Косарев - Николай Владимирович Трущенко

— Десять лет тому назад свету не было, а теперь свет мешает говорить!..

Конец речи прерывается аплодисментами».

Здесь весь Косарев. Его безыскусственность. Мягкий, ненарочитый юмор. Умение достойно выйти из сложной ситуации.

Юношеская непосредственность и искренность, какая-то неподдельная открытость также были типичными чертами выступлений Косарева.

…Идет девятое заседание XVI съезда ВКП(б). Косарев впервые получил слово на высшем партийном форуме. Он говорил взволнованно о том, что в реконструктивный период задачи коммунистического воспитания молодежи, вовлечения ее в хозяйственное и культурное строительство переросли комсомольские рамки, это — общепартийная задача. Оратор выступал аргументированно, убежденно. Но время неумолимо. Косарев увлекся — регламент исчерпан… Председательствующий Григорий Иванович Петровский давно встал, звенит колокольчик. Надо завершать выступление.

— Товарищи, — Саша сконфуженно апеллирует к залу, — мне председатель звонит, если можно, мне еще минут восемь…

В зале голоса: «Дать! Продлить!..»

— Придется дать, Григорий Иванович, — обращается к Петровскому сидящий близ секретарь ЦК Компартии Украины Павел Петрович Постышев. — Молодежь ведь…

— Кто за то, чтобы дать еще минут пять? — спрашивает Петровский, — Большинство.

И тут совершенно неожиданно для самого Косарева и столь высокой аудитории и совсем не под стать ответственному моменту с Сашиных уст непроизвольно, но настоятельно срывается фраза:

— Больше я просил…

В президиуме смех, а из зала снова слышны предложения: «Дать, продлить!!!»

Сохранились все стенограммы выступлений Косарева на съездах партии и комсомола. Корреспонденты «Комсомольской правды» — летописцы славного пути Ленинского комсомола и «биографы» вожака молодежи — зафиксировали собственное восприятие косаревских докладов и речей.

Вот он на IX съезде ВЛКСМ. Один на один с огромным залом Большого театра. Звонким голосом Косарев произносит речь при открытии съезда:

«Крепнет сплоченность двух поколений бойцов — между старыми большевиками, старой большевистской гвардией и между членами Ленинского комсомола. В этом крепость, в этом сила нашей пролетарской революции».

Косарев любил экспромты, постепенно становился настоящим мастером их.

«Сегодня мне предстоит трудная задача, — укладывая тезисы, говорит он. — Эта задача трудна потому, что я, как и многие из присутствующих здесь, еще не имею опыта выступать с таким серьезным вопросом, на таком квалифицированном съезде, как наш съезд (шум, смех в зале).

Косарев жестом прерывает шум.

— Дело тут, товарищи, не в скромности, а в сложности темы, которую мы будем обсуждать…

Постепенно Косарев оживляется, и теперь в его речи все время мелькают меткие, яркие образы, остроты. Съезд часто прерывает доклад аплодисментами, временами долго не стихает шум».

«Оратором Косарев был прирожденным, — вспоминал его друг и соратник Семен Федоров, — умел зажигать массы. Это было особенно важно в период нэпа, когда приходилось перестраивать всю методику комсомольской работы, а в следующий период, когда резко усилилось участие комсомола во всех областях общественно-политической, хозяйственной и культурной жизни страны».

Косарев оставил после себя большую библиографию своих работ. Среди них есть брошюра «Ленинскому комсомолу большевистский стиль работы». Это текст его доклада на объединенном пленуме Ленинградского обкома и горкома ВЛКСМ 23 июля 1933 года. Он хорошо передает манеру косаревских выступлений в комсомольской аудитории.

Подзаголовки в нем — резкие, сами по себе уже бичующие заскорузлые методы в работе некоторых комсомольских вожаков, а текст как бы сохранил живую речь Саши:

«Многие комсомольские руководители стали двигаться как слоны в жаркий летний день, тихо, спокойно, вяло. Нельзя молодым людям так работать. Нельзя создавать такую обстановку: «Не тронь меня, и я тебя не трону». Люди боятся самокритики, потому что не хотят раскрыть плохие стороны своей работы. Но часто бывает так: работники горкома или райкома смело, даже лихо критикуют ячейки, но если кто-то из ячейки попытается взять за жабры райком или горком, то тут бьют по рукам, считают, что это «неполитично», «нецелесообразно», «подрывает руководящее значение райкома» и т. д. Бить нужно не «по рукам», а по этим настроениям.

Не бойтесь, что вам иногда тоже попадет в драке, без настоящей драки бойца не воспитаешь. Поэтому не дрейфьте, посмелее наступайте на недостатки, посмелее наступайте на работу различных общественно-политических организаций, которые не перестроились. Нас партия всегда поймет, когда надо, поддержит и скажет: «Вот это — боевая молодежь, этой молодежи палец в рот не клади!» Побольше бодрости, побольше смелости, побольше энергии… Мы — нс клуб «молодых философов». Мы — боевая коммунистическая организация, и эта боевая организация должна иметь боевых руководителей».

Комсомольцы знали, что Косарев не любил лукавства. И после выступлений отвечал на вопросы аудитории прямо, по существу. А если из-за особых обстоятельств и пытался когда уклониться от прямого ответа, молодежь быстро наставляла его на путь истинный. Знала: в конце концов скажет Косарев правду-матку. Именно так произошло, когда московский актив допытывался от него о причине ухода А. Мильчакова с поста генерального секретаря ЦК ВЛКСМ.

Косарев пытался тогда назвать разные причины, а комсомольцы в ответ только шумели:

— Не виляй, Сашка!

— Правду скажи, не говори, что Мильчаков на учебу ушел…

Косарев сам рассмеялся вместе с залом в связи с очередным своим неуклюжим ответом, сдался:

— Нет, не сработался он с членами бюро ЦК комсомола, кадры переставлял, не советуясь…

Трудно ответить на вопрос: что больше комсомольцы любили — его ли выступления или же ответы на вопросы. Слушали его всегда с неизменным вниманием, а вопросов задавали массу. Однажды после его очередного выступления перед комсомольцами Горьковского автозавода ему пришлось отвечать на… сто восемьдесят вопросов!

Косарев приучал вожаков молодежи работать в гуще масс, а не в тиши кабинетов. Быть с нею, а не «руководить» ее делами по телефону. Конечно, он не мог не видеть, как из года в год и комсомол стал захлестывать бумажный поток, и ему навязывался бумажный стиль руководства.

Противостоял ли он этому?

Думается, что да.

— Мы пишем много директив, — говорил он на одном из пленумов. — Директивы у нас бывают неплохие, но вот дела плохие. Всем известно, что невыполненная директива превращается в пустую декларацию. Она не вооружает, не растит актив, она не способствует воспитанию людей.

Однажды Косарев рассказал, как Ленинградский горком ВЛКСМ принял резолюцию «О комсомольском активе и мероприятиях по его укреплению». Прошло три