Косарев - Николай Владимирович Трущенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примечательно и то, что именно в эти годы комсомол находился на подъеме, он все больше упрочивался в качестве важнейшего элемента политической системы общества. И именно тогда начали утверждаться бюрократические методы управления. Не мог и в итоге не миновал их комсомол. Но намного позднее других организаций общества. И в этом была немалая заслуга Косарева.
Он был массовик по натуре, много сил и внимания уделял воспитанию не формальных комсомольских вожаков, а признанных и выдвинутых самой массой молодежи лидеров. Саша сам являл им пример такого лидера.
Был он необычайно внимательным к людям руководителем. Постоянно прислушивался к мнению других работников, никогда не сдерживал их инициативы. Ему чужды были окрик, грубость, высокомерие, администрирование. Заведующий отделом или секретарь, инструктор или референт, машинистка или курьер — со всеми Косарев был одинаково приветлив, внимателен и прост в обращении. К нему можно было всегда обратиться и получить соответствующий ответ. Часто он сам приглашал работника ЦК ВЛКСМ и беседовал с ним, внимательно выслушивал его мнение. К работникам Центрального Комитета, секретарям обкомов комсомола и другим руководителям комсомольских комитетов был он необычайно требовательным. У каждого воспитывал высокую ответственность за порученное дело. Саша не любил разболтанности, волокиты, беспощадно отчитывал за проявление формализма, перестраховку.
Косарев был самым ярым противником протекционизма и семейственности вообще, а в комсомоле — особенно. В роли человека, непримиримого с этими аморальными явлениями, он выступал всегда, невзирая на лица и свое отношение к ним.
Однажды он узнал, что ректорат 1-го МГУ грубо нарушил установленный порядок приема абитуриентов в вуз. Согласно ему состав будущих студентов надлежало формировать преимущественно из представителей рабочей и трудящейся крестьянской молодежи. А МГУ по-прежнему ориентировался в этом деле на интеллигентскую молодежь. Аналогичная картина была и в Сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева. В результате количество трудящихся крестьян, зачисленных в тот год на первый курс академии, заметно сократилось. Зато увеличилось число молодежи, которая по опыту прошлых лет, окончив вуз, «оседала» в канцеляриях Наркомзема, его многочисленных ведомств и лабораторий, расположенных в столице.
Косарев эту тему раскрыл в докладе без обиняков.
— Анатолий Васильевич! — обратился Саша к народному комиссару просвещения Луначарскому, который пришел к концу косаревского выступления. — Я в докладе рассказывал, как в МГУ, уже после того, как приемная комиссия вместе с представителями общественности подвела итоги зачисления абитуриентов и прекратила свою работу, ректорат административным распоряжением зачислил в университет сверх плана еще более 300 человек. Из них 75 процентов составляют лица непролетарского происхождения. — Саша сделал паузу, и, заметив, как Луначарский, спешно листая страницы записной книжки, делает в ней какие-то пометки, продолжил: — Дело в том, что это — результат негодной практики. В МГУ вопреки установленному порядку проводят второй, негласный прием на учебу. Действует система записок, ходатайств от различных влиятельных людей и авторитетных организаций и заведений. Эту порочную систему надо в корне пресечь. И прежде всего в Наркомпросе, в Главпрофобре. С представителями Хамовнического райкома ВЛКСМ, направившего в приемную комиссию не бойца, а растяпу, и с комсомольской организацией МГУ мы сами строго спросим! А что сделает Наркомпрос? — наступал на наркома Косарев.
Саша сам хорошо разбирался в людях. Внимательно присматривался к комсомольскому активисту, прежде чем принять решение о его дальнейшем выдвижении.
Больше всего на свете Косареву претил метод подбора актива «под себя».
— Живого, сильного, смелого парня-рабочего, который не заглядывает начальству в рот, не все наши активисты выдвигают, — говорил Саша в докладе на VI Всесоюзной конференции ВЛКСМ. — Беспокойный элемент, — зачем, мол, связываться. Эта пролетарская публика, если считает себя правой, то какие бы ты эполеты ни носил, какими бы мандатами ни пугал, она со всей большевистской страстностью пойдет на тебя в штыки. Вот почему некоторые активисты и побаиваются выдвигать таких товарищей, а выдвигают тех, кто демонстрирует «верноподданность» секретарю, всегда, при любых обстоятельствах поддерживает секретарскую линию и будет поддерживать ее до тех пор, пока большинство — с секретарем. Большинства нет — и поддержки нет.
Изобличил Косарев в этом докладе комсомольских работников и такого типа:
— На нем рабочая кепка и засаленная кожаная тужурка. Он энергичен, на словах — герой, а бороться с мастером-бюрократом не смеет, потому что от мастера зависит разряд. Он тебе и в МК и в ЦК каждый день заходит, справляется о директивах, интересуется, что здесь думают делать, божится за революцию, строит из себя высокопробного революционера. А на деле фразер-штамповщик, аллилуйщик. Вот этому типу в нашем активе должна быть объявлена беспощадная война, которая будет борьбой за большевистское воспитание молодежи.
В работе Косарев был необычайно естественным, лишенным малейшего намека на наигранность. Серьезность в делах и простота в общении органически уживались в нем. Он буквально «зеленел», когда ему рассказывали о фактах проявления «вождизма» у того или иного комсомольского работника. Косарев часто задумывался над природой этого уродливого явления: откуда рождается оно среди молодежи? Пожалуй, происходит это от того, что в отличие от взрослых молодые руководители не прошли еще школы серьезного классового воспитания. Но, вернее всего, от неумения правильно оценить обстановку, самокритично осознать свою роль в коллективе. «И как тут устоять перед соблазном, — размышлял Саша, — если комсомольцы встречают его восторженно, устраивают ему овацию, чуть ли не качают его. И думает он так: «Это мне аплодируют. Это я такой популярностью пользуюсь». А про то забывает, что такие овации есть выражение чувств к большевистской партии и Ленинскому комсомолу, которых молодежь в твоем лице видит. Партию испытанную приветствуют, а не тебя лично. Непонимание этого и порождает у молодого активиста кичливость, комчванство, зазнайство — своеобразный «вождизм».
С этим Косарев, хорошо изучивший людские слабости, примириться не мог. «Вождизм» пагубно отражался на работе, уродовал молодых активистов на всю жизнь, формировал закоренелых бюрократов.
— Новоиспеченный молодой «вождь», — делился Косарев своими размышлениями с широким комсомольским активом, — не может выступать иначе, как по мировым, или по меньшей мере по вопросам всесоюзного масштаба. Он, видите ли, даже не выступает, а «дает установки». Ему уже не нравится черновая работа, потому что тогда нельзя
