Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine

Глава 10. Соколёнок и голубка

Моринф, столица Нодрима, судорожно готовился к войне. По коридорам королевского дворца бегали министры, советники, придворные, слуги. Все — с хмурыми сосредоточенными лицами, с бумагами, поручениями, тихо переговариваясь, шепчась. Нодрим поднимал голову, вооружаясь. В этом не было сомнений.

Гаспара Алистера, Атийского наследника, не держали взаперти, но и ничего ему не говорили. Тем не менее, он чувствовал тревогу, подтачивавшую его решимость и смелость. Его отец и дядя уехали в Заземелье, мать оставалась в Карнеоласе или Атии, он уже запутался. Принцесса Плио бродила по коридорам дворца мрачная, будто в воду опущенная. Со стороны могло казаться, что он не понимал, что происходит. Что взять с избалованного мальчишки? Но Гаспар Алистер всё понимал и всё подмечал.

Он думал о сёстрах не переставая. В Нодриме он узнал, что Ишмерай и Атанаис увезены дикарями, и теперь никто и ничего не знает об их судьбе, а Акил сильно ранен. И, быть может, уже мёртв. Подробностей и новостей ему не говорили.

Целыми днями Гаспар скитался по дворцу, пытаясь что-то выведать. Но всюду его сопровождал высокий нодримец Уэль, молчаливый и суровый, который постоянно запрещал ему ходить туда, куда ему хотелось, и ему приходилось возвращаться к тихой и встревоженной Адиль. Принцесса Плио целыми днями не отходила от короля, своего брата, и порой слышалось, как сильно она с ним ругалась.

Адиль старалась поддерживать Гаспара и говорила ему, что с его сестрами всё будет хорошо, а Гаспар в свою очередь говорил Адиль, что Акил выкарабкается. Они то гуляли по роскошному дворцовому парку, то сидели в гостиной принцессы, и Гаспар рассеянно наблюдал за тем, как Адиль вышивает. Более бесполезного занятия он не мог себе и представить. Но понимал, что из них двоих никто ничего не мог сделать. Он лишь изумлялся своему покою рядом с ней. Стоило ей выйти за дверь, мысли о родных начинали тревожить его.

— Гаспар… — тихо позвала Адиль однажды утром, когда он стоял у окна особенно хмурый и думал, как бы обмануть ему этого непробиваемого Уэля и вернуться в Атию. Он — атиец, наследник герцогства. Он не должен пережидать бурю вдали от родных земель.

Мальчик обернулся. Даже все хмурые мысли не могли отвлечь его от того, что Адиль была сегодня особенно нарядна, мила, и улыбка ее была особенно нежна.

Он тосковал по всем, кого любил и кого не было с ним: по отцу и матери, сестрам, дяде Лорену, Акилу, убитому Марцеллу и даже по погибшему принцу Марку. Он часто вспоминал, как выдал отцу тайну поцелуя Ишмерай и Марка, хорошо помнил, сколь яростное было у отца лицо, как сбежала Ишмерай, и виной всему был он. Расплатой ему стала холодность отца. Его сын вдруг оказался доносчиком. Он донёс на собственную сестру. Он предал их обоих.

Желая быть полезным отцу, Гаспар вообразил себя его ушами и глазами, поэтому слушал всё, что можно было услышать, и высматривал всё, что только можно было высмотреть. Гаспара не выпускали в город. Он был вынужден бродить только по дворцу, а если выходил за его пределы, должен был предупредить нодримца Уэля. Гаспару нравился высокий сильный Уэль, но он был холоден и неразговорчив, и мальчик не знал, как вести себя с ним.

В Моринфском дворце оказалось куда скучнее, чем в карнеоласском Нелее. Здесь не устраивались балы — король Густаво был слишком занят, а его статный сын кронпринц Теро, больше похожий на темноволосую мать, чем на белокурого голубоглазого отца, помогал ему.

В мае во дворце потеплело. Близилось лето. Придворные начали одеваться теплее, но служанки, приставленные к Адиль и Гаспару, всё равно заставляли укутываться, и однажды утром мальчик даже зарычал на одну из них, когда она попыталась стянуть с него ночные штаны и натянуть тёплые подштанники.

— Оставь меня, женщина! — кричал он срывающимся, ломающимся голосом, извиваясь, уворачиваясь от её сильных полных рук. — Я не буду это надевать!

— Всем мальчикам надлежит это надевать, — упрямилась служанка, сурового вида женщина.

— Я уже не мальчик! А мужчина! Я оденусь сам!

— Ты избалованный мальчишка! Гураль! Гураль, помоги мне!

В спальню Гаспара вошла служанка с длинными волнистыми черными волосами и огромными черными глазами. Она была юна и красива, и это еще сильнее взбесило Гаспара.

— Меня зовут Гюраль, — холодно поправила девушка.

— Да мне какая разница?! Зачем родители дают имена своим детям, если нельзя их выговорить?! Помогай!

— Не смейте! — кричал Гаспар, когда старшая служанка все же поймала его и стиснула мертвой хваткой.

Мальчик прикрывался, как мог.

— Какой недотрога! — фырчала служанка, норовя снять с него ночную одежду и втиснуть в дневную.

Женщина все же стянула с него штаны, но мальчик натянул рубаху едва ли не до колен, пряча свою наготу.

— Чего ты там от меня прячешь? — злилась женщина. — В своей жизни я видела и не такое! Что же с тобой случилось сегодня? Три недели давался, сегодня же взбесился, будто черт!

— Выйдите! — потребовал он, когда они остановились неподалеку в ожидании.

— Как знаешь, — служанки ушли, и тот быстро оделся сам — ему более не хотелось, чтобы женщины одевали его, раздевали и мыли. Теперь он все будет делать сам.

Сегодня он думал о том, как осточертел ему этот дворец и все эти люди, которые скрывали от него правду. Ему осточертели эти странные сны — черные извилистые коридоры, наполненные жалящими его ветрами, прогоняющие его, швыряющие его в стены, выкрикивающие ему угрозы. Еще он видел огромный черный зал с неровными каменистыми стенами, со сводчатым потолком и посреди него стоял большой каменный алтарь. На нем лежал человек в погребальных черных одеждах. Лежал смиренно, закрыв глаза, сомкнув на груди кисти руки. А вокруг алтаря выстроились другие люди. Они были словно тени, шесть черных неподвижных теней. И он сам стоял среди них, ожидающий свершения жертвы. Стоял, сложив свои вдруг ставшие мускулистыми, сильные рук, похожие на руки отца, принимая эту жертву.

Каждый из шестерых поднял правую руку, и жертву на алтаре начала