Хороший сын - Роб ван Эссен

самое главное, но я замечаю, что мне приходится продолжать повествование через силу. Сюжет – это не по моей части, пусть другие этим занимаются.

Ну что, подведем итоги того, что нам известно? – предлагаю я Бонзо. Ты был Де Мейстером и сдал остальных похитителей Батавира, в благодарность за что получил новую личность, Бонзо. Во всяком случае, этим именем тебя обозначали, когда эту личность для тебя прописывали. Но вдруг с тобой случилась частичная потеря памяти – и всю личность Бонзо ты начисто позабыл. Твое детство создал я, и теперь вы хотите найти его в моей памяти и показать его тебе, в надежде на то, что в твоей голове что-то срезонирует, ты внезапно вспомнишь свою личность в ипостаси Бонзо, и тебя снова можно будет выпустить в мир тем Бонзо, которым ты был эти тридцать лет, – успешным галеристом, насколько мне известно, хотя никакого подтверждения этому не найти. А Йохан соединит наши головы, чтобы передача моей памяти в твою произошла напрямую, потому что Йохан научился это делать. Я все правильно излагаю?

Йохан повернут к нам своей внушительной спиной, он нетерпеливо отмахивается, как человек, который со всем согласен. Когда он разворачивается к нам, то держит на коленях три шлема из тонкого материала, они больше похожи на шапочки для купания, чем на шлемы. Да, что-то типа того, говорит он. Ловит мой взгляд и добавляет: как ты только что сказал. Так оно и есть. Скоро мы все втроем наденем такой шлем и начнем. Я начну. Вам ничего делать не надо.

Я улыбаюсь. Все так, только это неправда, говорю я. Эта история про потерю памяти была придумана только для того, чтобы меня сюда заманить. История-то сомнительная. И неправдоподобная к тому же, если задуматься. Но цели своей достигла: вы знали, как меня уломать. У меня остались хорошие воспоминания о работе в монастыре, и вы, типа, предложили это время повторить. Бонзо еще раз нужно получить детство. Нам нужен ты. Так вы меня и заполучили. Это всегда срабатывает. В одном случае я на протяжении двадцати лет езжу по средам навестить мать, в другом, не задавая лишних вопросов, запрыгиваю к Ленноксу в машину.

У меня почти срывается голос, но жалеть себя нет времени. Красивая история, говорю я Йохану, и я на нее попался, но вообще-то ты хочешь сделать совсем другое. Ты действительно хочешь найти в моей голове детство Бонзо, но только чтобы его убрать, удалить, уничтожить.

Ну вот, Леннокс все растрепал, морщится Йохан.

Вот именно, киваю я, хотя узнал я это от автомобиля, а не от Леннокса. Теперь я понимаю, почему он не поехал со мной до самого конца, он, наверное, испугался, что к нему в голову тоже залезут и удалят оттуда что-нибудь.

Вы там в своей Конторе боитесь, что я еще раз сболтну лишнее, и не хотите рисковать, говорю я. Был такой грех, это когда я работал в ХДПД, а теперь еще раз, с последней книгой. Поэтому вы хотите подправить мне память, чтобы я забыл все о детстве Бонзо и не согрешил опять.

Не знаю, зачем я все время упоминаю грех, слово-то не подходящее.

Вот поэтому я тут сижу, продолжаю я. И сижу я живой только потому, что тебе интересно, работает ли твоя новая система. Я здесь для того, чтобы удовлетворить твое любопытство. Вот зачем было так заморачиваться, вместо того чтобы просто тихонько меня убрать.

Как мы поступили с твоим психотерапевтом, говорит Йохан.

Вот это удар.

С моим психотерапевтом?

Жеромом Коленбрандером. Ты ему тоже все рассказал о Бонзо, забыл? Понятно, за этим к мозгоправам и ходят, но все равно.

Жером? – переспрашиваю я. Мой голос звучит уже не так бодро. Не может быть, чтобы его звали Жером, я бы увидел в некрологе или еще где-нибудь, такое имя я бы не забыл.

Жером, Йерун, что-то типа того, пожимает плечами Йохан. Давно это было.

Какое-то время я молчу.

То есть его вы тоже прослушивали, наконец говорю я.

Мы следили за всем, разве Леннокс тебе не объяснил?

Но зачем вы тогда так долго ждали? Когда Коленбрандер умер, я уже много лет как к нему не ходил.

Риск был в принципе не так велик, соглашается Йохан. У психотерапевтов есть профессиональная тайна, да и Леннокс говорил, что он тебе реально помог и что нужно дать ему еще время, допустим, тебе бы захотелось вернуться к нему, когда бы тебе опять стало хуже. Но в какой-то момент мы подумали, что хватит, в том числе потому, что чувак пристрастился к выпивке и на вечеринках и приемах стал слишком словоохотлив. Мы не изверги, но меру надо знать.

Вы были повсюду? – спрашиваю я. Прослушивали каждое помещение, где он находился?

Мы следили за всем, отрезает Йохан. И поднимает с колен три дряблые шапочки. Давайте, каждый наденет шлем, и начинаем.

Да, давайте, говорит Бонзо, сама попытка уже будет интересной.

Интересная попытка, повторяю я. Это и есть определение хорошего искусства?

Бонзо смотрит на меня с задумчивой улыбкой. Он медленно кивает, отраженный свет поднимается и опускается в стеклах его очков. Вполне может быть, отвечает он, очень неплохое определение.

У меня есть еще один козырь в рукаве. Будь осторожен, Бонзо, это отвлекающий маневр. Он, конечно, хочет заглянуть и в мою голову тоже, но все-таки главный интерес представляет для него твоя голова, потому что ему не терпится узнать, где бриллианты.

Бонзо вскидывает брови, как раньше умел делать Пастор, все с той же задумчивой улыбкой. Йохан, это так? – спрашивает он, не сводя с меня глаз. Все дело в выкупе? Ты до сих пор гоняешься за ним?

Он думает, что бриллианты у тебя, продолжаю я. И хочет узнать где, вот и пытается залезть к тебе в голову. Это единственное, что его заботит. Я делаю широкий жест. Вот это вот все, вся эта фигня, все это построено, чтобы узнать, что случилось с бриллиантами.

Фантазия у него богатая, говорит Йохан Бонзо.

Знаю, соглашается Бонзо, он сочинил мне детство.

Может, ему платит Батавир, брякаю я то, что приходит в голову. Может, он уже много лет работает не на государство. Он хочет добраться до твоих бриллиантов, Бонзо. Или у тебя их больше нет? Ты купил на них произведения искусства и начал свою карьеру галериста? Правда, что ты окончил университет с отличием? А диплом на какую тему писал? Каким искусством торговал все эти годы? Современным, я думаю, правильно?

Бонзо подходит поближе и наклоняется надо мной. Ничем таким, что бы ты мог себе позволить, тихо произносит он, это совершенно другой мир. Ходить в музей, листать каталоги, стоять в очереди в кассу – все это не имеет к тому миру никакого отношения. Я видел вещи, которые ты и представить себе не можешь. Я держал в руках то, к чему тебе даже приближаться нельзя, разрешено только рассматривать через стекло или на репродукциях. Кое-что из этого до сих пор у меня, кое-что пришлось отдать, но это не страшно. Все это продолжает существовать, как бриллианты в грязи. И да, ты прав, с отличием.

Мы отвлекаемся от главного, мне надо сосредоточиться, надо настроить их против друг друга, но это непросто. В этом и заключается беда с обилием сюжета: все запутывается, и приходится внимательно следить за тем, что ты делаешь. Ленноксу это удалось бы лучше, он более трезвомыслящий человек, ему столько слов не нужно. Но я здесь, а Леннокс где-то в другом месте, у меня есть только я сам. Как так произошло, я не совсем понимаю, эта встреча тоже могла пойти совсем по-другому, но сейчас идет противоборство, и мне нужно быть начеку, потому что, похоже, у меня большие проблемы, двое на одного, и эти двое вот-вот окажутся у меня в голове.

Глава 3

Вообще-то, да, правильно, вообще-то я думал, что все произойдет не так быстро, что все будет