Скорпика - Грир Макаллистер

лицо было темным от ярости, а тело уже двигалось к Эминель, одна огромная рука выхватила меч из ножен со скребущим звуком, который, казалось, отдавался эхом в вечности.

Когда Эминель открыла глаза, ее все еще окружала темная ночь. Она задыхалась в ночном воздухе. Только темнота заставляла ее сомневаться в том, что она только что видела. Этого не могло быть. Этого не было, сказала она себе. И все же слишком реально, чтобы быть сном.

При всей своей невозможности для Эминель в этот момент видение имело смысл. Конечно, разбойникам она была не нужна, больше не нужна. Она стала обузой. Если девочка отправится в путь раньше, чем они попросят, то избавит всех от лишних хлопот.

Расположение звезд в Арке немного отличалось от Паксима, она знала, но уже не помнила, как выглядело небо дома. Могла ли она вообще считать его домом? Может ли она, должна ли она вернуться в Арку после стольких лет? Эминель не была уверена, но знала, что должна уехать. И определит направление, как только отправится в путь.

Один из близнецов вынес из повозки ее рюкзак и сумку матери, так что Эминель не пришлось заходить внутрь, чтобы взять их. Теперь она убедилась, что разбойники спят – никто не шевелится, никто не наблюдает, – и опустошила обе сумки, чтобы переложить свои вещи и взять только самое необходимое. Она оставила всю одежду матери, которая была ей слишком велика, кроме толстого зимнего плаща.

Когда она его наденет, он, скорее всего, поволочится по земле, но с изменением погоды он ей понадобится.

Стараясь вести себя тихо, Эминель просунула пальцы под каждую подкладку и в каждый карман маминой сумки, даже разорвала швы, которые казались ей не к месту, и нашла изрядную горсть медяков, которые спрятала мама. Она взяла их, а также небольшой кинжал и серебряный браслет, который при необходимости можно было бы продать, и спрятала все в глубине своего рюкзака. Ворона, которого когда-то вырезал для нее один из мужей ее матери, она сжала в кулаке. Вместо того, чтобы взять его с собой, она изо всех сил швырнула его в лес. Затем встала, оставив разобранную сумку матери там, где она упала, и отправилась прочь.

Эминель не пыталась замести за собой следы. Когда разбойники проснутся, они все поймут. Ее не будет, и они, облегченно вздохнув, отправятся дальше своей веселой дорогой. Единственный момент, когда она колебалась, был связан с выбором направления. Эминель выбрала дорогу, не ту, по которой они пришли, и направилась в темноту, куда бы эта дорога ни вела.

К тому времени, когда взошло солнце, Эминель уже очень устала, и ей становилось все хуже. Она, измученная, прилегла в тени, чтобы отдохнуть, но как только погрузилась в дремоту, пришел сон. Этот сон был намного хуже предыдущего, и к тому же это был не сон. Эминель слышала разговор матери и Фасик, много лет назад, когда они думали, что она не слышит. Слова, которые Эминель услышала, закрыв глаза, были словами, которые она облачной темной ночью слышала от самой великанши: «Они обманули меня кое в чем. Я повесила одного на высокое дерево, а второго подвесила к первому».

Эминель, все еще обессиленная, открыла глаза, но молниеносный страх сразу же поднял ее на ноги. Разбойники могли прийти за ней – не для того, чтобы вернуть ее, а чтобы наказать, не дать ей выдать их. Она думала, что ей станет легче, когда покинет их лагерь. Вместо этого паранойя впилась в нее еще глубже. В видении глаза Фасик горели, выражение ее лица было грозным, когда она потянулась за оружием. Эминель вздрогнула. Сейчас ей не нужны были деньги, но разбойники этого не знали, а ведь люди так всегда поступают, не так ли? Получить награду за то, что покажешь властям, где можно найти пресловутых бандитов? Конечно, она никогда бы не сделала такого – они были ее семьей, – но что, если они подумали, что Эминель предаст их?

Девочка продолжала двигаться по дороге.

Когда она увидела ручей, то сошла с дороги и некоторое время шла прямо по воде, помня, что в истории о девочке, которая каталась на ветре, преступник сделал то же самое, чтобы сбить охотничьих собак со следа. Ни у одного из бандитов не было нюха охотничьей собаки, но зачем рисковать? Чем менее предсказуемы ее действия, тем лучше. Эминель нашла дорогу на дальнем берегу ручья, которая уходила в сторону. Она пошла по ней.

К полудню она уже не могла идти, но, словно сама Велья вмешалась вместе с Богом Удачи, и девочка нашла придорожный трактир с вывеской, на которой сообщалось, что есть свободные комнаты. Она сняла одну из них, проигнорировала явное любопытство трактирщика и поднялась по лестнице. В последние мгновения перед тем, как изнеможение взяло свое, она заперла дверь изнутри негнущимися, онемевшими пальцами и погрузилась в сон еще до того, как ее тело смогло упасть на жесткую узкую кровать.

Когда Эминель проснулась, было темно. Идеально, подумала девочка. Она не могла ужинать в главной комнате вместе с другими гостями: это было бы слишком заметно. Теперь, когда большинство постояльцев спали, она могла тайком спуститься в кухню за хлебом и сыром. Если кто-то будет настаивать на оплате, то Эминель сможет выделить медяк или два. Если никто ее не увидит, тем будет лучше. Она не знала, где брать еду потом. Было бы разумнее не платить за эту.

В трактире было тихо, но когда она проскользнула на кухню, освещенную только светом камина, то поняла, что была не одна. Эминель подошла осторожно, но было слишком поздно – ее заметили. Возле очага стояли поваренок, мальчик лет тринадцати, щекастый и шустрый, и молчаливый мужчина, которому он уже передавал сыр; Эминель с ужасом поняла, что мужчина ей слишком хорошо знаком. Эти впалые щеки, эти спокойные глаза. Гермей.

Он уже нашел ее, уже ждал ее. Эминель вовсе не была умной. Теперь оставался один вопрос: зачем он здесь? Чтобы не дать покинуть их группу или чтобы навсегда закрыть ей рот?

Эминель подумала о том, чтобы убежать. Но если бы она это сделала, разве он не побежал бы за ней? Гермей был быстрее, умнее, хитрее. Его присутствие здесь доказывало это. Она могла бы сесть и поесть.

– Есть еще одно место, если желаете, – сказал поваренок. – И еще много всего, за монету.

– Спасибо, – ответила Эминель.

Когда мальчик повернулся к столу позади него, чтобы достать буханку хлеба, Эминель украдкой взглянула на Гермея, на ее лице был