Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

виде. Абсолютно все, насколько мне известно, признавались на ней вменяемыми. И если требовалось, чтобы человека признали невменяемым, то ему приходилось пройти все круги ада на «Серпах». Полежать несколько недель под круглосуточным наблюдением в стационаре. Но итоговое решение врачей, в первую очередь, зависело от пожелания следствия. Признать психом или не признать – как следователь скажет, так и будет. И достаточно часто обвиняемых в очевидно жестоких убийствах и последующих расчлененках, признавали совершенно вменяемыми…

Общий корпус

17 октября 2016 года, за час до отбоя, когда «ничто не предвещало», вдруг открывается корма и дежур Вася говорит:

– Вебер, собирай все свои вещи.

– Что случилось? – подлетаю я к нему.

– Тебя переводят в другую камеру. Собирайся быстрее! У тебя 15 минут.

Корма захлопнулась, а мое сердце отчаянно застучало. От неожиданности, от страха перед будущим. В голове запрыгали мысли: «Куда меня переводят? В какую камеру? Что со мной будет? А-а-а-а! Я не хочу! Я тут уже привыкла! Здесь у меня наконец появилось место на нарах! А что будет там? В тех неизвестных камерах, среди новых людей?..»

У Тамары тоже растерянное лицо:

– Ну ничего себе!.. Специально, гады, перед отбоем «заказали»…

Да, переводили практически всегда перед самым отбоем, потому что частенько человек при таком известии начинал активно сопротивляться. Требовал позвать начальство, всячески бузил. А если есть данность, что поздно, ночь, и «начальство будет только завтра», то до человека быстрее доходило, что всякий бунт обречен…

Но я все же стала стучаться в корму:

– Василий! А нельзя ли попросить отложить перевод до завтра? Эй! Ну нельзя же так внезапно! Ведь скоро отбой!

Корма открывается. Вася смотрит на меня с нескрываемым сочувствием и говорит тихо так:

– Нельзя… Слушай, я тебя понимаю. Я рад бы что-то изменить, но и ты пойми – я тут вообще ничего не решаю. Так что давай, собирайся. Не трать время…

Я смотрю в Васины глаза – голубые и всегда немного полусонные. И понимаю: Вася и правда хотел бы мне помочь, но он здесь действительно ничего не решает.

Я вспоминаю все моменты нашего с ним общения. Не раз, застряв на неопределенное время перед входом на спецы, мы стояли и болтали с ним о всякой всячине. И Вася рассказывал, к примеру, как он ходил на собеседования в различные места. Он все мечтал изменить свою жизнь, сменить работу и устроиться хотя бы охранником в магазин. Но его никуда не брали. Услышав о том, что он работает в СИЗО, ему неизменно отказывали. «Это как клеймо! Так и придется тут торчать до самой пенсии…» – говорил он с грустью. А вот как Вася рассуждал по поводу видеокамер, понатыканных по всем сизошным углам: «Вы думаете, эти видеокамеры, чтобы за вами наблюдать?.. Нет! Это – чтобы наблюдать за нами! Не сделали ли мы что-то не то? Чтобы поймать нас, сотрудников, на каком-то проступке… Даже самом мелком. А потом – вздрючить… Так что это мы тут под постоянным наблюдением, а вовсе не вы. Вы никому по большому счету не интересны…»

Что ж, этот Вася – неплохой парень, и он просто выполняет свои обязанности. И теперь его обязанность – вывести меня со спецов…

Поняв, что судьба моя уже решена, я начала метаться по камере и собирать вещи. А девчонки принялись мне помогать, чтобы я уложилась в 15 минут. За полгода у меня накопилось очень много разного барахла. Все, в основном, лежало в ашановских сумках, которые мы вытягивали у дежуров, приносящих передачи.

Именно вытягивали – выпрашивали, выманивали всеми возможными способами. По негласным правилам, именно родственникам было предписано покупать эти сумки, но при этом заключенным они почему-то не отдавались. Через корму зашвыривались пакетики, кулечки с продуктами, вещи, коробочки, тюбики, а сумка оставалась в руках сотрудника. «Сумку – не положено!»

И тогда заключенный, униженно улыбаясь, начинал скулить: «Мне негде хранить вещи! Дежур, отдайте, пожалуйста, сумку. Ну пожалуйста!» И в одном случае из четырех дежур, секунду помявшись, отдавал эту сумку. Это вовсе не было показателем его доброты и милосердия. Нет, просто-напросто в этот самый раз дежур вспоминал, что сейчас ему с сумкой идти куда-то неудобно, что есть другие срочные дела. Так что проще сумку оставить тут, заключенному.

Таким образом, к осени у меня скопилось штук пять таких сумок: зеленых, бордовых, с цветочками. Они стояли под нарами, практически являясь аналогами выдвижных ящиков.

Когда я собрала свои вещи, они как раз заполнили все эти сумки. Одежда, обувь, полотенца, предметы гигиены, книги, продукты… Но надо еще куда-то разместить минеральную воду – шесть полуторалитровых бутылок. И пачек восемь молока! Молоко я заказывала сразу с запасом – по десять литров за раз – поскольку магазинная доставка работала крайне нерегулярно.

Как же мне все это тащить? Я задумалась. Кто-то из девчонок дал совет: «Распихай молоко и воду по сумкам – и вес распределится более равномерно». Я так и сделала. Рассовала минералку и молочные пачки по сумкам, посильнее их утрамбовав. Вроде получилось.

А еще же белье и матрац!

Матрац, хотя и был поролоновый и негнущийся, мы совместными усилиями все же скатали, засунув вовнутрь подушку. Сверху обвязали простыней, чтоб получилась ручка. Вроде можно нести… Я попробовала приподнять каждый баул – тяжело, конечно, но вроде по силам.

Едва мы заканчиваем, появляется Вася: «Вебер, выходи!» Дверь распахивается, я натягиваю пуховик и начинаю выносить сумки. Девчонки мне помогают.

Стоим у двери в коридоре. Тамара бросается меня обнимать – на глазах слезы, у меня тоже. Все остальные тоже как-то дружески и жалобно улыбаются… Даже Фаина… Ого, думаю – значит, они меня все же приняли! И даже что-то ко мне чувствуют! И я, оказывается, тоже что-то к ним чувствую! Что-то типа дружеское… Что ж, как-никак они все же неплохие люди, просто сильно уставшие… Да и привыкли мы друг к другу, что ли…

– Слушай, ты не бойся! – тараторит Тамара. – Тебя переведут в камеру к тяжелостатейникам. Это 106-я, 107-я, 213-я или 308-я… Во всех камерах сидят мои подельницы или знакомые – ты скажешь, что сидела с Репиной, и тебя примут как надо…

– Ну все, все, закругляйтесь! – торопит нас Вася.

Девчонки машут мне руками, он закрывает камеру. Смотрит на кучу моих баулов: «Ну давай, неси все к выходу!» И топает вперед. А я вслед за ним. Тащу все мелкими перебежками – по два баула за раз. Пять сумок и скатку с матрацем.

Прощайте, спецы!..

На выходе Вася перепоручил меня другой сотруднице. Она пришла за мной с общего блока. Увидев