Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне же холодно! — восклицала она.
— Подумаешь над своим поведением!
— Ты — гад! Мужлан!
— Я знаю, моя милая! Ты не забываешь напоминать мне об этом!
Он поднялся и отошёл от неё на несколько шагов, предоставляя ей самой подниматься на ноги.
— Помогать ты мне не собираешься? — фыркнула она, с трудом поднимаясь из глубокого сугроба.
— Я гад и мужлан, забыла? — ответил тот, отряхиваясь. — Пожалуй, тебе ещё надо поставить удар. Ты не умеешь драться. Ты ничего не умеешь.
— Ах, не умею! — яростно воскликнула Ишмерай и хотела вновь ударить его, но Александр развернулся, схватил её за руку, подставил подножку, но поймал её в каких-то сантиметрах от снега.
— Ты никого не сможешь атаковать, даже если нападёшь со спины… — лицо Александра красиво озарилось темной усмешкой.
Он поставил её на ноги, и девушка, смущенно опустив голову, пробормотала:
— Так научи меня.
Александр внимательно поглядел на неё. Девушка отряхивала испачканную косынку, и ветер играл с шапкой её густых отросших волос. Они еще не доставали до плеч, но обрамляли её раскрасневшееся от холода лицо тёмным кудрявым заревом.
— На что уставился? — пробурчала Ишмерай, подозрительно сощурившись.
— Тебе так неплохо… — заявил он.
— Ты издеваешься? — фыркнула девушка, встряхнув волосами. — Они остригли меня почти на лысо! Даже тонкие волны Марты Вайнхольд куда красивее моих!
— Верно, Марта Вайнхольд не такая замухрышка, как Альжбета Камош, — тихо усмехнулся Александр.
Девушка фыркнула, стиснула ненавистную косынку чепец, оттолкнула его и направилась в дом.
— Ладно, я никогда не считал тебя замухрышкой! — вздохнул тот, сложив руки на груди. — Тебе просто нужно побольше есть. Не дело это — в семнадцать лет воображать, что в тебя ничего не лезет.
— Не делай вид, что заботишься обо мне! — огрызнулась Ишмерай.
— Поверь мне — я не забочусь о тебе, — в тон ей ответил Александр, разворачиваясь и направляясь прочь. — Я слежу за тем, чтобы Хладвиг не прибил тебя раньше времени. Большего я делать не собираюсь.
«Смогу ли я когда-нибудь ладить с этим человеком? — со вздохом подумала Ишмерай и, понурив голову, направилась в дом, оставив его выпад без ответа. — И когда я смогу увидеть его в следующий раз?..»
Вечером Александр пришёл на званый ужин, устраиваемый Мартой Вайнхольд. Он вошёл в многолюдную гостиную вместе с господином Бернхардом, привлекая всеобщее внимание своей статностью, красотой. Элиас Садеган был хорошо известен на весь город доблестью в бою, своей таинственностью. Он был вхож во многие уважаемые дома, и репутация его была безупречна, но находились любительницы придумать слухи о стайках любовниц, которые по очереди заявлялись к нему в квартиру и занимали его до утра.
Увидев его, многие дамы, — и замужние, и нет, — зашептались, склонив друг к другу головы. Марта Вайнхольд, мрачная оттого, что ей пришлось пригласить какую-то Вильхельмину Райнблумэ, просияла и едва не полетела к нему, но устояла перед соблазном. Альжбета улыбнулась господину Бернхарду, на Элиаса Садегана даже не взглянув.
«Этот франт не пропадёт ни в каком обществе», — подумала девушка, почувствовав, как радостно забилось её сердце от его присутствия.
На Альжбету Камош, одетую в тёмное скромное платье, мало обращали внимания. Адлар Бернхард остался неизменным её другом. Он несколько минут беседовал с хозяином дома, очень быстро переговорил с некоторыми гостями, после подошёл к Альжбете, поприветствовал её и присел рядом.
— Вижу, подобные вечера — испытание для вас, Альжбета, — с грустной улыбкой проговорил он, глядя на неё своими умными темно-серыми глазами, выражение которых так походило на выражение глаз ее отца.
— Я люблю наблюдать за людьми, — с улыбкой отвечала та. — Особенно если они предпочитают не замечать меня.
— Здесь собралось не слишком воспитанное общество, — кивнул Бернхард, обведя гостиную неодобрительным взглядом.
— Несколько человек все же поздоровались со мной, — заметила девушка.
— Всего несколько… — недовольно вздохнул Бернхард.
— Господин Бернхард, прошу вас, — улыбнулась девушка. — Быть невидимкой не так уж и плохо! Порой это приятная роль. Глядите! — ваш верный спутник, господин Садеган, кажется, тоже желает быть невидимкой.
Она с задорной улыбкой указала на Элиаса Садегана, который стоял у окна и лениво потягивал вино, изображая на своём красивом лице такую тоску и мрачность, что Ишмерай стало искренне жаль его.
— Элиас не любит такие вечера, — сказал господин Бернхард. — Он не очень умеет поддерживать разговоры на те темы, которые на самом деле нисколько его не интересуют…
«Он-то?! — Ишмерай едва не прыснула во всеуслышание. — Он умеет всё! Особенно когда ему надо».
— У меня ещё никогда не было такого помощника, — тихо проговорил господин Бернхард, задумчиво глядя на него. — Он умён, верен, силен, хитёр, а если начинает говорить, то только правду.
Вдруг у входа в дом Вайнхольдов послышался оживлённый шум. Гости зашептались, Марта Вайнхольд помрачнела, и Ишмерай услышала недовольный шепот рядом стоявших дам:
— Вильхельмина Райнблумэ…
Едва Ишмерай увидела знаменитую Вильхельмину Райнблумэ, как сразу поняла, почему многие дамы были так недовольны её появлением. Госпожа Райнблумэ вплыла в гостиную подобно величавому лебедю. Каждое движение её было преисполнено грации, каждый шаг — величием и царственностью. Её пышная фигура отличалась редкой красотой, кожа — белизной, светлые волосы отливали золотом и янтарем. Большие голубые глаза миндалевидной формы, обрамленные пышными светлыми ресницами, сияли тёмным огнем, алые пухлые губы горделиво улыбались. Наряд же её был самым элегантным, самым красивым, самым богатым из всех. Вся она сверкала каменьями, и Ишмерай несколько минут не могла оторвать глаз от этой молодой статной женщины.
— Госпожа Райнблумэ! — надев на скривившееся лицо самую любезную улыбку, проворковала Марта Вайнхольд, приветствуя её реверансом. — Как рада я видеть вас!
— Благодарю за приглашение, дорогая Марта, — не менее любезно отозвалась красавица. — Как приятно вновь оказаться в родном Аннабе и тотчас получить приглашение на ужин.
— Какой вы оставили Венису? — осведомился господин Вайнхольд. — Полагаю, чудесной, если вы продолжаете цвести столь пышным цветом.
— Ах, благодарю вас, дорогой Ганс! — засмеялась Вильхельмина, и смех её музыкой пролетел
