Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine

— Зачем же тогда тратишь на неё время? — удивилась Ишмерай.

— Она красивая, самовлюблённая. И не прочь развлечься со мной. Это видно. Быть может, она влюбится в меня. Тогда это будет ещё и весело.

Ишмерай с неприязнью посмотрела на него и спросила:

— Для тебя это развлечения?

— Да. Если через два месяца она не влюбится в меня, я не Александр Сагдиард…

Ишмерай возразила:

— Свободное сердце вдовы слишком легко заполучить за два месяца.

— Твой срок?

— Женское сердце — для тебя игра, что ли? — с отвращением протянула Ишмерай, потрясенно глядя в его глаза. — Она только что потеряла мужа!

— … и обрела свободу. Если я полюблю её, мы выиграем оба — она и я.

— Четыре недели, — Ишмерай хитро улыбнулась.

— Четыре недели, — Александр усмехнулся. — Хорошо. Если выиграю я — ты возвращаешься со мною в Архей сразу же.

Девушка нахмурилась и серьезно проговорила:

— Я не могу уехать, ты же знаешь.

— Ты уедешь, — твердо сказал Александр.

— Хорошо, — подумав, ответила Ишмерай, решив, что обманет его любой ценой, лишь бы остаться — она не могла покинуть Аннаб, так и не узнав, что случилось с Атаргатой. — А если выиграю я… ты покинешь Аннаб без меня.

Настал черед Александра удивляться.

— Зачем тебе этот спор, если он не выгоден для тебя при любом раскладе?

Ишмерай спокойно воззрилась на него и серьезно ответила:

— Я хочу, чтобы ты был в безопасности. Достаточно человек пострадало из-за меня.

— Сколько самоотверженности, — Александр невесело усмехнулся, очень долго разглядывал Ишмерай, потом произнес:

— Хорошо.

— Я принимаю условия, — кивнула Ишмерай, протянув ему руку. И Сагдиард её пожал.

«Пусть Господь покарает меня за то, что я не сдержу своего слова. Но Александр должен покинуть это место, как бы сильно я не хотела, чтобы он остался. Это не его война. Это моя война…»

Ишмерай снилась богиня Луны, Атаргата. Вместе они неторопливо шли по ночному небу, усыпанному алмазами звезд. Атаргата сияла лунным светом. Белое лицо её, прекрасное, тонкое, печально глядело в пустоту своей одинокой вечности. Прямая и стройная, словно деревце, неукротимая, словно скала, древняя, словно земля, Атаргата молча шла рядом, гордо приподняв голову. Ее рука, сияющая молочным светом, и изуродованная черными язвами рука Ишмерай крепко держались друг за друга.

Перед Ишмерай открылась вся бескрайняя вечность тьмы и ночи. Звезды померкли, погасли млечные пути, и девушка осталась одна. Все дороги к прошлому были стерты, у нее осталась одна дорога — в вечное монотонное безмолвие веков, в тихий безжизненный ад одиночества и бездействия. Она осталась одна со своим существом, со своей силой, в бездне миров, без солнца и луны, без дня и ночи. Это и было ее небытие, в котором ей предстояло утопать всю свою вечность.

Ишмерай проснулась на рассвете и более не смогла заснуть, ворочаясь, дрожа от ужаса. Подойдя к зеркалу, она обнаружила чёрные ломаные линии, покрывшие её шею с левой стороны от уха до плеча.

«Уродство», — подумала она, перевязывая шею платком и радуясь, что Мэйда уезжала на целый день в гости, и занятия их отменялись.

Она просидела в комнате целый день, боясь выходить, боясь, что ее спросят, почему она надела платок, замерзла ли она или захворала. Она не выходила ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину. Она не вышла даже к господину Бернхарду и Элиасу Садегану, когда они приехали. Узнав, что Альжбета хворает, господин Бернхард передал ей самых лучших пожеланий и, нахмуренный, уехал, не задерживаясь у Вайнхольдов надолго.

— Что у тебя болит? — поздно вечером вошел к ней в комнату Александр, не постучавшись.

— Уже ничего, — прошептала девушка и показала ему свои чёрные линии на шее, уже побледневшие.

Мужчина хмуро поглядел на неё, затем неожиданно выдал:

— Одевайся.

— Что?

— Прогуляемся.

— Сейчас?! — Ишмерай почти вскрикнула. — Уже почти десять часов! Вайнхольды уже спят! Как я могу?!..

— Прогуляемся по ночному Аннабу. А ночной Аннаб — это совсем другой город.

Ишмерай ошарашено глядела на Александра и дивилась его опрометчивости. Но его задор передался и ей. И в то мгновение, когда она набралась смелости, необъяснимая радость охватила её сердце и понесла.

— Жду на улице, — с этими словами Александр вышел.

Ишмерай надела своё тёмное платье, плащ, косынку на голову и вышла в сад. Александр повернулся, внимательно оглядел ее и заключил:

— Мрачновато…

Он вдруг подошел к ней, высокий, блистательный, протянул к ней руку, сам снял с неё косынку, убрал в карман и заявил:

— Так намного лучше. Перестань прятать свои волосы. Не такие уж они короткие. Тебе идут эти кудри.

Ишмерай почувствовала, что краснеет. Они пошли темными переулками, стараясь не попадаться на глаза посторонним.

— Тебя знают мало, — тихо говорил Александр. — Но я фигура заметная, особенно среди тех, кто приближен к Бернхарду. С одной стороны, никому нет дела до того, что я гуляю по тёмным улицам под руку с девицей, с другой стороны, будет только лучше, если об этом не узнает ни одна любопытная морда.

— Зачем же ты так рискуешь?

— Хватит тебе сидеть в четырех стенах. Пора бы и повеселиться. Здесь тоже есть жизнь.

Вскоре Ишмерай перестала волноваться и бояться. Пока Александр держал её за руку, она знала, что не потеряется. Она могла верить ему.

Через четверть часа быстрой ходьбы они пришли в тёмный переулок, сжатый между двумя тёмными заданиями, и этажи нависали над молодыми людьми черными мертвыми горами. Но в конце переулка слышался гул голосов и трели развеселой музыки. Александр решительно направился туда. Ишмерай, не колеблясь, шла за ним. Ей казалось, она могла пойти за ним даже к Хладвигу в гости.

У входа, усеянного хихикающими пьянчугами, Ишмерай успела прочитать многообещающую вывеску: «Под лавкой».

— Что это за место, Александр? — скривилась девушка, дико оглядываясь.

— О, это весёлое место, — оживленно ответил тот. — Сюда не заходят сподручные Хладвига. А если я замечу шпиона, разберусь.

Это