Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

тебя свободным! Поэтому главной общей задачей для всех обитателей камеры было – сохранить телефоны любой ценой!

Днем, до отбоя, телефоны прятались. За исключением редких экстренных случаев. И правильно – ведь днем в любое время могли ворваться люди в форме, иногда даже за десять минут до отбоя. И начать обыск. Но после отбоя – по официальным правилам – доступ в камеру сотрудникам был закрыт. И тут наступало время относительного раздолья.

Все угловые спальные места завешивались хозовскими одеялами цвета тусклого асфальта, которые идеально сливались с ночными сумерками. Получались отделенные от остальной камеры «комнатки» – эдакие отдельные купе, заходить в которые можно было только по персональному приглашению. Там-то в основном и обитали владельцы мобильников, так как необходимо было тщательно скрывать и свечение трубок, и удлинители для зарядников. Да, в камере имелись удлинители. И они подсоединялись к весьма удобно расположенным в этих углах розеткам.

Телефоны доставались из самых разных укромных мест. Это делалось совершенно тайно ото всех, но одна процедура извлечения из тайника была понятна и открыта. Каждый день после 22:00 мы становились свидетелями следующего священнодействия. Старшая выгоняет всех из туалетного отсека, и туда заходят четыре девочки – те самые хозяйки трубок, которые нужно достать. У самого входа в туалетный отсек стоят нары. Девчонка, которая живет на верхнем ярусе, берет в руки одеяло и занавешивает этим одеялом вход в отсек. Получается временная дверь. Дальше мы все слышим только то, как во всех кранах, а также в унитазах – включается вода. Стоит громкий шум водяных потоков, и это длится минут десять. Потом владелицы телефонов быстренько выскальзывают обратно, и ныряют в свои «шалашики». «Дверное одеяло» убирается, и доступ в туалеты снова открыт.

Весь этот процесс выглядел настолько театрально, что мне, как и всем, конечно же, было дико любопытно – что же происходит за этим занавесом? Где же там прячутся эти трубки? Через какое-то время я, увы, узнала об этом. Почему увы? Потому что во время очередного обыска – о ужас! – была обнаружена вся «туалетная» заначка – все четыре телефона в одном месте, да еще и с зарядниками! Тайник весьма банально был устроен в вентиляционном отверстии за решеткой. Такое очевидное место! Было удивительно, что его не обнаружили еще раньше!..

Но так или иначе – телефонная связь в камере в ту эпоху была весьма обширной. Так почему же меня не звали ею воспользоваться? Услышав мои жалобы, Зарубина подмигнула мне: «Не переживай! Сегодня позвонишь!» Серьезно? Получается, меня не звали, потому что я не просила? Мне просто-напросто нужно было озвучить просьбу о звонках! Так просто!..

И действительно, вечером мне велели подойти к спальному месту старшей. Старшая Лемехова, естественно, обитала в углу, причем в самом «козырном», в самом большом по площади. Она пригласила меня присесть, и сказала, что я буду звонить с трубки «вот этой девочки, Алены». И указала мне на свою соседку. Алена протянула мне средних размеров смартфон, с ярко светящимся в кромешной тьме экраном. Я взяла его дрожащими руками. Да это какое-то чудо! Сколько же времени я не прикасалась к мобильному телефону!..

Лемехова добавила, что если у меня есть возможность, то пусть мои родные кинут денег на номер Алены. Сколько смогут. Я с радостью согласилась. И все устроила – попросила об этом своего верного Андрея. В тот же вечер Алене на счет упали две тысячи рублей. И дальше я примерно через день просила Алену дать мне позвонить. И смогла наконец пообщаться со всеми своими близкими и друзьями… Я была так счастлива! И не подозревала, что очень скоро эта лафа закончится.

Оказалось, что Алена со дня на день ожидала этапирования в свой родной Ижевск. Она обвинялась по «народной» 228-й статье – наркотики. В Москве ее держали из-за сопутствующей 210-й, но теперь по каким-то причинам рассмотрение ее дела направили обратно к месту преступления – в Ижевск.

Но как же в течение всех своих путешествий между городами Алена умудрилась сохранить свой смартфон? Вместе с зарядным устройством? При этапировании? Это же нереально! Оказалось, что вполне реально. Возможно, благодаря Алениному положению… Печальному положению…

Дело в том, что она практически не ходила. Вернее, ходила с большим трудом, очень редко и с палочкой. Она была очень молодой, очень красивой, но с изуродованным болезнью грузным телом, а теперь – еще находилась в заключении. Бедняга! Но, как говорили про Алену, она была очень «ушлой». И пользовалась своим несчастным положением вовсю. Она смотрела на окружающих огромными грустными глазами, и всякому поневоле становилось ее жалко. Она никогда не вставала с постели при сотрудниках – ни при проверках, ни тем более при обысках. Ее огромное тело лежало на постели с обреченной неподвижностью, укрывая где-то в своих глубинах запрещенные предметы…

И вот спустя дней десять моей телефонной идиллии я вдруг слышу, что Алену «заказывают с вещами на выход». А через несколько часов она уже стоит на «пятачке» у двери – с палкой, в верхней одежде, в окружении сумок – и прощается со всеми…

По тюремной традиции, каждого уходящего человека – неважно куда: на волю ли, или с этапом – провожают всей камерой. Конечно же, если это происходит не в ночное время. Уходящий говорит небольшую прощальную речь, обычно что-то вроде: «Спасибо всем, простите за все, всем скорейшего освобождения!» А все остальные стоят вокруг и громко хлопают, выкрикивая всякие пожелания. Многие – плачут… В общем, церемония эта всегда впечатляет и трогает за душу… Затем человека выводят. Если баулов много, то остальные девчонки помогают вынести их за дверь…

В случае с Аленой дежур разрешил помочь донести ее сумки аж к дальнему холлу, так как сама Алена ни за что бы не справилась.

И вот она покинула камеру, и я, переварив увиденное, призадумалась: «Как же мне дальше звонить?» Спросила об этом Зарубину. Она сказала: «Не переживай! Будешь звонить от меня…» Но по каким-то причинам меня «прикрепили» к одной из трубок Лемеховой, и теперь я могла звонить только раз в неделю, а то и реже.

Но дружеские отношения с Зарубиной у нас продолжились в том же «терминальном» русле. Встречаясь с ней раз в неделю, мы иронично интересовались друг у друга – что новенького произошло за это время?

Я ей очень сочувствовала: Ирку арестовали через два месяца после рождения ребенка. Были так же арестованы ее муж и брат. И я даже не представляла, каково ей было сейчас думать о своих родных и об оставленном крохотном малыше… На «шестерке» Ирка находилась уже почти год, и она сама, да и все ее подельники, отчаянно