Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей - Джессика Вернберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Многие римляне будут приветствовать в ноябре 1918 года победу Антанты. На Пьяцца Венеция старик помогал своим внукам карабкаться на трофейные австрийские пушки. Но совсем недалеко оттуда, на Корсо Витторио Эммануэле, настроение было менее праздничным. В палаццо Массимо-алле-Колонне престарелый князь Витторио Эммануэле Массимо ссорился со своей невесткой. Несмотря на победу Антанты, он отказывался вывесить на фасаде итальянский флаг. Его невестка Элеонора Бранкаччио умоляла свекра передумать. Тем вечером непреклонный князь записал в дневнике: «…мы возражали, ведь мы никогда этого не делали» [77]. Его решение отражало странное положение, создавшееся в Риме. Для князя Массимо и других членов «черной аристократии» римский вопрос все еще оставался нерешенным. Папе было отказано в суверенитете, и ничто из того, что повидал старый князь за последние полвека, не могло убедить его в легитимности национального режима.
До Первой мировой войны и после нее неудовольствие политическими силами в Риме ощущалось далеко не только в среде старой папской знати. Центр власти Италии резко осуждала миланская социалистическая газета «Avanti!»[18]. Для ее велеречивого главного редактора Бенито Муссолини Рим служил источником «заражения национальной политической жизни… городом-вампиром, сосущим кровь нации» [78]. Констатируя, что «рыба гниет с головы, Италия – с Рима», один из националистических авторов позволял себе еще более разящие умозаключения [79]. Политики полуострова занимали резко противоположные позиции, но всех сближало недовольство правительством. Взрыв гнева произошел из-за того, что в кровавой купели Первой мировой так и не случилось крещения новой нации. В январе 1919 года премьер-министр военного времени Витторио Орландо принял участие в Парижской мирной конференции как «премьер Победы», но так и не добрался до Зеркального зала Версаля, чтобы подписать летом того же года мирный договор [80]. Не сумев удовлетворить как союзников, так и требования сделать Далмацию и Фиуме итальянскими, он в разгар переговоров не выдержал и расплакался [81]. В Версаль отправился уже новый премьер-министр – Франческо Нитти. В Риме подписанное им соглашение окрестили «хромой победой». За этой пренебрежительной оценкой стоял Габриэле Д’Аннунцио, увидевший в происходившем удобный момент. Увлекая за собой разочарованных военных и националистов, он сделал то, на что не осмеливались Орландо и Нитти: на 15 месяцев захватил Фиуме, для которой написал конституцию, где руководящим законом государства был назван «культ музыки» [82]. Пытаясь ограничить влияние Д’Аннунцио, Нитти предложил ему работу, но получил отказ. Сам Нитти менее чем через год был вынужден подать в отставку.
В Риме неизменным оставалось одно: Святой престол занимал папа. Во время войны Бенедикт отказывался покидать город, даже когда Испания предлагала ему безопасность во дворце Эль-Эскориал [83]. Папа был предан городу, хотя война высвечивала всю неуклюжесть его положения в Риме. Почта приходила на Ватиканский холм с опозданием, часто уже пройдя итальянскую цензуру [84]. Что еще хуже, дипломатические отношения папы попали в зависимость от государственной политики. В 1916 году, когда итальянское правительство решило наказать Австрию за бомбардировку Венеции, было реквизировано здание австрийского посольства при Святом престоле в палаццо Венеция – ренессансном дворце, построенном по большей части папой Павлом II [85]. Поговаривали о конфискации папского Немецкого колледжа на периферии папского анклава в Ватикане [86].
Однако тема светского суверенитета пап ушла в тень, заслоненная еще более серьезными политическими осложнениями. Из-за экономических трудностей в Италии росла поддержка социализма. В 1919 году партия PSI открыто продекларировала свое намерение произвести «насильственный захват власти рабочими» и установить «диктатуру пролетариата» [87]. На полуострове не прекращались бурные протесты и забастовки, людей подбивали осквернять национальный флаг. Даже участники социалистического движения оценивали ситуацию как «красный кошмар» и «гражданскую войну» [88]. Такой оказалась радикальная альтернатива политическому прагматизму Джолитти с его консервативными поклонами католицизму. Еще до войны социалисты хвастались, что подстрекают многих к секуляризму, свободной любви и самоубийству [89]. Между 1901 и 1910 годами количество итальянцев, называвших себя неверующими, подскочило от 36 до 874 тысяч человек. Находясь у власти, Джолитти пытался помешать росту влияния PSI увеличением зарплат и объявлением воскресенья выходным днем. Но в 1919 году на всеобщих выборах верх взяли социалисты, и стало ясно, что он потерпел поражение.
На муниципальных выборах в следующем году социалисты пришли к власти в Северной и Центральной Италии. Когда над ратушей ренессансного города Феррары взвился красный флаг, папа Бенедикт XV не на шутку встревожился. Даже его осторожный предшественник Пий X боролся с социалистической угрозой, не только позволяя католикам голосовать, но и поддерживая инициативы мирян по помощи беднякам под эгидой «Католического действия» [90]. Отменив запрет Пия X на католические политические партии, Бенедикт пошел дальше. Он одобрил создание католической Народной партии (PPI) во главе с деятельным сицилийским священником и политическим активистом Луиджи Стурцо [91]. На выборах 1919 года PPI ждал успех. Под руководством Стурцо она образовала вторую по численности фракцию правительства после социалистов [92].
В парламентских дебатах в палаццо Монтечиторио сходились социалисты и соратники Стурцо, но на улицах Италии тех и других ждал уже гораздо более грозный враг. Возмущенный нейтральной позицией социалистов в отношении начала Первой мировой войны, журналист Бенито Муссолини покинул свой пост в «Avanti!» и сделал первые шаги по созданию итальянского фашистского движения. Вернувшись после увольнения к своей сожительнице Рашель и маленькому ребенку, Муссолини объявил: «У меня нет ни гроша… Нас ждет трудная жизнь… Я решил выступить за вступление Италии в войну» [93]. К концу 1914 года он уже выпускал с этой целью собственную газету Il Popolo d’Italia[19]. Ее первые полосы взывали к народу: «Настало время действовать!» [94]. В 1915 году Муссолини призвали в армию, но в 1917 году он вернулся за редакторский стол: был ранен на передовой 40 осколками разорвавшегося снаряда. В последующие годы он сколотит готовую к насилию антисоциалистическую группу фашистов Fasci di combattimento. Собравшись в одном из залов Милана в 1919 году, они поклялись в преданности «только Италии и родине», а также в лютой ненависти к социализму и действующему итальянскому режиму [95]. При этом Муссолини бесстыдно спекулировал на слабости правительства и на подвигах романтических националистов Д‘Аннунцио в Фиуме. Его отряды быстро росли: на первом собрании присутствовало всего 100 человек, к весне 1921 года численность фашистов достигла 187 588 человек [96]. Как идеология ожесточенного действия, фашизм недолго мог довольствоваться сходками в арендованных залах. На севере Италии молодые squadristi, чернорубашечники, врывались в деревни и города, обстреливали и забрасывали гранатами учреждения, нападали на местных политиков с дубинками и кинжалами, даже колотили их вяленой треской – это была кампания неприкрытого запугивания и войны с социализмом.
Даже Муссолини не вполне контролировал членов своего движения, что не мешало ему подстрекать их из здания редакции Il Popolo d’Italia в Милане. Казалось бы, итальянское правительство, наблюдая из Рима за происходящим на севере, должно было дрожать от страха. Однако даже прагматичный Джолитти вскоре посчитал фашистов полезным политическим инструментом. К весне 1921 года в правительстве в Риме уже заседали 35 фашистов. Они составляли ядро Национального блока, правой коалиции, созданной Джолитти для борьбы с экспансией социализма.
Распространения фашистского движения на итальянскую столицу долго ждать не пришлось. В ноябре 1921 года по улицам Рима маршировали 30 тысяч фашистов. Они собрались в Риме на свой общенациональный съезд, местом проведения которого стало огромное круглое
