Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

– Нет! Нет! Вы что? Вы же обещали! Я сейчас разорвусь!

– Ну ладно, Санек, своди. Все равно еще час тут проторчим…

Ничего себе, думаю: «Они что, если бы не задержка с доставкой, не повели бы меня в туалет? О-о-о!» И, скорее всего, так и было бы!.. Хотя потом я узнала от опытных сидельцев, что по закону конвой обязан предоставлять заключенному возможность посещать туалет каждые три часа. И если они этого не делают, нужно спрашивать номер значка конвоира и грозить жалобами. Но тогда я этого не знала и взывала исключительно к их человечности. Пыталась пробудить жалость. И они сжалились!

Санек пристегнул меня к своему наручнику и повел к дверям местной «сборки». Архитектура «Бутырки» красноречиво вопила о своей древности… Красная деревянная дверь была очень высокой, метров семь, арочного типа. И на итальянский манер в ней была прорублена другая дверь – уже человеческих размеров. В нее-то мы и вошли.

Оказались в огромном холле с высоченными округлыми потолками. Прошли через рамку. Конвоир меня отстегнул, и я наконец попала в туалет. Это был просто восхитительный момент! Момент величайшего облегчения! Вот уж точно, чтобы заставить человека почувствовать себя по-настоящему счастливым, нужно дать ему хорошенько помучиться, а потом вернуть все как было. Этого будет достаточно!

Назад я шла, паря словно на крыльях. Даже этот Санек повеселел, глядя на блаженное выражение моего лица. Мы шли не спеша, и я смогла оглядеться. «Бутырка» отличалась от «Печатников» не только старинной архитектурой. Здесь здание тюрьмы стояло посередине двора, а сам двор был огорожен высокой стеной. Причем двойной, и внутренняя стена была сетчатой. Между стенами шла узкая «полоса отчуждения», и я увидела, как за сеткой ходят вооруженные охранники с собаками…

Где-то через час привели моих подельников. Меня же при этом посадили в «стакан». Потому что я была одна, а их – трое. Им и достался большой отсек.

…В летний сезон в тесном железном «стакане» автозака катастрофически не хватает кислорода. И хотя на дворе солнечно, в «стакане» – темно, словно в гробу. И только через круглый глазок на двери пробивается солнечный луч. И проявляется на противоположной стенке в виде ярких цветных кружков стробоскопа. Я сижу, едва дыша, прислонив голову к стене, не сводя глаз с этих пляшущих пятен. Голова кружится, сознание ускользает, перед глазами начинают скакать уже не только эти стробоскопические шары, а пятна и мушки, сопровождающие обычно сильную усталость или физическое напряжение. Или же это какие-то другие пятна, идущие из моей головы. А может и из сознания – то ли пятна, то ли образы…

В остатках моего сознания появляется мысль, что я сейчас отключусь. По-настоящему так. А потом, возможно, и совсем отключусь. Навсегда. Задохнусь в этом металлическом футляре окончательно нафиг. Умру. И никто даже глазом не моргнет в этой машине. Ну подумаешь – очередная заключенная! Кому какое дело! И в этом безвоздушном мраке я ощущаю себя такой одинокой, никому не нужной, всеми забытой, брошенной на произвол судьбы, на погибель… В этот момент – нет рядом никого и ничего! Только темнота и одиночество! И я вдруг начинаю страстно молить про себя: «Господи! Будь со мной!.. Ты мне так нужен!.. Не покидай меня!..» И вдруг чувствую словно бы чье-то едва уловимое дыхание ли, присутствие ли – не знаю. Ощущаю что-то необъяснимое… И мне становится полегче. А вслед за этим приходит спасительная мысль, что скоро я увижу Марка – и уже точно не буду чувствовать себя такой брошенной…

Но когда мы подъехали к Тверскому суду, оказалось, что нам снова нужно ждать, там снова очередь. Перед нами должно пройти еще несколько процессов… В итоге суд состоялся только около восьми вечера. И в зале заседания кроме участников процесса снова никого не было…

Меня завели в клетку – вместе с моими подельниками, и мне стало дико некомфортно. Прям не по себе! Ведь теперь я и правда была словно бы одна из них. «Но я не одна из них!» – хотелось мне закричать…

До этого момента я была знакома только с одним из них – Виталиком. Двоих других я видела впервые. Это были отец и сын Полянкины. Очень похожие друг на друга невысокого роста мужички. Только один молодой – лет двадцати пяти, а другой старше – лет пятидесяти. Виталик тихо о чем-то с ними переговаривался, почти не обращая внимания на процесс. И все они делали вид, что меня в этой клетке вообще нет. Как бы не замечали…

Когда судья зачитывал постановление о продлении ареста – теперь уже на три месяца, как Тамара и предсказывала, – я упала духом ниже некуда: «Ну все… Это конец… Три месяца! Это так долго! Я не выдержу! Это невозможно выдержать!»

Марк сказал, что он обязательно подаст апелляцию, но, скорее всего, меня оставят под стражей до конца лета. И что он не сможет приходить в «Печатники». Типа в этом нет смысла. Я обреченно кивнула. У меня просто не было больше сил, чтобы продолжать страдать. Я слишком устала за этот бесконечный мучительный день. Мои эмоции закончились…

И вот мы выходим из здания суда на вечернюю улицу. И у самого порога я вдруг вижу Арчи, Андрея, Машу и всех остальных моих друзей – человек двадцать, не меньше. Они так близко! И начинают махать руками и кричать:

– Люда! Держись! Мы с тобой! Борись! Мы тоже делаем все возможное! Все получится! Мы тебя любим!

Конвоиры убыстряют шаг, а мои ребята бегут рядом и все кричат слова поддержки…

У меня, едва я их увидела, буквально перехватило дыхание! И ком подкатил к горлу: я не могла произнести ни слова. И только когда меня заталкивали в «стакан» автозака, я вдруг разревелась – прямо во весь голос. И в этом рыдании было все: и пережитые физические страдания, и разочарование от продления ареста, и отчаяние от того, что я останусь в изоляторе в полном одиночестве до конца лета… Но была и… радость. Невероятная радость и счастье – от того, что мои близкие и друзья меня не забыли! Они тут! Они ждали меня весь этот проклятый день – и дождались, зная, как мне необходимо увидеть любящие лица! Это был какой-то, блин, катарсис! И столь поразительный клубок эмоций, который я испытывала, пожалуй, первый раз в жизни!..

Долго еще перед моими глазами стояла эта картинка: мои друзья, машущие мне и кричащие слова поддержки…

В «Печатники» мы вернулись около