Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

полуночи, так как на обратном пути снова заезжали на «Бутырку» с ее огромными очередями, а потом стояли в не меньшей очереди у «шестерки»…

Когда я вошла в камеру, девчонки уже спали. Одна Тамара подняла голову с подушки и разочарованно пробормотала:

– Вернулась? А мы уж стали думать, что ты дома…

Я горько улыбнулась в ответ… Я уже понимала, что Тамара почти не шутит. Ведь всякий раз, когда кого-то увозили на «продленку», его соседи в глубине душе хоть немного, но надеялись, что этот человек больше не вернется… Что его отпустят. Как бы неприязненно или даже враждебно заключенный ни относился бы к своему сокамернику – он искренне желал ему свободы. И горячо радовался, если вчерашний враг – освобождался! Такой вот парадокс…

Мои визитеры

На следующий день после «продленки» началось мое первое тюремное лето… Серое, тягучее, беспросветное лето, где каждый следующий день был похож на предыдущий. И разбавили его лишь несколько небольших событий.

В конце июня в корму камеры заглянул дежур: «Постройтесь!» Впоследствии я поняла, что так всегда говорили перед тем, как в камеру должны прийти посетители.

Обычно в камеру, кроме сотрудников, проводящих утреннюю проверку или обыск, никто не заходил. Но время от времени были и нерядовые визитеры. В первый раз я таковых увидела на Пасху – пришел батюшка со своей свитой. А в этот день пришли члены ОНК.

Они пришли так быстро, что ни я, ни де Гармо не успели убрать свои матрацы с пола, и правозащитницам, а также сопровождающим их сотрудникам пришлось перешагивать через мой матрац, лежащий у самой двери. В камере стало яблоку негде упасть. Правозащитницы – Анна Каретникова, высокая, очень худая женщина, с волосами соломенного цвета, и Зоя Светова, темненькая, с очень приветливым лицом. Обеим за сорок. Они как-то очень скорбно оглядели нашу крошечную камеру, матрацы на полу, кучи вещей, вылезающих изо всех углов. Зоя сказала:

– Добрый всем день… А кто из вас Вебер Людмила?

При звуке своего имени я вздрогнула и выступила вперед:

– Это я…

– Людмила, здравствуйте! Мы пришли к вам, от ваших друзей… Узнать, как вы тут живете? Все ли в порядке? Есть ли жалобы на содержание? Нужно ли чего?

В голове моей вихрем закрутились сразу сотни жалоб на все вокруг. Да что тут говорить – все и так было очевидно!.. Но глядя на напряженные лица оперативников, которые внимательно на меня смотрели, я интуитивно поняла, что жаловаться на условия содержания не следует… У одного сотрудника работал видеорегистратор, а другой держал в руках планшет и записывал каждое услышанное слово.

Я сказала:

– Передайте, что у меня все в порядке. Условия нормальные…

– А где ваше спальное место?

– Вот оно, – я указала на свой матрац.

– На полу? Вы спите на полу?!

– Нет, на ночь заносим раскладушки…

– Ясно… Но тут… тесновато.

– Да, но мы привыкли.

– И душно очень… Проветриваете?

– Конечно, проветриваем. И гулять ходим каждый день.

– Ну хорошо… До свидания, Людмила… Держитесь тут, мы все делаем, чтобы вам помочь…

Потом я поняла, что вела себя совершенно правильно. Тамара мне объяснила, что в СИЗО немыслимо высказывать жалобы посторонним без согласования с самими сотрудниками. И при дальнейших визитах ОНК – особенно часто они приходили в большие камеры – я убедилась, что именно так все и заведено.

Обычно перед визитом ОНК в камеру заходит оперативник, и предупреждает: «Никаких жалоб», «Можете жаловаться по медицинским вопросам…», «Можно спросить про работу магазина…» Почти всегда разрешалось просить помощи в рамках своего уголовного дела. Но самое лучшее было помалкивать, потому что чем быстрее «онкашники» покидали камеру, тем сотрудники СИЗО были счастливее…

«Ну и ну! – воскликнула Тамара, когда визитеры нас покинули. – В первый раз ОНК пришли на спецблок. Из-за тебя! Удивляюсь, как их вообще сюда пустили… Наверное, с боем прорывались!» В тоне ее слышалось уважение. Мой статус в ее глазах явно подрос… Я же была невероятно рада, что мои друзья нашли такой изумительный способ донести свой привет в это жуткое подземелье…

Дальше Зоя и Анна еще несколько раз приходили ко мне на спецблок, передавали приветы от друзей, сообщения от Марка, с которым вовсю начали общаться на воле… Однажды они пришли во время нашей прогулки, и их отвели прямо в карцерный отсек. Меня же спустили с крыши, и мы пообщались, стоя в темном предбаннике карцера, прямо перед дверями камер… Причем более уже свободно – сотрудник, сопровождающий правозащитниц, вышел, оставив нас наедине. Но я уже давно махнула рукой на условия содержания – ни один «онкашник» их не изменит, поэтому мы говорили только по моему уголовному делу…

Выяснилось заодно, что Зоя узнала обо мне от моей однокурсницы по ВГИКу – Нелли Муминовой, которая в свою очередь уже нахлебалась по горло от нашей судебно-правовой системы. Ее муж Саша Егай, бывший сотрудник МЕНАТЕПа Ходорковского[11], был несправедливо обвинен по экономической статье, полтора года отсидел на «Бутырке» и только чудом отделался таким «смешным сроком». А Нелли поневоле пришлось окунуться в этот мир судов, СИЗО, свиданий, передач. Изучить его вдоль и поперек. И она знала, что немаловажным фактором в таких делах является поддержка правозащитников. Поэтому и прислала ко мне Зою Светову.

Дальше я встречала Зою не очень часто, а вот Анна Каретникова бывала на «шестерке» регулярно. Особенно на общем корпусе. Туда она, конечно, приходила не ко мне лично, а ко всем страждущим…

Она входила в камеру, нагруженная тяжелыми ашановскими сумками, забитыми документами. Присаживалась на чье-нибудь спальное место, и к ней выстраивалась очередь из тех, кому требовалась какая-то помощь. По медицине или в делах… И Анна все подробно записывала в толстую тетрадь…

Худенькая, немного взъерошенная, в роговых очках, пахнущая свежим воздухом и парфюмом, она – вольный человек, добровольно пришедший в тюрьму, словно приносила с собой частичку свободы. Женщины болтали, что Анна сама когда-то сидела. Только так они могли объяснить ее подвижничество: «Какой нормальный будет ходить к заключенным просто так?»

А с Зоей я встретилась уже после освобождения и еще раз горячо поблагодарила ее за помощь и поддержку. И это был прекрасный разговор за чашечкой чая… И было нечто фантастичное в том, чтобы увидеть человека, с которым ты познакомился в тюрьме, уже на воле, в уютном кабинете, за красивым столом…

В июле ко мне пришел Арчи, наконец добившись от моих следаков разрешения на свидание. И вот я живьем оказалась словно в сцене фильма, когда по одну сторону стекла сидит заключенный, а по другую –