Заговор генералов - Владимир Понизовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На рассвете юнкера Александровского военного училища были подняты по тревоге и поротно выстроены на плацу. Начальник училища генерал-майор Михеев прошел вдоль шеренг, придирчиво оглядывая своих питомцев. Потом приказал ротным и взводным командирам собраться в дальнем углу плаца.
— Господа офицеры! Мною получен приказ довести до вашего сведения… он говорил четко, но понизив голос, чтобы не было слышно в рядах юнкеров. Нашему училищу выпала высокая честь нести караул в Большом театре в первый день Государственного совещания. На этом совещании должен быть решен вопрос о назначении военного диктатора России. Кто именно будет объявлен, мне неизвестно, но предположен один из трех генералов: Алексеев, Брусилов или Корнилов.
Группа офицеров пришла в движение.
— Прошу внимания, господа! Имеются достоверные сведения, что некоторые воинские части Московского гарнизона, находящиеся на стороне большевиков, а также вооруженные отряды рабочих совершат нападение на Большой театр с целью помешать совещанию и совершить покушение на провозглашенного диктатора. В случае нападения вы, господа, должны до конца выполнить свой долг.
Он обвел взглядом взводных и ротных командиров, задерживая глаза на каждом лице, словно бы удостоверяясь в том, что его точно поняли.
— По прибытии на место, но не ранее, каждый из вас объяснит юнкерам своего подразделения задачу. Следует добавить, что в случае проявления кем-либо из курсантов малодушия, колебания, а тем паче перехода на сторону нападающих они будут застрелены вами на месте. Пасть смертью, достойной воина, но не покинуть свой пост! Вопросы есть?
Офицеры молчали.
— Каждому юнкеру выдать по четыре пачки — по шестьдесят патронов. Возвращайтесь к своим подразделениям. Подполковник Одинцов, зачитайте приказ на развод караулов перед строем!
Офицеры заняли места на правых флангах своих взводов и рот.
— Слушай караульный наряд на сегодня, двенадцатое августа! — громыхнул командным басом подполковник. — Первый взвод: караул у парадного подъезда восемь постов, юнкеров — сорок восемь…
Голосина у подполковника такой, что его слышно версты на две окрест, и орать он мог, не переводя дыхания, хоть полный час.
После того как приказ был зачитан, перед строем выступил генерал:
— Господа офицеры! Господа юнкера! — в его голосе звучала торжественность. — Приказом по армии и флоту о военных чинах сухопутного ведомства от седьмого сего августа утверждается пожалование командующим армиею за отличия в делах против неприятеля состоящим в прикомандировании к училищу орденом Святой Анны третьей степени с мечами штабс-капитана… поручика… подпоручика… — он назвал фамилии и закончил: — Означенное занести в их послужные списки!
Подал команду. Капельмейстер на правом фланге взмахнул жезлом, и оркестр грянул туш.
3Министр-председатель прибыл в Москву в одиннадцать часов утра. Встреча ему была организована в полном соответствии с ритуалом: на перроне Николаевского вокзала выстроились юнкера выпускных курсов от каждого училища, оркестр, на правом фланге — депутация от Украинского полка с хлебом-солью.
Керенский обратился к юнкерам с речью. Поздравил с производством в первый офицерский чин прапорщика, оценил доблесть и геройство офицерского корпуса в тяжелые дни позора, когда русские полки отступили перед натиском врага.
Оркестр исполнил «Марсельезу». Сопровождаемый перекатами «ура!», Керенский в сопровождении адъютантов и свиты прошествовал к открытому «Делоне-Белвиллю» с флажком-штандартом главы правительства на лакированном крыле капота и приказал везти себя в свою московскую резиденцию — Большой Кремлевский дворец.
Публика на тротуарах вдоль Мясницкой узнавала министра-председателя. Дамы взмахивали зонтиками, до его уха долетали приветственные выкрики и аплодисменты.
Встреча в первопрестольной подняла настроение, ибо после вчерашнего нервозного дня он дурно спал в пути и вообще чувствовал себя препаршиво. Еще бы! Его вынудили пойти на попятную во всех ранее принятых решениях. На вечернем заседании кабинета, созванном по требованию кадетов, он утвердил требования главковерха, хотя и облек их в расплывчатую форму: «Принципиально признать возможность применения тех или иных мер до смертной казни в тылу включительно, но проводить их в жизнь лишь по обсуждении в законодательном порядке каждой данной конкретной меры, сообразно с обстоятельствами времени и места». Если просочится за стены Малахитового зала и узнает улица!.. В качестве предохранительной меры он распорядился выставить на перекрестках центральных улиц столицы усиленные пикеты офицеров и юнкеров, а на остальных улицах патрули. На этом же последнем заседании правительства было принято решение, коим запрещались всякие шествия и сборища в столице. И все же день был лучезарно-праздничный, публика на тротуарах узнавала и приветствовала, Керенский раскланивался на обе стороны, помахивал рукой и посылал зонтикам воздушные поцелуи. Он уже жил предвкушением своего выступления со сцены Большого театра.
4Открытие Государственного совещания назначено было на три часа, но публика заполнила площадь перед Большим театром уже с утра, а делегаты и почетные гости начали прибывать с полудня. Ближние подступы были в тройном оцеплении юнкеров, да еще преграждены металлическими барьерами, и для прохода оставлены два узких коридора, где офицеры проверяли билеты.
Антон пришел к театру рано, но к лестнице не спешил. Толкался в толпе. В большинстве собрались обычные праздношатающиеся, принаряженные дамы, отставные старики, статские и военные, и, как и в Питере, множество «тяжелоздоровых» — молодых щеголей, служителей неких ведомств, предоставляющих отсрочки от призыва в армию.
Начали подъезжать автомобили. Толпа обжимала их тесным кольцом. Шелестели передаваемые от одного к другому восклицания: «Министр внутренних дел!.. Земледелия!.. Чернов!.. Авксентьев!.. Атаман Каледин!..» «А где же Керенский? Почему нет Керенского?..» Все жаждали лицезреть прежде всего министра-председателя: «любовника революции», «заложника демократии», «душку», «первого гражданина России»… «Ах, пропустили! Он подъехал к театру с противоположной стороны — и уже там!..»
Антон протиснулся к проходу, предъявил билет. Его место — во втором ярусе, неподалеку от бывшей царской ложи. Зал был уже почти весь заполнен. Кто-то в соседних креслах объяснял:
— Обратите внимание: справа в партере — члены Государственных дум всех созывов и лидеры промышленности, а также конституционные демократы… В центре — члены ВЦИК, Советов депутатов, а также иных организаций демократии… Под нами в ложах — генералы и делегаты офицерских и казачьих союзов… Царская ложа предоставлена дипломатическому корпусу и военным атташе дружественных и союзных держав!..
Вдоль сцены, перед рампой и оркестровой ямой, тянулся стол, а за ним, во все огромное пространство, до самого задника, драпированного тканью и разрисованного декорациями, рядами стояли кресла. Но вот начал заполняться и президиум. Человек триста, не меньше. А зал был уже набит до отказа.
Ровно в три часа, секунда в секунду, из-за кулис появился в сопровождении двух юных адъютантов, поручика и мичмана, Керенский. Он был в строгом, застегнутом на все пуговицы френче полувоенного образца. Икры обтянуты желтыми крагами. Быстро прошел к трибуне. Адъютанты встали по стойке «смирно» по обе стороны от нее.
Министра-председателя лорнировали и разглядывали в бинокли. Антону издали его лицо казалось просто белым пятном.
— Граждане! — министр-председатель вскинул правую руку и повел ею, описывая широкий полукруг. — По поручению Временного правительства я объявляю Государственное совещание, созванное верховной властью государства Российского, открытым под моим председательством как главы Временного правительства!
Голос Керенского, казавшегося таким маленьким из отдаленной ложи, звучно заполнил весь зал.
— От имени Временного правительства приветствую собравшихся здесь граждан государства Российского, в особенности приветствую наших братьев-воинов, ныне с великим мужеством и беззаветным геройством под водительством своих вождей защищающих пределы государства Российского! продолжал он. — В великий и страшный час, когда в муках и великих испытаниях рождается и созидается новая, свободная и великая Россия, Временное правительство не для взаимных распрей созвало вас сюда, граждане великой страны, ныне навсегда сбросившей с себя цепи рабства, насилия и произвола!
Адъютанты, по обе стороны трибуны тянувшиеся в струнку, стояли, обратив лица к своему правителю, и поднимали и опускали головы вслед движениям его рук. Это выглядело забавно.