Заговор генералов - Владимир Понизовский

— Наверное, вашим доверенным не следует действовать разрозненно… Чтобы можно было объединить усилия… — он как бы размышлял вслух.

— Вы правы, — отозвался Милюков. — В нужный момент доверенное лицо найдет вас. И вам мы дадим кое-какие связи.

Он грустно усмехнулся:

— Как в добрые старые времена: пароли, явки. Мы должны быть готовы ко всему.

Окутал себя душистым облаком табачного дыма.

— Это на будущее. Но есть заботы и неотложные. Нашими совместными усилиями с правительством и ВЦИК на Государственное совещание большевистская делегация не допущена. Однако не исключено, что отдельные представители ленинской партии просочились через армейские и фронтовые делегации как члены армкомов и прочих «комов», — он кашлянул на этом ненавистном слове. — Нам нужно узнать: кто да кто, и в нужный момент обезвредить.

— Как понимать: «нужный момент»? — эти слова замыкали воедино и намеки горского князя, и недомолвки Родзянки за вчерашним вечерним застольем.

— Всякому дню — своя забота, — уклонился от ответа профессор. — Ударит колокол — услышите.

Не взглянув на поданный счет, выложил поверх него керенку:

— Я бесконечно рад, Антон Владимирович, что мы нашли общий язык.

Этим утром начальник штаба Ставки, делая доклад в кабинете главковерха, изменил издавна установленный порядок — начал обзор событий за истекшие сутки не с севера на юг, а с юга на север. Коротко доложил суммированные в штабе донесения с Румынского, Юго-Западного и Западного фронтов и уткнул указку в красную широкую полосу, которой были обозначены на карте передовые позиции Северного фронта:

— Все данные свидетельствуют, что в ближайшие дни надо ожидать серьезных наступательных операций противника именно здесь. В этом районе против наших войск расположена группа армий Эйхгорна в составе трех армий: Седьмая — от моря до Якобштадта, затем, — он повел указкой, — Девятая армия, и, наконец, на правом фланге — Десятая. Обращаю ваше внимание на следующие обстоятельства: противник обычно приравнивал свои фронты к нашим, но на сей раз фронт армий Эйхгорна по протяженности длиннее нашего фронта на целую армию. Это вполне отвечает условиям театра войны на данном участке и предопределяет направление главного стратегического удара.

Корнилов внимательно разглядывал карту. Красная полоса Северного фронта простиралась от берега Рижского залива по Двине примерно на триста верст. С нашей стороны правый фланг упирался в море, верстах в пятидесяти от Риги. Затем линии окопов пересекали железную дорогу и опускались на юг до реки Аа, делали крутой поворот, перерезали еще одну железнодорожную колею, уже в двадцати верстах от Риги, и, наконец, упирались в берег Двины в районе Икскюля. Отсюда до Риги было рукой подать. Правда, карта вдоль всей линии фронта испещрена обозначениями болот и заболоченных речных пойм, озер и озерных перешейков, а на ближайшем направлении к Риге рассечена широкой синей лентой Двины.

— Предполагаемое направление удара? — спросил главковерх.

— Возможны два стратегических направления: Рига и Двинск, — указка в руке Лукомского поочередно уколола два кружка. — Большинство данных говорит за то, что противник избрал рижское направление. Хотя возможны сюрпризы и Двинску.

— Численность?

— Четырнадцать-пятнадцать пехотных дивизий, три-четыре кавалерийских. В резерве фронта пять дивизий. Всего у Эйхгорна свыше ста пятидесяти тысяч штыков и сабель.

— Чем располагает генерал Клембовский?

— В распоряжении главкосева. Пятая и Двенадцатая армии. Однако некомплект штыков в них превышает пятьдесят тысяч. Некомплект артиллерийского парка, а также боеприпасов.

Лукомский отложил указку и вынул из папки несколько листков.

— Штабом подготовлены приказы, направленные на усиление участков предполагаемых ударов за счет резервов Ставки и спешной переброски подкреплений с других фронтов.

Генерал положил листки на стол перед главковерхом:

— Прошу подписать.

Во время всего этого доклада Лукомский держал себя подчеркнуто сухо.

Корнилов отодвинул листки в сторону:

— Не будем торопиться. Вы не забыли о циркуляре, который я просил подготовить?

— Никак нет. Он среди приложенных бумаг. Корнилов перебрал листки. Нашел. Циркуляр гласил: «При восстановлении порядка в частях, отказавшихся исполнить приказ, до сих пор бывают случаи применения стрельбы вверх. Приказываю подтвердить мое категорическое требование: 1) После того как увещания, уговоры и прочие меры нравственного воздействия не дали желательных результатов, предъявлять неповинующимся частям точные требования, давая на выполнение их кратчайший срок; 2) Раз признано необходимым применить оружие, действовать решительно, без колебаний, отнюдь не допуская стрельбы вверх; за применение таковой стрельбы начальников, допустивших ее, привлекать к ответственности, как за неисполнение боевого приказа.

Верховный главнокомандующий…» Корнилов подписал, протянул Лукомскому:

— Немедленно отправить во все штабы фронтов и армий. Как идет передислокация Кавказской туземной дивизии?

— Эшелоны в пути.

Впрочем, Корнилов знал это не хуже Лукомского. С каждым днем, с каждым часом он чувствовал, как прибывает у него сил. Задуманный план осуществлялся без сучка и задоринки. Главкоюз Деникин не успел получить предписание о переброске Кавказской дивизии на север, как конники начали погрузку в эшелоны. Деникин давно хотел выдвинуть на повышение своего командира Третьего конного корпуса генерала Крымова. Корнилов хорошо знал этого вояку. Огромного роста, сажень в плечах, белозубый и громкоголосый, он был из тех мужчин, которые все делают в полный размах: драться так драться, гулять так гулять, пить — хоть ведрами. Звезд с неба он не хватал, был прямолинеен, груб. Но любой приказ выполнял точно, не щадя ни других, ни себя. Перебирая в уме, кого выбрать в практические исполнители своего плана, Корнилов сам остановился на Крымове. Мнение Деникина служило лишним подтверждением правильности выбора. Вчера он приказал вызвать генерала в Ставку.

Одно к одному было и предложение штаба морского министерства об упразднении Кронштадта. Еще с кадетского корпуса, как истинный «сухопутник», Корнилов ревниво относился к морякам — они жили своими традициями, иными уставами и раздражали армейских офицеров красивой формой, кортиками, шевронами, белыми кителями. Может быть, в море им доставалось похлеще, чем пехотинцам в окопах, но на берегу они держали себя по отношению ко всем другим с презрением и заносчивостью. Теперь же это недоброжелательство возросло у Корнилова во сто крат: во всех событиях революции не обошлось без бушлатов и тельняшек, а офицеров, верных монархии и отважившихся заявить об этом, моряки просто-напросто сбросили в море или повесили на реях. И в июльские дни они оказались главной ударной силой повстанцев. В последние недели их, кажется, удалось скрутить: зачинщики — в «Крестах» и в Петропавловке, на кораблях же, находящихся в кронштадтской гавани, красные флаги спущены и подняты прежние, белые с синим крестом, андреевские. Но надежней все же упразднить крепость. Линейные корабли поставить на прикол, моряков и береговых — в пехоту, в окопы. Под Ригу. Посылая свое предложение Керенскому, морской штаб предварительно согласовал его со Ставкой. Корнилов мог лишь радоваться тому, что министр-председатель согласился.

«Копай! Да поглубже!» — бурые глаза Лавра Георгиевича лихорадочно блестели. Скорей бы его план из слов стал делом!..

— Где генерал Крымов?

— Вчера вечером прибыл в Ставку и ждет обусловленной встречи.

Слова щелчками вылетали из едва размеженных губ начальника штаба. Наконец, Лукомский не выдержал:

— Ваше высокопревосходительство, я вынужден поставить вопрос о доверии: если командующий не доверяет своему начальнику штаба, последнему не остается ничего иного, как просить о сложении с себя вышеназванных обязанностей. Я не могу понять смысла последних ваших распоряжений, а вам неугодно…

— Угодно, — оборвал его главковерх. — Сейчас поймете. Вы нетерпеливы, генерал. Я обещал вам все объяснить, когда сочту необходимым. Этот час настал.

Он упер свой взгляд в лицо Лукомского:

— Лишь один вопрос: как вы относитесь к Керенскому, его прихвостням и Совдепам?

— Политическая рвань, которая дерзает говорить от имени России.

— Такого ответа я и ждал. Благодарю. Садитесь. И слушайте.

Он распрямился, охватил пальцами подлокотники кресла:

— Пора с этим кончать. Вы правы. Я передвигаю войска не к фронту, а к Петрограду. Чтобы расправиться с предателями России.

— Две дивизии на весь Петроград? — усомнился Лукомский.