Сень горькой звезды. Часть первая - Иван Разбойников

прочитал бдительный товарищ и снял телефонную трубку: «Вскрыт акт дискредитации советской власти!»

В результате невнимательный Синявин последовал по этапу в одной компании с предателями настоящими.

Кандалинцев представил себя в камере вместе с Синявиным и от нахлынувшей к самому себе жалости взвыл. За дверью ему немедленно откликнулась Фроська. Уполномоченный обругал ее стервой, потом притих, вытянулся на полке и незаметно для себя уснул.

Незадолго до того, как Кандалинцев увидел свой первый сон, Жорка-Мариман доставил на катере в поселок Ивана Пипкина по поводу чрезвычайному: на буровой ударила долгожданная нефть. Всеопытнейший бурмастер Ибрагимыч заранее все учуял и не прошляпил, перехватил вовремя. Поэтому буровая стояла относительно чистенькая, в то время как все бурильщики поголовно перемазались теплой нефтью и настоятельно требовали «обмывки». Под чумазую руку подвернулся Жорка на своей «блохе», ему всучили комок кредиток, в подручные дали Ивана и срочно выпроводили, на прощание наказав пустыми не возвращаться.

На их беду, из-за несчастья на озере Клавка магазин не открыла. Зато сторож оказался на месте. Поболтав полчаса с гонцами и выслушав удивительные новости, Карым из благодарности или в порядке компенсации за потерянное ими время расчувствовался и уступил бутылек из собственного резерва на случай простуды или иной лихоманки. Гонцы выпросили у деда еще и малосолого язя в придачу и побрели по поселку в направлении вырубки, где в бараке геологов за Жоркой числилась койка.

По случаю праздничного настроения не торопились. На поляне за магазином Иван ввязался бегать в лапту с мальчишками, но запыхался и отстал от игры. Потом надолго застряли у озера, ожидая пока рыбаки сделают тонь. Наконец невод пошел на берег и показалась трепещущая золотом мотня. Проворные тягуновские пацаны стали таскать карасей в ведра. Внезапно потянуло холодом, над головами сверкнуло и разорвалось грохотом небо, из-за горы стремительно выкатила черная, как воронья печенка, туча и хлынул ледяной дождь.

Мариман в своей шелковой тенниске не стерпел каприза природы и зайцем сиганул по тропинке в Зимник. За ним, не забыв накинуть предусмотрительно прихваченный дождевик, потопал и Пипкин.

– Видишь на бугре баню? – крикнул на бегу Мариман. – Переждем в ней!

От его крика и топота из-под скамейки у бани выскочила небольшая дворняжка, с перепугу едва не сбила с ног Пипкина, еще больше оробела и с поджатым хвостом задала стрекача. Жорка привычно шагнул в темноту бани и, чиркнув спичкой, от неожиданности вздрогнул и попятился: на фоне черных от копоти бревен бани на свежевыскобленном полке лежало недвижимое голое тело.

– Мертвяк! – пробормотал Жорка и уронил обгоревшую спичку.

– Кто здесь? – послышался хрип из темноты.

– Мы, – промычал Жорка.

– Зажги огонь, здесь огарок есть.

Пока Жорка гремел коробком и искал огарок, голый сел на полке и стыдливо прикрылся веником.

– Отдыхаете, гражданин начальничек? – ехидно поприветствовал Пипкин голого. – Мы вас не побеспокоили?

– Отдыхаю, – недружелюбно согласился голый. – Не по своему желанию: вот такие же, как вы, из предбанника одежду сперли.

– Обижаешь, начальник, – заерничал Пипкин. – Нам твои кителя не к лицу. Могу, наоборот, от щедрот своих тебя плащиком выручить – до избы добежать. Конечно, доверять тебе вещь боязно – вдруг заныкаешь? Давай лучше выпей с бывшими зеками, а потом в картишки под интерес скинемся – вдруг пофартит тебе? Мы ставим свою одежду, а ты свою задницу. Идет? – Пипкин достал из внутреннего кармана поллитровку. – А можем и в долг поверить, мы свои долги умеем взять. Что ты побледнел, начальничек?

– Ладно, не дури, дай ему дождевик. Пусть уходит, – прервал Ванькин монолог Мариман.

– Утром верну, – пообещал Кандалинцев.

– Вернешь, – согласился Пипкин, – куда ты денешься. А вот в этот кармашек мне троячок положишь, жаль, что другого кармана нет, оторвался. Да возврати пораньше – мы люди занятые, ждать не можем.

– Держи карман... – пробурчал Кандалинцев и, хлопнув за собой дверью, задул свечу.

Восстановив освещение, Пипкин обил сургуч и ударом ладони по дну бутылки выбил пробку:

– Давай, Жорка, из горла, что-то и мне выпить захотелось.

Иван раскрутил жидкость в бутылке и сделал затяжной глоток. Мариман протянул ему половинку язя:

– Закусывай.

Отпив свою порцию, Жорка растянулся на лавке и поинтересовался у Пипкина:

– И чего ты на старика напал, знаком с ним был, что ли?

– Знаком. Еще как знаком. Давние мы приятели.

– А я, понимаешь, твоего знакомца сперва за мертвеца принял.

– Да он и так не живой, хотя и пережил многих. У добрых людей душа дольше тела живет, а у лихих – наоборот. Вот и у него душа еще смолоду погибла, а тело до сих пор живет и зло творит.

– А я слышал, что у хантов поверье есть, что после смерти человека его тень-двойник остается на земле и вредит людям. – Жорка зевнул и, послушав как по крыше тарабанит ливень, предложил:

– Ваня, давай здесь заночуем, неохота по дождю идти. А еще ханты говорят, что у щуки и у мертвой – зубы живые. Берегись зубов мертвой щуки... Однако всерьез испортилась погода.

Погода и впрямь испортилась. Зародившийся в полярной