Сень горькой звезды. Часть первая - Иван Разбойников

табун уже трепещется у его ног. Остается поскорее свернуть беззащитным птицам шеи, что он и делает вполне профессионально. Правда, в последние годы, то ли из-за преследований со стороны лесника Батурина, то ли из-за того, что водоплавающих значительно поубавилось, ловить на плахе перестали, сохранив тоску по прежним браконьерским удачам.

Андрею припомнились лесные прогулки с матерью, ее бережное отношение к каждому, пусть и невзрачному, цветку, травинке, муравью, жуку и землеройке – настоящие уроки добра и любви к природе, живой и беспомощной перед неумолимо притесняющим ее человеком. С воспоминаниями где-то в глубинах души стали подниматься и зреть раздражение и несогласие с болтовней приятеля. А Толя, не подозревая о том, продолжал свое:

– После шестого класса подарили мне одностволку и девять латунных гильз к ней. Я каждый день заряжал девять патронов, а вечером в луже на поскотине девять уток брал. Всего-то три годочка прошло, а где теперь эти утки, где? Самолеты есть, катера есть, трактора есть, взрывники есть, а уток нет! Цивилизация!

Все! Перелилась последняя капля в чашу Андрейкиного терпения:

– Не кажется ли тебе, дорогой мой Пятница, что если мы не можем сыскать утиное гнездо, чтобы сырыми выпить яйца, из которых впоследствии могли бы вылупиться утята, то цивилизация здесь ни при чем? Наоборот, наше голодное брюхо – результат долгого отсутствия ее в наших благословенных краях. Цивилизация – это не только техническое развитие общества, но и культура, в том числе и культура природопользования. (Оговоримся, что здесь Андрюша процитировал свою маму – биолога.) Вот ты мне только что хвастал, что раньше утиные яйца тысячами собирали, а не задумался, что именно по этой причине мы сегодня не можем и десятка найти.

– «Мы не можем ждать милостей от природы – взять их у нее наша задача!» – процитировал Анатолий.

– Мы не можем, а природа ждет от нас милости! – парировал Андрей. – Слишком долго и много мы в этой кладовой брали, думали, что она неисчерпаема. А когда в ней остались полупустые полки, никто в толк не возьмет: куда это все подевалось? И начинают виновных искать вокруг себя, а не в себе самих. Кто-нибудь задумывался, что из тысяч собранных яиц могли вывестись тысячи уток и каждая за свою жизнь снесла бы по полсотни яиц? А те, в свою очередь, тоже! Какой из мальчишек не пытается переловить утиный выводок, попадись он на дороге, и притащить его домой, где утята скорей всего передохнут или станут добычей кошек. А ваши собаки? С ранней весны рыщут они по тайге, разоряя и гнезда и норы, догоняют беспомощных зайчат и отлавливают птенцов-хлопунцов. Любая хвостатая беспризорница губит не меньше живности, чем ее хозяин, который дарит ружье пятикласснику сыну и снисходительно хвалит его за принесенную в запретный сезон добычу. И после всего этого мы еще и жалуемся на оскудение природы, обвиняя в своих грехах не много не мало – цивилизацию!

Наивный юноша! Произнося перед другом свою взволнованную речь, он и не подозревал, что не за горами, а за плечами то время, когда на нефтяной Север хлынут, отнюдь не за туманом или запахом тайги, толпы искателей приключений, считающих чуть ли не долгом прихватить с собой многозарядное ружье и полный рюкзак патронов, чтобы, встав однажды на перелете, палить навскидку по пролетающим стаям и на радость воронам и лисицам усыпать кусты подранками. Когда, оседлав невиданные пока на Неге двадцатисильные «Вихри», будут носиться по засыпающим таежным речкам вольные стрелки и сотнями выбивать доверчивых глухарей. Когда опьяненные запахом нефти и денег нефтяники зальют нефтью нерестовые речки и таежные озера и утиные стаи, опустившись отдохнуть на обманчиво спокойное зеркало, не смогут больше подняться на слипшихся крыльях. Когда будут лететь в ночи на ослепляющий свет газовых факелов и падать опаленными перелетные птицы и в обработанной от комаров пестицидами тайге погибнут не одни тетерева и рябчики. Когда содрогнется земля от рева несущихся вдогонку за лосем вездеходов...

– Андрюха, а почему ты решил, что именно я Пятница, а не наоборот?

– Да потому, что Робинзон любил свой необитаемый остров, старался не наносить ему вреда и даже чего-то сеял. А брать у природа без счета, не думая о завтрашнем дне, – психология дикаря Пятницы, – не растерялся Андрей.

– Ладно тебе, заладил: Робинзон да Робинзон. Никакие мы не Робинзоны, вон погляди: за талами огород и возле него корова.

Сквозь редколесье действительно проглядывало нечто похожее. Чтобы подойти поближе, пришлось сделать изрядный крюк и обогнуть непроходимые заросли черемухи и шиповника. Натоптанная копытами тропинка, круто завернув, неожиданно вывела ребят к заброшенному загону для скота. Большая рыжая лосиха, издалека принятая ребятами за корову, безуспешно пыталась проникнуть через прочные жерди ограды внутрь. Ей старательно мешал лопоухий сынок с длинными узловатыми ножками. Он смешно тыкался ей мордой в живот, пытаясь поймать материнское вымя.

– Зачем она туда лезет? – спросил Андрей.

– Спроси ее, – рассмеялся Толя.

Голоса и смех спугнули зверей, и лосиха торопливо зарысила к недалекому осиннику, успевая оглядываться на ходу на своего сильно отстающего детеныша.

– Задний – переднего перегоняй! – крикнул им вслед Андрей и захлопал в ладоши.

Лосенок прибавил прыти и поравнялся с мамашей. Когда осинник укрыл от непрошенных глаз перепуганную пару, ребята подошли посмотреть, что привлекло лосей за изгородью. Кажется, и нет ничего на истоптанной конскими копытами земле, «кроме мотка ржавой проволоки, истертой подковы и перевернутой кверху дном долбленой колоды, из каких обычно поят скот. Странно. Разгадка нашлась под колодой – несколько кусков каменной соли-лизунца. Это ее учуяла и пыталась достать лосиха. Однако соль, пускай и каменная, робинзонам пришлась весьма кстати. Без соли сырью яйца в рот не лезут. А тут как раз еще одна чернеть уступила пацанам свои голубоватые яйца. И вовремя она это сделала, потому что