Скорпика - Грир Макаллистер

вопрос. Его же лицо было совершенно лишено выражения. Девочка поняла, что он собирается сделать вид, что они незнакомы. Вместо этого он указал рукой на место рядом с собой, которое Эминель молча заняла. Так он поступил бы с любым незнакомцем.

Мальчик вернулся. Она смущалась, не знала, что делать, что говорить. Кинжал был наверху, в ее сумке. Она даже не подумала взять его с собой. Детская ошибка или глупость.

После того, как Гермей отломил кусок сыра, он молча передал его Эминель. Затем после того как поваренок передал хлеб, он поделился с ней хлебом. Оба раза Эминель кивнула в знак благодарности, но не произнесла ни слова. Она не была уверена, что может говорить, когда в голове крутятся эти мысли: ее собственная уязвимость, ее свежее горе, ее доверие к этому человеку, которое за долгие годы проникло в нее до самых костей. Лучше молчать. Лучше подождать. И поесть, когда представится возможность. Теперь, когда ее тело удовлетворило жажду сна, настала очередь еды, и эта жажда стала почти невыносимой.

– Мне разжечь огонь, господин? – спросил поваренок.

– В этом нет необходимости, – ответил негромко Гермей. – Может быть, все же немного масла?

– Конечно.

Мальчик передал масло, опять же с соседнего стола, и мужчина потянулся за хлебом. Эминель могла сказать, что Гермей был взволнован, только потому, что она знала его так давно. Он нахмурился.

Поваренок стоял рядом с плечом Гермея, разглаживая фартук, и, казалось, чего-то ждал. Гермей повернулся к мальчику.

– А где ты хранишь свой эль, молодой человек?

– В погребе, сэр.

– Ах, звучит прекрасно. Боюсь, у меня пересохло в горле.

– Я принесу кружку, – сказал тот.

Повернувшись к Эминель, вор спросил:

– Две?

Она не знала, какой ответ правильный, поэтому предположила.

– Спасибо, нет.

– Тогда только для меня, полагаю, мальчик. Буду очень благодарен. – В его голосе не было ничего, кроме доброты к поваренку, но Эминель теперь поняла его цель. Он хотел остаться наедине.

Вор подождал несколько мгновений после ухода поваренка. Наступила тишина, стихло даже потрескивание огня.

Затем Гермей сказал:

– О, Эминель, – каким-то образом в нескольких коротких слогах был заключен безбрежный океан печали. Никогда прежде ее имя не произносили с таким сожалением.

Защищаясь, она сказала:

– Я избавила вас от проблем.

– Ты никогда не была проблемой. Все переживают.

– Неужели? – спросила девочка, демонстрируя свой скептицизм. – Или это уловка?

– Почему именно уловка? – спросил вор.

– Я могу сдать вас всех. За вознаграждение.

Гермей невесело усмехнулся.

– Вот глупости. Ты бы не стала.

– Знаю.

– Тогда не будем больше об этом говорить. Вознаграждение! Вот честно. О, тише, он идет.

Мальчуган вернулся с двумя кружками, аккуратно поставил их на соседний стол, чтобы не пролилось ни капли.

Гермей из ниоткуда достал несколько медяков, и они упали в протянутую руку мальчика, звеня друг о друга.

– За эль и нашу еду. Хватит?

Мальчик кивнул головой и сказал:

– Очень щедро, сэр, спасибо. Теперь я займусь разведением других очагов. Но я не должен оставлять гостей одних на кухне.

– Обещаю, мы не расскажем, – заговорщицки сказал Гермей, и что-то в его улыбке, должно быть, убедило мальчика, потому что он снова кивнул и исчез.

Теперь они остались вдвоем в мерцающем свете камина. Эминель молча ела свой хлеб, заставляя себя не запихивать его в рот. Он был сухим и черствым, почти затхлым, но с сыром сойдет.

Наконец Гермей твердо сказал:

– Так вот. Ты не должна была нас бросать.

– Я ушла далеко.

– Кто знает, куда тебя занесет? Я бы не хотел это выяснять. Мир опасен.

– А может быть, я сама представляю опасность, – сказала Эминель и почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

– Почему ты так говоришь?

– Моя мама, – сказала Эминель. – Она когда-нибудь говорила тебе, почему мы покинули Арку?

– Нет. Я не хотел знать.

– Из-за моего проклятья, – сказала девочка.

– Проклятья? – В его голосе было что-то вроде нежного любопытства, что открыло дверь для Эминель, чтобы рассказать правду, которую она никому не рассказывала раньше. Ее мать не хотела говорить об этом, поэтому они никогда не обсуждали это. И теперь никогда не смогут.

Но Эминель могла поговорить об этом с этим мужчиной. С мужчиной из Арки.

Может быть, он поймет.

– Я кое-что сделала, когда была маленькой, – начала Эминель. – Я пыталась исцелить кого-то, и мне это удалось, но я причинила ей вред. И тогда я… я вошла в ее разум.

В глазах Гермея что-то мелькнуло, и не только отражение света костра. Похоже, шок. Она искренне удивила его.

– И твоя мать сказала тебе, что это проклятие?

– Да. И что я никогда не должна использовать эту силу.

– И ты не использовала? Ни разу, пока была с нами?

– Нет.

– Позволь мне кое-что показать, – сказал Гермей, похоже, принимая решение. Он неспешно провел пальцами одной руки по подбородку. – Смотри.

Эминель сделала, как он сказал, наклонившись поближе, чтобы наблюдать за ним в свете камина. Он сосредоточился и сделал небольшой жест рукой, лежащей на челюсти, слегка постукивая кончиками пальцев, что напомнило ей о дожде. Затем он резко развел пальцы веером, сгибая каждый, как будто давно не пользовался ими и хотел проверить, насколько они могут растянуться.

Затем Эминель увидела. По его лицу, по его коже пробежала едва заметная рябь. Взгляд карих глаз стал глубже, морщины вокруг них исчезли, когда он улыбнулся, кожистые складки по обе стороны рта разгладились. Его лицо стало моложе, очаровательнее, чем всего несколько минут назад. Два разных инстинкта потянули ее в противоположные стороны. Лицо этого человека выглядело открытым, приветливым, готовым поделиться с ней своими секретами; но сейчас он выглядел как незнакомец, не тот Гермей, которого она знала, и это мгновенно заставило ее насторожиться.

– Ну как? – спросил он.

– Как ты это сделал? – спросила Эминель с удивлением.

Как только вопрос сорвался с ее губ, он опустил руку, стукнув костяшками пальцев по дереву кресла рядом с собой. Изменения исчезли. Он снова выглядел усталым, обычным, знакомым. Она предпочитала его именно таким. Менее очаровательным, полагала она, но вполне знакомым.

– Похоже, в этом трактире должен быть маг, – сказал Гермей. – Наверное, спит наверху. Я позаимствовал немного силы у песка в ее псаме.

– Псама?

На его лице промелькнула грусть.

– Если у тебя есть дар, о котором я думаю, – это не проклятие, Эминель, а дар, хотя и сложный, – тебе нужно знать некоторые вещи.

И Гермей рассказал ей о жизненной силе и песке, о магии, способной изменять тела и разум, землю и воду, воздух и огонь. О Дворце Рассвета и об испытаниях и опасностях, но также и