном клубе как компенсацию за его согласие с расширением НАТО. Он вспоминает: «Парадоксально, но я думаю, что наша твердая позиция в вопросе расширения НАТО на Восток — а я подробно обосновал эту нашу позицию несколько месяцев назад во время российско-американской встречи в Хельсинки — сыграла свою роль в получении нами нового статуса» (т.е. членства в «восьмерке»){649}.

Модернизация упомянутой группы, как утверждает Сэнди Бергер, была победой и для Клинтона, который «был готов перейти к «восьмерке» на два года раньше», чем это произошло. Клинтон хотел как-то вознаградить Ельцина за его поддержку американской повестки (программ, планов). Однако советник по национальной безопасности Энтони Лэйк и министр финансов Роберт Рубин не хотели делать вид, что Россия принадлежала к группе ведущих промышленно развитых стран. Лэйк говорит: «Больше всего президент сердился на меня в связи с превращением «семерки» в «восьмерку». Мне казалось, что и мы, и они вводили себя в заблуждение». Липтон добавляет, что дискуссии между министрами финансов были важны для Министерства финансов США, «мы заняли исключительно жесткую линию, и министр финансов Рубин в конце концов сказал “нет”»{650}.

Два президента четко заявили в Хельсинки, что у них есть разногласия в вопросе политики США в отношении НАТО, причем Клинтон признал, что Ельцин считает расширение «ошибкой», но добавил, что «встреча в Мадриде на высшем уровне [для приглашения новых членов] состоится». Но более важно, что в частной беседе Ельцин получил отпор, когда попытался достичь «джентльменской договоренности» о том, что Балтийские государства — Эстония, Латвия и Литва никогда не будут приняты в НАТО. На это Клинтон ответил: «Если бы мы согласились с тем, что Вы предлагаете, это стало бы страшной ошибкой. Это создало бы большие проблемы для меня и большие проблемы для Вас… Я знаю о ваших трудностях, но не могу дать конкретного обещания, о котором Вы просите. Это будет нарушением всего духа НАТО… Я не хочу делать что-то такое, что было бы похоже на старую Россию и на старую НАТО»{651}.

Работник Госдепартамента Джон Басе вспоминает: «Встреча в Хельсинки имела важное значение, потому что именно там после всех громких слов и угроз мы наконец получили от Ельцина четкий ответ, что он хочет быть членом клуба. Основные препятствия [на тот момент] содержались в последнем разделе проекта документа о вооруженных силах. Они старались заранее «застолбить» для себя наиболее выгодные позиции по модификации Договора о сокращении обычных вооружений в Европе, чтобы ограничить военный эффект от расширения НАТО и не допустить дальнейшей экспансии»{652}.

Все влияние, которое имел Примаков, постепенно улетучивалось. В продолжение состоявшегося в Хельсинки обмена мнениями Ельцин в апреле во время поездки в Германию заявил, что 27 мая он поедет в Париж для подписания соглашения. Пресс-секретарь НАТО Джеми Шеа вспоминает: «Постоянно возникали какие-то проблемы. Примаков звонил Ельцину, и тот говорил: «Сделайте это». Давление на Примакова со стороны Ельцина превышало давление со стороны НАТО. Россия хотела извлечь максимум из этой сделки, и когда Франция объявила главный приз — встречу на высшем уровне в Париже, надо было соглашаться. Ельцин был готов отдать то, с чего Примаков начинал и на чем настаивал». В конце концов там, где русские пытались добиться установления коллективного потолка для сил НАТО и отмены фланговых ограничений в обновленном Договоре о сокращении обычных вооружений в Европе, Примакову пришлось довольствоваться западным компромиссом по флангам и ограничением сил у границ России. (Позже появилось дополнительное соглашение по подуровням для вооружений сухопутных войск, дислоцированных в Центральной Европе.){653}

Основополагающий акт

27 мая 1997 г. Борис Ельцин встретился в Париже с главами государств-членов НАТО для подписания документа, официально называвшегося «Основополагающий акт о взаимоотношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североатлантического договора». Это не были юридически обязывающие положения, но Ельцин получил «долгосрочные политические обязательства, принятые на самом высоком уровне». Два односторонних заявления НАТО, сделанных в декабре и марте, были приложены к акту. В соответствии с актом создавался Постоянный совместный совет, который должен был «служить механизмом для консультаций, координации и, в необходимых случаях в максимально возможном объеме, для принятия совместных решений и совместных действий по проблемам безопасности, представляющим взаимный интерес». Далее в акте отмечалось: стороны исходят из того, что они будут «при достижении в ходе консультаций консенсуса о принятии совместных решений и совместных действий по конкретным случаям участвовать на равноправной основе в планировании и подготовке совместных операций, включая миротворческие операции под эгидой Совета Безопасности ООН или в рамках мандата ОБСЕ»{654}.

На церемонии подписания Клинтон более обстоятельно высказался по теме, которую он затронул еще во время своей первой президентской поездки в Европу в январе 1994 года. А выступая перед российскими зрителями по телемосту в том же январе, он говорил: «Раз или два в каждом поколении наши два великих народа должны остановиться и задуматься, в каком времени они находятся. Они должны возрождаться. Они должны представлять свое будущее в новом свете». Теперь, три с половиной года спустя, он заявил: «Основополагающий акт НАТО-Россия, который мы только что подписали, соединяет великие народы и самый успешный в истории альянс ради общего дела, ради достижения цели, к которой мы давно стремились, но до сих пор не могли реализовать ее, — мирной, демократической и неразделенной Европе… С этого момента НАТО и Россия будут консультироваться и координировать совместные действия»{655}.