Город отголосков. Новая история Рима, его пап и жителей - Джессика Вернберг

Жители города всегда отклонялись от правил католической морали, но только теперь то, что прежде было табуировано, становилось общепринятым и даже официально признанным. Это был постепенный процесс, при котором общество и культура развивались одновременно с критикой и сопротивлением. В 1958 году Rugantino, ресторан в Трастевере, закрылся после проведенной там вечеринки, нарушавшей священный характер Рима. В ресторане отмечали 25-летие графини Ольгины ди Робилант, но все внимание было приковано к танцовщице из Ливана Аише Нана, показывавшей стриптиз под музыку римского новоорлеанского джаза [146]. Для Нана тот вечер завершился допросом в полиции. Через два года одна из пировавших там дам, шведская кинозвезда Анита Экберг, снялась в картине Федерико Феллини «Сладкая жизнь» (1960). В начале фильма группа загорающих женщин машет статуе Христа; весь фильм стал критикой роскошествующей римской элиты, для которой уже не действовала христианская мораль [147]. Набожность некоторых кварталов изображалась там как притворство. В кинокартине Пьера Паоло Пазолини «Овечий сыр» (1963) буржуазия поверхностно следует христианской вере, в то время как распинают бедствующий и голодающий рабочий класс [148]. В 1975 году наглядно проявился наносной характер католической идентичности города: Павел VI приветствовал паломников Святого года, а в это время римляне проголосовали за аборты: одобряющих аборты оказалось в городе на 10 % больше, чем в среднем по стране [149]. Это стало сильным ударом для Павла VI, который вслед за своим предшественником Иоанном XXIII попытался реформировать Церковь, созвав Второй Ватиканский собор (1962–1965 гг.). На нем правила литургии, сложившиеся столетия назад, были обновлены в попытке привлечь простой люд: произошел отказ от традиционной латыни, в церкви разрешили исполнять рок-музыку, священникам на богослужениях можно стало смотреть не на крест, а на прихожан.

Такие папы, как Иоанн XXIII, надеялись изменить язык Церкви, чтобы она лучше соответствовала современному миру. Но многие в Риме, казалось, уже решили, что для них речи папы не имеют значения. К концу 80-х годов воскресную мессу посещало всего лишь 15 % жителей города [150]. В 1981 году около 70 % проголосовало за сохранение законности абортов, снова не прореагировав на агитацию Ватикана. Даже на Втором Ватиканском соборе папский викарий Рима Анджело Делл’Аква предупредил, что дискуссии делегатов – это «нечто, о чем римляне не имеют понятия»; исключение составляли римляне, селившие святых отцов – участников Собора в своих гостиницах или отвозившие их в микроавтобусах и в «мерседесах» в Ватикан [151]. Признав изменения в жизни и в характере города, даже власти не стали больше сохранять священный характер Рима. В 1983 году вместо заявлений, что Рим априори священный город, прозвучало признание того факта, что Рим играет особую роль для католиков: «Итальянская республика признает ту особую значимость, которую Рим, первоапостольский престол, имеет для католицизма» [152]. Глядя на город, которым папы некогда правили как викарии Христа, папа Иоанн Павел II (1978–2005 гг.) обнаружил в нем отношение к христианской морали, «близкое к безразличию» [153].

* * *

Днем 13 мая 1981 года Рим и весь мир забыли о безразличии к папе. В половине шестого вечера папу без сознания увезли с площади Святого Петра. Объятая паникой папская охрана бежала впереди открытого «Фиата-Кампаньолы», прозванного «папамобилем». Они отодвигали камеры журналистов и прокладывали путь для выезда с площади. За несколько секунд до того Иоанн Павел II стоял на площади, готовясь пожимать руки верующим, ждавшим его благословения. В тот день десятки тысяч мужчин и женщин собрались для встречи со своим папой, улыбались, готовили фотовспышки. Под колокольный звон, оповещавший о прибытии папы, раздались выстрелы. Лица в толпе исказил ужас: были выпущены четыре пули, и две угодили в папу.

Фотография 23-летнего стрелявшего, турка Мехмета Али Агджи, облетела телеэкраны всего мира. В начале того дня Агджа спокойно пришел из своего отеля на Виа Чичеро к базилике Святого Петра и сел перед ней писать открытки из Рима [154]. За несколько минут до покушения он был почти незаметен, но уже сжимал пистолет, укрывшись за спинами собравшихся на площади паломников. После покушения на Его Святейшество Агджа попытался скрыться. Он ринулся сквозь плотную взволнованную толпу, но путь ему преградила могучая фигура францисканской монахини Летиции Джудичи, сказавшей потом: «Я ждала в тот день, что кто-то его остановит, но поймать Али Агджу выпало мне» [155]. Преступнику некуда было бежать, он направил пистолет на Джудичи, но его руку отвела еще одна монахиня [156]. Когда глава ватиканской охраны Камилло Чибин перелез через деревянный забор, даже Агджа понял, что игра проиграна.

К тому времени папу уже везли на север, в римскую больницу Агостино Джемелли. Там хирурги извлекли фрагменты пули, находившиеся в миллиметрах от его сердца. «Мир молится за папу», – писала назавтра католическая пресса [157]. Это было покушение не только на папу, оно «глубоко ранило сердце человечества» [158]. Пока Иоанн Павел II боролся за жизнь в больнице, мировые лидеры и пресса пошли в наступление. Премьер-министр Канады Пьер Эллиотт Трюдо осудил «варварское» нападение на одного из «мирных посланников Господа» [159]. Премьер-министр Израиля Менахем Бегин призвал израильтян молиться за папу и за «возобновление его труда на благо всего человечества» [160]. Размышляя о покушении, Бегин добавил: «Раз такое могло случиться, значит, возможно все» [161]. На протяжении веков казалось, что Рим и римские папы – символические действующие лица во всемирной драме. Даже убийца Агджа пришел поглазеть на римского папу, став важным действующим лицом великого божественного плана: «Я собирался убить папу и хотел сам умереть на площади Святого Петра, покончить с собой или быть линчеванным. Через много лет я понял… что 13 мая 1981 года Бог сотворил чудо на площади Святого Петра» [162].

Агджа был далеко не единственным, кто видел в папе осевую фигуру божественного плана. Менее чем за две недели до покушения рейс компании Aer Lingus, летевший в лондонский аэропорт Хитроу, был захвачен 54-летним австралийцем, предъявившим требования к папе [163]. Бывший монах римского аббатства, построенного на том месте, где был обезглавлен святой Павел, Лоуренс Джеймс Дауни был изгнан оттуда после того, как ударил по лицу старшего монаха. На борту самолета он облил себя бензином и продиктовал экипажу свое требование: пускай пресса позвонит папе и заставит его раскрыть загадку так называемого «Третьего секрета Фатимы». Имелось в виду одно из откровений, якобы услышанных летом 1917 года тремя португальскими крестьянскими детьми [164]. Первые два, раскрытые публике в 1941 году, содержали ужасающие картины ада и предупреждение, что разразится Вторая мировая война, если продолжатся преступления против Бога и если коммунистическая Россия не покается [165]. Третье, тайное откровение, как был уверен Дауни, содержало послание, от которого произойдет переворот в мировой истории. С ним согласились бы миллионы верующих, совершающих паломничество в Фатиму. Когда в 2000 году Иоанн Павел II обнародовал наконец «третий секрет», послание как будто только подтвердило значимость самого папы: оно было о папе, в которого будут «стрелять пулями и стрелами» [166].

Подлинные мотивы, по которым Агджа стрелял в папу, до сих пор остаются неясными. Некоторые полагают, что он стрелял в папу как в символ средневековых Крестовых походов. Позднее сам Агджа заявлял, что целился в Иоанна Павла II как в «воплощение всего того, чем является капитализм» [167]. Другие доказывали, что нападением руководил КГБ, служба безопасности коммунистического Советского Союза, за свободу католиков которого ратовал Иоанн Павел II [168]. Уже широта диапазона гипотез говорит о том, что папа остается значимой фигурой, хотя его конкретная роль в общественной жизни вызывает споры.

Даже внутри Церкви к папам относятся очень по-разному. Для многих папский авторитет пострадал от ужасающих сведений о том, как папы один за другим покрывали церковников, замешанных в сексуальном растлении. Папа Бенедикт XVI (2005–2013 гг.) не вынес тяжести своего сана и стал первым с 1294 года понтификом, добровольно отрекшимся от престола святого Петра. Многие римляне радовались, когда первоапостольский авторитет перешел к Франциску I (2013 г. – наст. вр.), который даже в сатирических пародиях комиков вроде Маурицио Кроцци предстает фигурой, исполненной тепла и милосердия. Но, невзирая на радость в некоторых кругах, реформы Франциска в области литургии и его открытость современному миру только усиливают раздоры среди католиков: либералы довольны переменами, а консерваторы предрекают церковную схизму. Вне Церкви Франциск заслужил похвалы мировых лидеров и западных СМИ тем, что соответствует новой