Затерянный книжный - Иви Вудс

И с этими словами она почти вытолкала меня за дверь. Я снова стоял на Халф-Пенни-Лейн, гадая, что же я упустил.

Глава 49. Опалин

Дублин, 1941

– Guten Abend, Fräulein[24].

Я не знала, что ответить и почему он говорит по-немецки, так что просто сильнее завернулась в обрывок шали, будто это могло защитить меня. Мне казалось, я услышала что-то, и спустилась с чердака проверить, в чем дело.

Сбежав из приюта Святой Агнес, я вернулась на Халф-Пенни-Лейн и с облегчением обнаружила, что магазин все еще на месте. Все казалось сном и в то же время очень знакомым. Подобно мисс Хэвишем из романа Диккенса, магазин застыл во времени в тот момент, когда меня увезли. Входная дверь раскрылась от моего прикосновения, а медная дверная ручка на ощупь казалась мордочкой давно потерявшегося домашнего любимца. Все обветшало, большая часть моих вещей пропала. Окна магазина были заколочены досками. Я затащила матрас на чердак – в подвале было слишком холодно – и выпила воды из-под крана.

Восторг от обретения свободы сменился огромной усталостью, и я ничего не могла с собой поделать. Много дней я ни с кем не разговаривала, но вот теперь столкнулась с другим человеком лицом к лицу.

Он полез в карман, достал пачку сигарет и закурил, а потом протянул мне, будто это было совершенно естественно. Будто я не дрожала от страха. Он ничего не сказал, просто прислонился к стене, неторопливо и непринужденно. Высокий мужчина с зачесанными назад русыми волосами и ярко-голубыми глазами. Только теперь я поняла, что он одет в армейскую форму: мундир защитного цвета с вышитым на груди орлом.

– Как вы здесь оказались? – спросила я, не слишком доверяя голосу. Я редко говорила, а потому охрипла.

– Через окно в подвале. Оно не заперто.

Когда я проверяла, все было заперто. Либо он лжет, либо…

– Кто вы?

– Йозеф Вольф. Zu Ihren Diensten[25].

– Боюсь, я не говорю по-немецки. – Я покачала головой.

– Вы здесь одна.

Это звучало не как вопрос. Я не ответила. Где-то за стенами, на улице, текла своим чередом жизнь, пока мы стояли друг напротив друга, стараясь определить, кто перед нами: друг или враг?

– Что бы вы ни искали, здесь вы этого не найдете.

Я была вся как натянутая струна. Он кивнул, словно находя эту ситуацию совершенно обыденной, окинул взглядом магазин, потом меня. Что такого он увидел?

– Я прихожу сюда иногда, чтобы почитать.

Он кивнул в сторону небольшой стопки книг, которые все еще оставались на книжной полке. Моих книг.

– Это мой дом. Вы не имеете никакого права быть здесь.

Истощенная годами, проведенными впроголодь, с выпадающими волосами, в старых лохмотьях, я вовсе не чувствовала себя вправе отдавать кому-то приказы.

– Я хочу, чтоб вы ушли.

Он кивнул сам себе, будто приняв какое-то внутреннее решение, затем открыл входную дверь. Я подбежала и заперла ее за ним. Когда шум мотоцикла стих вдалеке, я наконец-то выдохнула.

Я медленно поднялась по лестнице, нащупывая путь в темноте. Ноги угрожали подломиться под весом моего тела. С облегчением я рухнула на матрас на полу и попыталась выровнять дыхание, прислушиваясь к давно забытому, но такому знакомому и успокаивающему звуку. Книги, окружающие меня. Возможно, мне просто почудилось, но я слышала тихий шелест ветра и мягкие хлопки, будто за окном падал снег. В полумраке я увидела книгу. «Маленькие женщины». Я закрыла глаза и перенеслась в Конкорд, к Джо Марч и ее семейству, и по коже разлилось тепло. Слова, будто волшебное заклинание, укрыли меня и протянули ниточку к той, кем я была раньше, до всего этого кошмара.

Следующим вечером кто-то постучал в дверь. Я проигнорировала это, но стук продолжался. Никто не знал, что я здесь. От голода и усталости я ослабла, но смогла подтянуть себя к чердачному окошку и выглянуть на улицу. Перед домом стоял мотоцикл, а у дверей – Йозеф Вольф, немецкий солдат, и в руках у него была, кажется, большая сосновая ветка и какие-то пакеты. Он притопывал ногами, пытаясь согреться. Заметить меня он не мог, потому что было темно, зато я отчетливо видела его: легкую щетину на подбородке, глаза, пристально осматривающие улицу.

Я помедлила, а потом спустилась и открыла дверь.

– Вы не должны быть одна. Es ist Heiligabend. Канун Рождества.

Он зашел внутрь, поставил на пол пакеты и гигантскую ветку, потом снова вышел на улицу. Я наблюдала, как он взял еще какую-то коробку, занес ее внутрь и закрыл за собой дверь. Присев на корточки, Йозеф открыл коробку, достал оттуда свечи и зажег их. Он огляделся в поисках места, куда их можно было бы поставить, и я жестом указала на лестницу. Я была слишком уставшей и голодной, чтобы спорить. Потом Йозеф раскрыл один из пакетов, в котором обнаружилась еда – хлеб, сыр, мясо. Я подскочила, выхватила буханку у него из рук, принялась отламывать кусочки и пихать в рот. Я походила на дикое животное: глаза вытаращены, челюсти быстро пережевывают пищу. Сидя на ступеньке, все еще завернутая в одеяло, я смотрела, как он достает из пакетов все остальное. Бутылку вина. Яблоки.

Никто из нас не произнес ни слова. Он побродил по магазину, отыскал пустой ящик, который перевернул вверх дном, и присел на него возле плиты. Потом разломал ветку об колено на мелкие прутики и, используя для розжига какие-то старые бумаги, развел огонь. Свежее дерево горело не слишком хорошо, но мне сразу стало теплее, а сосновый аромат был сладким и успокаивающим.

Йозеф тоже ел, но не слишком много. Он снял с яблока кожуру и отдал мне мякоть, потом откупорил бутылку и протянул мне. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я заговорила.

– Как вы попали в эту страну?

Он поднял глаза и посмотрел на меня из-под светлых прядей.

– Я военнопленный. – Это прозвучало с таким пафосом, будто он заявил, что в его жилах течет королевская кровь. – Ирландское правительство весьма любезно приняло на себя хлопоты по содержанию нас в лагере в Килдэре.

– Но если вы пленный…

– То почему не в тюрьме? Дело в том, что нам разрешено покидать лагерь в течение дня. Я заканчиваю учебу в Тринити-колледже.

– Вы шутите. – Я хотела рассмеяться, но мышцы отвыкли совершать это действие.

– Ирландия придерживается нейтралитета. Мы для них не более чем досадное неудобство.

Я съела еще немного сыра и налила себе вина. Кажется, Йозеф обрадовался, что я приняла от него помощь.

– Я не знала, что сегодня канун Рождества, – призналась я.

Он тихо сидел,