Косарев - Николай Владимирович Трущенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заветной мечтой Косарева было издание большого научного труда о славном пути Ленинского комсомола. Имевшиеся книги по истории Союза молодежи Андрея Шохина, Лазаря Шацкина, Николая Чаплина, Оскара Рывкина были подвергнуты тогда справедливой критике в печати за содержащиеся в них ошибки и неточности. В январе 1933 года бюро ЦК ВЛКСМ по инициативе Косарева приняло специальное решение о написании истории ВЛКСМ. Но осталось оно нереализованным. В декабре 1937 года этот вопрос вновь обсуждался на бюро ЦК ВЛКСМ. Саша не только мечтал об издании истории комсомола, не просто горел желанием создать такую книгу, но и советовал увязать историю с современностью, с актуальными проблемами коммунистического воспитания молодежи.
Косареву принадлежит идея и создания стационарного комсомольского учебного заведения. Еще в мае 1927 года он вместе с Д. Ханиным внес на Бюро ЦК ВЛКСМ предложение о создании курсов комсомольского актива с годичным сроком обучения. Бюро поддержало его, но по неизвестным причинам такие курсы не были открыты. Прошло много лет до той поры, когда подобный замысел был реализован созданием Центральной комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ. В 1931 году выдвигались предложения создать и комсомольский научный центр, и музей истории ВЛКСМ.
Александр Косарев смотрел в далекую перспективу.
ЛЮБИЛ ЧИТАТЬ ПУШКИНА, ЛЕРМОНТОВА…
Пионерка Нина Райкина из Саратова жаловалась Косареву:
— У меня много нагрузок. Я и в кружке затейников, и в шумовом оркестре, и кружке «Будь готов к санитарной обороне», и в Автодоре. Кроме того, работаю в Доме пионеров, и очень мало остается свободного времени…
— А когда же ты отдыхаешь? — спросил Косарев.
— Почти не приходится…
— А ты Лермонтова читала?
— Нет.
— А кто из вас Пушкина читал? — обратился Саша к детям, участвовавшим в той беседе.
— Читать не читали, — дружно отозвались ребята, — а только в школе «прорабатывали»…
— Ну и за какие же грехи вы Александра Сергеевича Пушкина прорабатывали?
Дети от души рассмеялись: «Вот непонятливый!»
А Косарев сидел расстроенный. Бюрократическое слово «прорабатывали» прочно вошло в детский лексикон, и внедрила его школа — учителя и пионерские вожатые. Да разве оно одно? Вон сколько их наговорили пионеры только за эту встречу. Они теперь, оказывается, «подтягивают» (вместо того чтобы сказать «помогают отстающему»). О себе говорят: мы — юдовцы, что означает — юные друзья. «Детеэс» — так дети назвали свою техническую станцию…
Этот разговор Саша вспомнил в сентябре 1936 года, когда готовился к совещанию молодых учителей. Накануне он внимательно изучил статистику о состоянии народного образования в СССР. Картина вырисовалась интереснейшая. Успехи в народном образовании были действительно поразительными. Но в тех же самых данных Косарев усмотрел и тревожные нотки: 270 тысяч учителей начальных классов в школах РСФСР, например, не имели среднего педагогического, а 75 процентов учителей средних школ — высшего образования.
«Это же прискорбный факт, — размышлял Саша над данными. — Оказывается, на педагогической работе очень много неграмотных людей. Второгодничество, отсутствие у Детей интереса к занятиям и объясняются низким общим уровнем самих учителей. Они и слова-сорняки пропагандируют, и казенными штампами учат детей разговаривать. Кто же у них в корифеях ходит, неужто наши комсомольские поэты? Мы-то со всех трибун молодежь призываем стать самым культурным молодым поколением, а они Пушкина — в чулан…» А когда Косарев удостоверился, что размышления его верные, то хотя и горькие, но справедливые слова сказал он учителям на совещании в ЦК ВЛКСМ:
— Желание быть «сверхпередовым», «сверхмодным» очень далеко увело многих работников народного образования в сторону… Богатство русского языка, нашу поэзию в школах дети изучают больше по произведениям советских молодых поэтов, чем по Пушкину. Я не против этих поэтов. Возможно, и они подарят стране достойные произведения. Но пока им самим еще надо учиться. И сегодня не по их произведениям следует изучать русский язык… Неужели методистам, которые составляли школьные программы по русскому языку и литературе, не ясно, что Пушкин нам близок и дорог. — Саша сделал паузу, после которой повторил: — Да, близок и дорог! Поймите же, дорогие товарищи, что он более современен в наше время, нежели тогда, когда жил и работал!
А как разговаривают в нашей школе? — продолжал Косарев. — Прислушайтесь хотя бы к разговорной речи пионеров. Оказывается, в школе не учатся, как, например, я учился, а «прорабатывают». Школьникам, оказывается, не уроки задают, как нам когда-то задавали, а «дают задание». Книжку, оказывается, не читают, как это делали веками, а «работают над книгой». О мальчике говорят не «способный парень», а «парень перспективный»…
Участие в борьбе за всеобщую грамотность населения было наиважнейшим направлением в деятельности Косарева, на котором было все: и совместная работа с Наркомпросом в обществе «Долой неграмотность!», и культурная эстафета за всеобуч и политехнизацию школы, и шефство комсомола над рабфаками. «Вчера, — любил говорить Косарев, — ты мог быть лучшим революционером. Сегодня безграмотному строить социализм невозможно: нужна учеба», — и призывал: «Каждому комсомольцу — среднее образование!»
Нелегкой, очень нелегкой была эта задача. А косаревский призыв по тем временам даже невыполнимым. И в этом случае проявился его юношеский максимализм, торопливость. Но не в них заключалась опасность. Сашу на такие призывы (правда, без точного учета им возможностей страны) подталкивали настроения, имевшиеся в то время еще у значительной группы комсомольцев. Они не только кичились своей отсталостью, но и проповедовали идеи, что являются-де «лучшими пролетариями, потому что — неграмотны». Косарев до глубины души возмущался подобными заявлениями: «Судить надо за такие слова, судить нашим товарищеским судом!» В таких случаях лицо его становилось мрачным, обострялось, и он все время поправлял воротничок рубашки, как будто тот становился тесным, давил на его крепкую шею. А когда гнев полегоньку стихал, то продолжал разговор спокойно, рассудительно: «Наш пролетарий строит социализм, причем строит его на основе марксистско-ленинской теории. А если этот пролетарий
